Песнь сомнений. Венок сонетов

Погодина Татьяна
«Вспомнить, как пахла в серванте халва,
И подобрать для серванта слова».
(Тимур Кибиров)

1
Полётом вниз оправдывать паденье,
И истину заталкивать в вино,
Петь в ярости, рыдать от наслажденья,–
Кому противоречие дано?

И обоюдоострое стремленье
И говорить, и чувствовать одно.
Снискать себе хулу и одобренье,
А породив круги, уйти на дно.

И вот, во флер трагический одета,
Post factum, биография поэта.

Покой, венки, улыбка на губах –
Спокойная, понятная едва ли
Тем, кто грехом соитье называли,
И смертью – бытие в иных мирах.

2
И смертью – бытие в иных мирах,
И возрожденьем назовёт иное
Благочестивый праведник – монах,
Бия поклоны, на коленях стоя,

Смиряя дух в молитвах и постах,
Вином и страстью плоть не беспокоя.
И на скрижальных древних письменах
Хранящий мудрость своего устоя.

Права ли цель конечная иль нет –
За гранью он получит свой ответ.

Но чуждых idee fixe душеспасенья,
Взирая на молитвенный экстаз,
Вопрос по сути тот же мучит нас:
Коль жизнь – есть сон, то что есть – пробужденье?

3
Коль жизнь – есть сон, то что есть – пробужденье?
Сейчас и здесь или потом – когда?
Чему придать верховное значенье:
Оскомине запретного плода,

Приняв на веру адовы мученья,
Иль, не попавшись в эти невода,
Коснуться таинств душ переселенья,
Иль с атеизмом сгинуть без следа,

Уйти к червям иль воспарить в дыму?
Чтить многих? Поклоняться одному?

Дай знак… Ты – под землёй? На небесах?
Каких тебе авансов и мистерий,
Коль все мы – только жертвы суеверий,
Коль жизнь – театр, то что такое страх?

4
Коль жизнь – театр, то что такое страх
Тоски предсмертной и Последней Боли?
Смущай, юродствуй, обращай во прах,
Импровизируй, выходи из роли…

Покуда сцена нежится в лучах,
Тебе простят безумства своеволий.
Да будут достоверны на щеках
Улыбок ямки и дорожки соли!

Смутьян, повеса, паж или герой,
Живи играя, но не лги игрой.

Твори великой властью вдохновенья.
Возможно ль век константой простоять,
Когда способна многое менять
Порой песчинка, малое мгновенье.

5
Порой песчинка, малое мгновенье,
Осветит всё внезапною искрой,
И робкое развеять впечатленье
Бессилен дней однообразный крой.

Нетленная соломинка спасенья,
Как воздуха глоток, восторг немой…
Она уйдёт, но памяти томленье
Не раз кольнёт невидимой иглой.

Упрямо, суматошно сдавит грудь
Предательским рефреном: «Не вернуть!»

Не повторить. Попытка терпит крах,
Но тем ценнее нам её валюта.
Так просветленья каждая минута
На полстолетья тянет на весах.

6
На полстолетья тянет на весах,
По большей мерке, красота людская.
Глядит на незнакомку в зеркалах
Душа себя с ней не отождествляя.

Для тех, что не меняются в летах,
В чьих жилах – ток немеркнущего мая,
Не повод грусти – проседь в волосах.
Вещунья-старость - кто она такая?!

Лишь тот, кто осень философски встретил,
От тщетных дум свободен, точно ветер.

Не испытав тоски и сожаленья,
Ты полно, рьяно дышишь каждым днём,
Как будто бы со смертью не знаком.
Иль полстолетья ждёшь её явленья.

7
Иль полстолетья ждёшь её явленья,
Иль в каждый шанс почудившийся свой,
Едва предлог забрезжит для сближенья,
Бросаешься, как в бездну с головой,

Ни прежних шрамов будто, ни сомненья…
С надеждою шепча любви: «Я – твой!»
Как лихорадочно её горенье –
Внезапной, яркой и полуслепой!..

Сколь… разную даруют окрылённость
Последняя и первая влюблённость.

Сколь нотки в их не схожи голосах.
Пусть жизнь – палач для радужных идиллий,
Но, разве мало, если мы любили,
О счастье говоря, как о часах!

8
О счастье говоря, как о часах,
Мы зачастую лжём себе невольно.
Да, в мрачных всё рисуется тонах,
Покуда сердцу нестерпимо больно.

Да, видится блужданием впотьмах
Всё то, что светом было хлебосольно.
И некогда восторженное: «Ах!»
Уж таковым нам кажется не столь, но

Образ мыслей сделав роковым,
Ты не живёшь - ты выглядишь живым,

Погрязнув в мрачной трезвости трясине.
Пусть будущее – смерти апогей,
Бери сиянье из минувших дней
И из того, что происходит ныне.

9
И из того, что происходит ныне,
И из того, что только сниться может,
Мы мастерим оклад своей Святыне.
Себе икону сотворить?! О, боже!..

Но, в глубине души, как на холстине,
Всё то, что окрыляет и тревожит,
Всё то, что в доме, дереве и сыне
Не воплотилось, смутное до дрожи.

Что в нас ютится тайным и бессонным,
Невыразимым, непроизнесённым…

Сотрётся ль штрих, как только время минет,
Иль утвердится веско, как печать?
Дано ли нам порой заране знать,
Что память сохранит, а что отринет?

10
Что память сохранит, а что отринет,
Оставив только запись на листке.
Доверив почерковой паутине
В истрёпанном дотошном дневнике.

Вся летопись побед, весь плач гордыни
Таятся немо в этом пустяке.
Что толку будет в нашей писанине?
Где след оставим – в камне ль, на песке…

На клетках, на линейках, вкривь ли, вкось,
Открытием всем, «видевшим насквозь».

Почётнейшим гостям на нашей тризне.
А может, прахом отряхнув Вчера,
Спалим творенья своего пера,
Взор подымая к небу в укоризне.

11
Взор подымая к небу в укоризне,
Ужели мы – хозяева судьбе?
Как страшно стать пророками в отчизне,
Как странно в целом доверять себе!

Фортуна вдруг становится капризней,
Вгоняя в колею, не по злобе.
И вот уже, по брови в пессимизме,
Покорно гонишь мысли о борьбе.

Коришь себя за дерзкое восстанье,
И вздохи нарушают ритм дыханья.

Ты попытался было, но… не смог,
Гордыня, ешь пилюлю покаянья!
Не каждый, мир менявший, в состояньи
Распутывать своих страстей клубок.

12
Распутывать своих страстей клубок -
Седой колтун горгониной причёски:
Здесь – ненависть впечалила ожог,
Здесь – ревность шрамов чуткие полоски;

Тщеславия вульгарный завиток,
Бесформенные зависти отростки …
Так, тщась воспеть иль заклеймить порок,
Верней за опыт выдаём обноски.

Вся наша жизнь, по сути – грешный стаж.
Кто праведник? – библейский персонаж!

Нам – дух непослушания исток:
Под строгий стих церковного закона
Сопим, рисуя шарж на Абаддона
И мучаясь: «Не атеист ли Бог?».

13
И мучаясь: «Не атеист ли Бог?»
Вопроса фактом не смущён нимало,
Философ щедро платит свой оброк
Старателя на копях Идеала.

Сомненье – вот достойнейший предлог
Для поиска, развития, начала…
Неугомонный книжный червячок
Вонзает любопытственное жало,

И манит, тайн раскрытье обещая,
Библиотека – храм и мастерская.

В проём окна шальное солнце брызнет,
Осветит человека за столом,
Склонённого в раздумии о том, -
Какое дать определенье жизни?

14
Какое дать определенье жизни?
Каким порядком многогранных слов
В их коренном, исконном мелодизме
Достойно отразить и соль основ,

И смех судьбы, и страсти пароксизмы,
И тяжкие раздумья стариков,
И юность в межевом максимализме,
Молчанье мудрых, гомон простаков …

Была б причина спорить с небесами,
Когда б мы знали – для чего мы сами?

Но вот, прервав угрюмое хожденье
Средь четырёх, своеобычных, стен,
Ты тщишься, рыцарь мысли, джентльмен,
Полётом вниз оправдывать паденье.

15
(магистрал)

Полётом вниз оправдывать паденье
И смертью – бытие в иных мирах…
Коль жизнь – есть сон, то что есть – пробужденье?
Коль жизнь – театр, то что такое страх?

Порой песчинка, малое мгновенье,
На полстолетья тянет на весах,
Иль полстолетья ждёшь её явленья,
О счастье говоря, как о часах.

(И из того, что происходит ныне,
Что память сохранит, а что отринет?)

Взор подымая к небу в укоризне,
Распутывать своих страстей клубок.
И, мучаясь: «Не атеист ли Бог?»
Какое дать определенье жизни?