О сетевой литературе RitaSe

Копирайт
Текст был вывешен на сайте "Стихи.ру" около года тому назад http://www.stihi.ru/2004/05/27-21  Он подразумевался как часть полемики о литературе и авторах Интернета. Отсюда - некоторая фрагментарность. По просьбе журнала Копирайт я переработал текст с целью сделать его более самодостаточным; некоторые дополнительные соображения по сходным вопросам можно найти на моей странице в разделе "Всякий треп".


Прежде всего, я хотел бы прояснить чисто технический аспект. Появление легких и недорогих дисплеев бумажного качества - дело недалекого будущего. Полагаю, лет десять. Ну, двадцать. Будет это плазменный экран, полимерная матрица, либо неведомая еще зверушка - вопрос вторичный. Книга в ее привычном нам виде останется - подобно лошадям, сигарам и виниловым пластинкам - игрушкой пижонов, утехой эстетов и прибежищем страдающих беспробудной ностальгией. С этим надо смириться. Аннушка уже пролила масло, новый Гуттенберг пришел; им по большому счету неважно, знает об этом бедняга Берлиоз, или нет.

Как и революция Гуттенберга, компьютерная революция увеличивает поток. Если до Гуттенберга массовым тиражом могли выпустить разве что Евангелие, после него буйным цветом понеслось печатание чего угодно и кем угодно. Это закономерно привело к снижению среднего качества за счет понижения барьера. Пока труд переписчика был дорог, могли издать лишь нечто действительно важное и нужное элите общества - ученым, правителям, немногочисленной просвещенной публике. Переписывали трактаты Аристотеля, Илиаду, Записки Цезаря. С изобретением офсетной печати ситуация стала скорее обратной. Появилась ориентация на массовость, популярность, подыгрывание дурным вкусам. Родились журналистика, детективы и дамская проза. Престиж книги стал стремительно падать; она, одетая в мягкую обложку, превратилась из в основном средства поучения и связи между людьми в средство развлечения. Недаром Лев Толстой в конце 19 века говорил о книгопечатании как о величайшем орудии невежества. На последнем этапе книга - развлечение сжалась под натиском телевизора и компакт-диска.

Компьютер делает выброс массовым тиражом до безобразия простым, еще более снижая планку. Но компьютер приносит и новое качество - облегчение поиска, автоматизацию эрудиции, электронные каталоги. Кто что действительно сказал можно теперь проверить за секунды, а не за полдня. Есть ли перья у кистеперой рыбы, что такое неравенство Коши-Шварца, сколько колонн в Парфеноне - все это выясняется в мгновение ока. Компьютер, при умелом его использовании, позволяет уйти от механических аспектов умственной работы, ускоряя и упрощая.

Теперь вопрос, вокруг которого, собственно, ломают копья. Компьютер и литература - чего ждать от этого симбиоза? Симбиоз ли это вообще, либо противоестественный союз в извращенной форме?

Я склонен полагать, что технической альтернативы электронной книге в обозримом будущем нет. Новая библия Гуттенберга гудит процессором у меня под столом - никуда она оттуда не денется. Из этого я и буду исходить.

Второй вопрос, который усиленно обсуждается, состоит в том, что такое традиционная литература, в противоположность сетевой и графомании. В кругах бумажного писательства склоняются к определению литературы как популярного. Того, что интересно многим. По мнению этих кругов, литература должна отвечать критериям качества, сходным с критериями качества производства автомобилей или радиоприемников, пишущий желательно должен быть профессионалом, то есть жить за счет литературного труда, и, в конце концов, мерой писательского таланта является признание широкой публикой, а движущей силой писателя - тщеславие.

Очевидно, только немногие вещи могут быть популярны, большинство заведомо проигрывает по качеству, и, следовательно, не нужны. Если литература должна быть такой, какая есть, массовые сайты пишущих, не обремененные толковым отбором почти бесполезны, и даже вредны.

В чем я не согласен с этим рассуждением? Я не согласен, что тщеславие - единственная пружина бумагомарания. Более того, поддерживаю тезис о том, что из тщеславия рождаются самые популярные книги - но не самые лучшие. В основе лучших лежит желание разобраться, пригвоздить словом нечто важное для самого сказавшего. В этом пишущий подобен брадобрею царя Мидаса, которому обязательно надо заявить, что у правителя ослиные уши. Станут его слушать или нет, для брадобрея вопрос второстепенный. Он даже склонен не особо афишировать свои изыскания. Этика Спинозы была издана после его смерти по воле автора. Ницше печатался за свой счет и продавался по экземпляру в год. Шопенгауэр дожил-таки до переиздания Мира как воли и представления - кто их всех читает сейчас? По собственному позыву, а не для экзамена? Один из десяти тысяч. Кто такие эти авторы в сравнении с Агатой Кристи, писавшей по роману в год, потому что гонорар за второй роман съедали налоги? (Впрочем, даже железная Агата выпустила неведомые миру мемуары.)

Если написанное задело пять человек, заставило задуматься - это немало. У меня, как человека говорящего есть пяток читателей, которым искренне интересно, что я говорю. Не потому, что я хвалю их опусы, и не потому что пишу лучше Толстого - просто они там находят что-то для себя. Меня они не знают, я их не знаю. Ни одна собака в сети не знает моей настоящей фамилии - ни одна в реале не знает, что я балуюсь сетью. Интернет - мои уши царя Мидаса. Я - графоман? В некотором смысле - нет, ибо графоману нужна бабушка, которая слушала бы его бредни. Мне же нужно просто сказать. С естественностью поминания мамы в определенных жизненных обстоятельствах.

Выпускать книгу для пяти человек - непозволительная роскошь. Поэтому я - не писатель на бумаге. В сети же - запросто. Станет ли Ритуля чем-то в литературе? Вероятность этого такова же, как то, что она выиграет лимон в лотерею - исчезающе мала. Смешно обольщаться по этому поводу. Останавливает это меня? Нет. Я просто стараюсь писать насколько могу лучше - дальнейшее - не в моей власти.

Я останавливаюсь на своей скромной персоне просто для того, чтобы показать, что мотивации человека для появления в сети - не обязательно неудовлетворенное честолюбие.

Как меня правильно назвать? Полагаю, я - дилетант.

Явление дилетантизма, в противоположность графомании, не обязательно несет печать бездарности, оно означает по сути лишь ограниченный круг интересующихся. Ларошфуко, с вершины своего генеалогического древа, изрекающий в обществе мадам де Севинье les mots на потребу пресыщенных аристократов - вот образчик дилетанта. Второй его образчик - шестнадцатилетняя Марина Цветаева, издающая за свой счет первую книжку еще не очень умелых стихов. Книжка сочувственно встречена символистом Брюсовым, которого незадолго до того вдрызг изругал философ Соловьев (О закрой, закрой свои бледные ноги, а иначе простудишься ты). На другом конце дилетантского спектра мы видим эпическую фигуру графа Хвостова, "поэта, любимого небесами", с воспетым им зубастым голубем.

Пожалуй, для контраста стоит вспомнить и известнейшее графоманское произведение XX века, избежавшее стадии дилетантизма - трилогию Малая Земля - Возрождение - Целина.

Интернет - удобное место для дилетанта; здесь существуют все возможности для небольшой аудитории, кружка единомышленников, есть способы быстрого обмена информацией. В дилетантской Сети можно найти почти все, включая сочинения вполне профессионального уровня и сочинения профессионалов. Я пока не встречал сетевых Вещей с большой буквы, от которых ходишь полдня как трахнутый пыльным мешком (помню, полдня болтался по улицам, повторяя "Плывет в тоске необъяснимой...") - но и такие будут, уверен. Только нужно время.

Для того чтобы преодолеть недостатки восточного базара, на котором все говорят сразу, надо дать возможность установиться естественным (да и не очень) иерархиям и объединениям. Нужен Указатель. По сути, Интернет - та же Ленинка. Надо знать, какую книгу и с какой полки брать. Без этого знания полезность большой библиотеки снижается практически до нуля. В фактологическом поиске существующие поисковые машины справляются довольно хорошо. Для литературы нужны машины иного рода - механизмы систем оценок.

На самом деле зачатки такого механизма в форме взаимных ссылок уже существуют. Если А пишет хлам, и хвалит Б, Б вероятнее всего тоже пишет хлам. Если А пишет хорошо и хвалит Б, Б стоит почитать. Эти элементарные правила сильно облегчают жизнь для того, кто не является профессиональным читателем. Кому, слава Богу, не надо читать погонные километры книг для того, чтобы прибавить к ним пять сантиметров своей докторской диссертации, или же просматривать груды рукописей на редакторском столе. (Крайним выражением подобного профессионализма является фраза "забесплатно я уже ничего не читаю").

Я говорю об одном Указателе. На самом деле их должно быть много. Огромное преимущество Сети в ее нынешнем виде - отсутствие монополии. Я не знаю, насколько долго правительства будут терпеть неконтролируемый обмен информацией - мне кажется, время электронной цензуры надвигается, а ее технологии отрабатываются, но пока Интернет - свободнейшее из средств общения. Он также - скорейшее и наиболее демократичное средство. Будем надеяться, что таким и останется.

И последнее замечание. Как отобрать наиболее популярных авторов, заслуженно их похвалить и обеспечить им, чем покушать и на чем ездить - это вопрос интересный, но он не ко мне. Разберутся. Лично я предпочитаю то, на что авторские права либо уже истекли, либо никогда и не начинались.