Никита Брагин. Банальные рифмы

Голоса
РИФМЫ БАНАЛЬНЫЕ, РИФМЫ ГЛАГОЛЬНЫЕ


Рифмы банальные, рифмы глагольные,
Вы порождаете мысли крамольные –
Бросить вас к черту, и жабрами, фибрами
Темы вдыхать, выдыхая верлибрами…

Много говорится на литсайтах о банальных и глагольных рифмах – за них критикуют, притом особенно часто, больше того, упоминание их стало одним из излюбленных приемов критики, как по делу, так и по безделице, более того, банальность и «глагольность» являются ныне чем-то нарицательным:

Купим домик в деревушке под Нарой.
Не поедем больше на Тенериф мы.
И Трабзон, и Хургада, и Канары
Надоели, как глагольные рифмы (Игорь Царев)

Критикуемые же оправдываются, как им кажется, неопровержимым аргументом – но ведь Пушкин использовал глагольные?

Но это лишь одна сторона медали. Зачастую можно слышать совершенно противоположное мнение, выражаемое даже со ссылками на авторитеты – о том, что дело вообще не в рифмах, что настоящая поэзия хороша и с «банальными» рифмами.
Здесь надо отметить один важный момент. Есть же стихи без рифмы. Есть, и очень много. Есть среди них шедевры. Да, и очень много. Я устану перечислять, но хотя бы начну. Илиада, Одиссея, Метаморфозы и Наука Любви Овидия, собственно, вся античная поэзия, все трагедии Шекспира, где преобладает белый стих, Римские элегии Гете, Семь элегий Ахматовой, Маленькие трагедии Пушкина. Еще? «Ночь. Город угомонился» Блока – вообще верлибр. «Абиссинские песни» Гумилева. Мало? «Ундина» Жуковского и «Песня о купце Калашникове» Лермонтова, «Белые сонеты» раннего Бродского. Устал, но поверьте, что этими перечислениями я бы занял всю эту страницу, да и на следующую залез бы.

А вот шедевры на банальных рифмах, на самом деле, не такое уж частое явление, да это еще мягко сказано (если рассматривать современную поэзию). Для понимания сложности проблемы надо обратиться к прошлому русской поэзии. Первые русские рифмованные стихи появились в XVI веке, в эпоху Ивана Грозного, широкое распространение же они получили в следующем, XVII веке. Тогда существовало негласное, но практически всеми соблюдавшееся правило параллелизма – стихи строились парными строчками со смежной рифмой – вот так: aa bb cc dd и так далее:

Дух, иже пророки к людям вещавый,
На апостолы той же ко всем глаголавый,
Сокровенная неведущим открывая
И по обетованию тех научая… (Анонимное «Предисловие к Хронографу», 1627 г.)

Здесь параллелизм проявляется двояко – в сходности («рефренности», повторяемости) смысла парных строк и в сходности рифмующихся слов, то есть их принадлежности к одинаковым частям речи. Такие рифмы называются грамматическими.
Именно эти рифмы были господствующими в русской поэзии, причем не только средневековья, но и нового времени –
вплоть до начала XX века. Активное проникновение рифм антиграмматических началось с пушкинской эпохи; через 100 лет после Пушкина они стали доминирующими… Соответственно, частое использование грамматической рифмы в первой половине XX века считалось бы архаизмом и отсталостью. Особенно на фоне так называемой «реформы русской рифмы», когда массово велись сложные, рискованные эксперименты в области рифмы.

Один из известных экспериментаторов и мастеров рифмы, Вадим Шершеневич (1893 – 1942) сказал так: «Как однажды вспыхнувшая спичка не годна для вторичного пользования, точно так же и вторично употребленная рифма не производит своего первоначального блеска». В этом феномен банальной рифмы, точнее, одна его сторона. Сколько раз рифмовали «камень – пламень», «совершенный – вдохновенный» и т.п.? Ограниченность грамматических рифм, относительно малое число точных рифм в русском языке привели к обогащению поэтической речи рифмами неточными, которых оказалось неизмеримо больше,
чем точных. Здесь можно провести аналогию с математическими понятиями. Есть рациональные числа, и есть иррациональные. Иррациональных неизмеримо больше, и они в этом смысле подобны неточным рифмам. Вот несколько примеров последних:
валятся – пальцы, железные – обрезанные, карьере – истерик, кресты – застыв, крича – плечам, перо – комаров
(все, кстати, взяты из стихов цитированного ранее Шершеневича).

Но в русской поэзии, начиная с середины XX века, наметилась тенденция к «возвращению» грамматических, точных, и даже «банальных» рифм, сосуществующих, иногда даже в творчестве одного поэта, с рифмами неточными, «авангардными».
С чем это связано?

Во-первых, точная, «банальная», много раз опробованная рифма обладает мощной ассоциативной силой. Романтическое «розы-грозы» и бессмертное «кровь-любовь» обладают той притягательностью, что попросту невозможно не обратиться к ним, хоть раз, хоть иногда. Во-вторых, в особенности в последние десятилетия, в русскую поэзию вернулись многие традиционные формы, ранее незаслуженно забытые. Таковы: элегия, романтическая баллада, наконец, «король твердых форм» – сонет, ставший ныне невероятно популярным. Эти формы требуют и соответствующих рифм. Вот, например, терцины Тимура Кибирова:

Перед рассветом зазвучала птица.
И вот уже сереющий восток
алеет, розовеет, золотится.

Росой омыты каждый стебелек,
листок, и лепесток, и куст рябины,
и розовые сосны, и пенек.

И вот уж белизною голубиной
сияют облака меж темных крон
и на воде, спокойной и невинной.

Видите – «птица - золотится», «голубиной – невинной» – вот типичные рифмы «средней степени банальности», довольно часто использовавшиеся ранее, создающие несколько пасторальный образ утра.

Еще одна ипостась «банальной рифмы» в современной поэзии – ирония. Надо немножко (или сильно) насмешить – лучше умелого использования банальной рифмы нет. Больше того, в юмористических стихотворениях практически идеально звучат и банальное и неожиданное, как у Саши Черного в «Оазисе» (1919):

Когда душа мрачна, как гроб,
И жизнь свелась к краюхе хлеба,
Невольно подымаешь лоб
На светлый зов бродяги Феба, -
И смех, волшебный алкоголь,
Наперекор земному аду,
Звеня, укачивает боль,
Как волны мертвую наяду…

Вот еще один пример иронического использования банальной рифмы – один из сонетов Тимура Кибирова, написанный поэтом своей малютке-дочке («Двадцать сонетов Саше Запоевой»). Он особенно замечателен построением одной из катренных рифменных цепей на ключевом слове – любовь (!):

Чтоб как-то структурировать любовь,
Избрал я форму строгую сонета.
Катрена два и следом два терцета.
аbba. Поэтому морковь

я тру тебе опять. Не прекословь! –
как Брюсов бы сказал. Морковка эта
полезнее котлеты и конфеты.
аbba. И вот уже свекровь

какая-то (твоя, наверно) прётся
в злосчастный стих. ccdc. Бороться
нет сил уж боле. Зря суровый Дант

не презирал сонета. Остается
dd, Сашура. Фант? Сервант? Сержант?
А может, бант? Нет, лучше бриллиант.

Можно с уверенностью сказать, что ныне «банальные рифмы» отнюдь не отвергнуты, но используются поэтами, причем вполне успешно, прежде всего, благодаря их ассоциативности. И будут жить и далее. Вот ещё пример – с сайта Рифма.ру:

...............*****............

Я не затем затеял разговор
С душой твоей - за тридевять земель...
Себе я не присвою, словно вор,
Вниманья твоего весёлый хмель.

Я обратился к бедному стиху,
Открыл в себе источник слёз и слов,
Чтоб говорить с тобой, как на духу,
Оставив за спиною груз годов.

Так жаждой обновленья дышит кровь,
Что и душа спешит за нею вслед.
С тобой сейчас рифмуется любовь,
А лучшей рифмы не было и нет.
(Имануил Глейзер)

И лучше не скажешь…

И все же, использование банальных и глагольных рифм таит в себе немалые трудности. Не каждому по плечу.
Я как-то поэкспериментировал. Взял и написал стихотворение на одних банальных. Вот что получилось:

Книги

There is no Frigate like a Book
Emily Dickinson

Нет лучше Фрегата - чем Книга -
Эмили Дикинсон (пер. В.Марковой)

Родные книги! Белые страницы
Наполненными ветром парусами
Возносят дух, одолевая даль!
Фрегаты мысли, слова колесницы
Быстрее птиц летят под небесами,
Соединяя радость и печаль...

Что впереди? Куда ведут дороги?
Чем плачут расцветающие розы?
Что нам подарит наступивший день?
Кому на радость бури и тревоги?
О чём звенят сибирские морозы?
Под чьим крылом легла на землю тень?

Всё это - в беспредельности державы,
Где служит визой только святость чувства,
Где каждый - и монах, и государь,
Где нет оружия сильнее славы
Свободного и чистого искусства,
Что прозревало будущее встарь,

Что пламенело горькими ночами
По площадям и казематам века,
Слезами Бога искупая кровь,
Что ныне и вовек перед очами -
Святая правда, верность человека,
И таинство нетленное - любовь!

Надо сказать, что стихотворение это писалось для конкурса под заманчивым названием «Шедевр рифмой не испортишь»:
http://www.stihi.ru/2006/04/17-64
Идея совершенно неподражаема, и представляет собой классическую этюдную задачу, решение которой очень сложно.
Удачное использование примелькавшихся рифм дается лишь подлинным мастерам – а какой солдат не мечтает о фельдмаршальском жезле? Естественно, что захотелось испытать свои скромные способности.

Постараюсь рассказать, как это получилось, объяснить, так сказать, «технологию» написания стихотворения. Первое дело – подбор рифм, с него я и начал. Выбор был сделан в пользу рифмующихся существительных типа «века-человека», «дороги-тревоги», и, конечно, бессмертного «кровь-любовь», долженствовавшего увенчать композицию. Правда, пришлось полностью отказаться от рифмовки глаголов и прилагательных. Этих рифм очень много, среди них полно банальных, но среди них возможны и рифмы вполне оригинальные, типа «выпивает-воспевает», или «ассенизаторский-колонизаторский» (pardon!), дразнящих ухо бурлескным, а то и гротескным звучанием. Но все равно рифм оказалось так много, что пришлось из них выбирать, отбросив «наименее банальные», типа приглянувшейся сначала «книги-вериги», интересной заложенной в ней антитезой.

Метр стихотворения определился легко. Многие рифмующиеся слова – двусложные и односложные, они диктуют использование двусложника. Естественно, и пафосность многих рифм (славы-державы, века-человека) не могла не сказаться, поэтому был избран ямб. Колеблясь между равно торжественными пятистопником и шестистопником, я выбрал пятистопник просто ради облегчения задачи ввиду отсутствия необходимости соблюдать цезуру.

Строфика стихотворения должна была быть достаточно простой, но я все же отказался от четверостишия с перекрестной рифмовкой, увидев другую возможность. Все рифмы стихотворения – «на слуху», что позволяет легко слышать рифмовку,
даже если рифмующиеся строки разделены строками более чем на одну рифму. Поэтому использовано шестистишие с простой рифмовкой abcabc.

Более чем очевиден был выбор темы. «Банальные рифмы» являются таковыми только для искушенных читателей, много времени проводящих за книгами, или, как минимум, за экраном ПК. Поэтому тема – восхваление Книги. Торжественно-одический, старомодный и высокопарный стиль также диктовался подбором рифм.

Перечитывая это стихотворение, вижу нечто, ранее для меня не столь уж ясное. Во-первых, «банальные» рифмы оказались далеко не равнозначны – некоторые из них «более банальны», как определенные индивидуумы в антиутопии Дж.Орвелла, основанной
на всеобщем равенстве, оказываются «более равными». Второе – несмотря на все усилия, мне не удалось противостоять мощному напору «банальности», которая, как бы вырываясь из рифм, «заражает» в большей или меньшей степени все стихотворение.

Эксперимент мне кажется удачным. Главный вывод – использовать «банальные» рифмы можно – но в современном стихотворении сложно уберечься от штампов, есть все оно будет построено на таких рифмах. Для себя определяю – лучше рифмы чередовать (10-20%, м.б. до 50% банальных, остальные – нет). Это – для себя, в меру собственных невеликих способностей :)

Меня стали оживленно хвалить, я, конечно, поблагодарил, но заметил, что, по моему мнению, стихотворение не выходит из разряда достаточно обычных словесных упражнений и не содержит чего-либо стоящего таких похвал. Это достаточно заурядный набор внешне ярких, но весьма «штампованных» и неглубоких по сути своей фраз. Я не могу выделить в нем ничего такого,
что дало бы ему «право на жизнь». Пусть останется как пример формальной удачи («спрятанность» рифм) при «духовном» поражении. Сам же остаюсь при мнении, что могу пользоваться «банальными» рифмами лишь с осторожностью. Сами же рифмы не надо реабилитировать – они в этом не нуждаются.

Как писал еще Давид Самойлов, «банальная» рифма чрезвычайно сильна своей ассоциативностью, живыми связями с давними шедеврами лирики, настроением, непередаваемым иным способом. В этом и залог жизни «банальной» рифмы, которая не будет изгнана из русской поэзии.