Летним днём, помянув тех, кто пал, ежегодно,
Наливаю, под шёпот: «За, наших, сержант!»,
И домашним не в толк, отчего в горле сохнет,
Если не воевал, и не видел Афган!
Вновь взираю, один, на июльское небо,
Вспоминая печаль олимпийской Москвы.
Вспоминая про землю, в которой я не был,
Но с которою жить, до могильной травы.
Нас - сто сорок. Стоим, на вечерней поверке.
Старшиною отмечен крестами состав.
Ощущенье беды всех сравняло по мерке,
Будто завтра – война, и наутро – в состав.
Ротный долго молчит, и, краснея, вздыхает:
- Кто со мною, в Афган, добровольно, пойдёт -
Три минуты подумав, три шага шагает,
Остальное – назад, на три шага ползёт.
Словно в вечность шагал – неподъёмные ноги
Не желали идти, только долг обязал.
И как страшно мне было увидеть немногих,
Сорок семь, кто солдата в себе распознал.
Вновь вздохнул капитан, землячок мой, Подолин,
Это, братцы – проверка, запомните тех,
Кому спину подставить нельзя в ратном поле,
И запомните тех, кому – братья на век.
Врать не стану - не бабы, в бою век наш краток,
И не хочет никто, но приказ – есть приказ.
В автоматах проверите всё, до возвраток –
Можно жизни отдать за банальный отказ.
Утром, в семь, на плацу рота полным составом.
После завтрака грузятся вещи в Камаз,
И с командою «Рота!», в согласье с уставом,
Под «Прощанье славянки» проводят всех нас.
Продувает метель. Мы стоим возле Антов.
В третий раз не погружена рота моя.
Нет ни – взводных, ни - ротных, ни, просто, сержантов,
Есть измотанность в людях, почти до нуля.
А потом был приказ : Осень семьдесят девять
Разродилась решением: Майских – домой!
Я же долго ещё опасался поверить,
Что ворота живых затворились за мной.
Снова лето. Москва. В олимпийской столице
Вижу вдруг – Титоренко! «Здорово, сержант!»
И от радости слёзы сверкают на лицах,
Ведь армейских друзей список мой не богат!
Мы - за встречу сто грамм, сигаретку, от «Кента»
И потом невесёлый о жизни рассказ:
Нынче Юрка привёз, весь архив в документах,
В министерство сдавая, и знамя, в запас.
Наша 74 138
От Антеев колонной не много прошла,
И ржавеют в ущелье горелые оси
И от крытых машин только остов, да шлак.
И когда по пол литра мы с ним загубили,
Поименно припомнив всех наших друзей,
С горькой водки по-прежнему, трезвыми были,
С этим горем, выходит, не справиться ей!
Летним днём, помянув всех, кто пал, ежегодно,
Наливаю, как с Юркой, «За наших, сержант!»
И домашним не в толк, отчего в горле сохнет,
Если не воевал, и не видел Афган!
Вновь взираю, один, на июльское небо,
Вспоминая печаль олимпийской Москвы,
Вспоминая про землю, в которой я не был,
Но с которою жить, до могильной травы.
22.10.07.