Невесомость

Николай Василевский
                Замечательной девушке,
                Восхитительному поэту
                Человеку, который
                Казалось невозможное-
                Научился летать!
                У неё в груди- горит
                Яркое солнце, которое,
                Согревает всех, кто
                Рядом. Моему
                Хорошему другу
                Тане Ковалёвой 2.
               
              …Невесомость.

   Я понял, нашёл, что так долго искал.
   Оно проникло в меня и овладело. Вскоре каждая клеточка, зазвенела и запела во мне и вдруг…вдруг всё пропало. Я почувствовал, что невесом. И всё, что раньше тревожило, волновало, отключилось, как выключается одним движением пальца свет. Ты погружаешься в полную темноту, но не для сна, а для того, чтобы понять что есть. Прочитать все книги, что написаны писателями, ощутить, буквально физически вкус стихов, что написаны поэтами. Но это не так, как пишут о вкусе овоща или фрукта: кисло сладко, с некой горчинкой отдающей, и раскрывающейся после первого ощущения чего-то. Не как цвет, что ярко-красно буро малиновыми красками окутывает тебя. Ни как запах, от которого ты сходишь с ума и понимаешь, что нечто включилось, и ты ни можешь контролировать себя и идёшь за ним, и тебе хочется его ощущать любой ценой! Ни звук, Идеального композитора! Это было…ВСЁ. Всё вместе! И в то же время ничего. Время Абзолютного блаженства, для которого нет названия и определения. Я всё потерял. Я был, и меня не было. Я взлетал, и снова летел обратно, и снова взлетал…и я это был я и в тот же время не я. Я не знаю, сколько прошло времени. Мне казалось будто я только-только начал, и мне хотелось делать это ещё и ещё…
   Краем глаза я увидел её. Маленькую, махающую руками, что-то кричащую мне…потом она стала топать ногами. Сквозь какую-то плену я услышал, что я уже три часа на нём прыгаю. Что я пропустил обед, который она готовила и так старалась. Я понял, что пора… я сошёл с батута и подошёл к ней. Она была всё такой же, только, кажется, ещё больше разозлилась и стала кричать и размахивать руками. А в заключение сказала… САМУЮ СТРАШНУЮ ФРАЗУ, ЧТО Я СЛЫШАЛ: Она больше Никогда не пустит меня прыгать на батуте! И тогда я сказал, что она должна узнать, нечто очень-очень важное без которого она не сможет жить. Я обнял её, она попыталась меня оттолкнуть, но я сказал, что великую тайну, скажу только на ушко. И тогда я стал говорить, что птицы уже обзавидовались. Обзавидовались ей, её прекрасному голосу. И что в мире, самый величайший скульптор, не смог бы сделать девушку более совершенней, да что там девушку- богиню! И что эта девушка, самая моя желанная девушка на свете и мир без неё…и мир с ней…это как небо и земля, свет и тьма, вода и огонь,  и что она настолько прекрасна, что розы блекнут пред нею. Она, конечно, слабо сопротивлялась. Она пробовала говорить, чтобы я не заговаривал ей зубы и что я что-то там ни прибил, не сделал, не уделил и внимания, и что подлизываться ни хорошо…Но я говорил и говорил, про её душу похожую на самый сочный апельсин. Про изгибы талии  похожие на ход морской волны, про солнечный свет, который она дарит даже самым маленьким и ничтожным, микроскопическим букашечкам, и рука её гладящая кошку- этот рука волшебницы…
   Она что-то пыталась говорить, что-то пробовать доказывать…смутно помню об этом. Оно отскакивало от меня как мячик от стенки. Наверное, что-то было в моём голосе, и интонации…она почувствовала, что я могу говорить это двадцать четыре часа…Беспрерывно! О любви! О любви к ней! К НЕЙ Единственной! И что мир , как муравейник, остался где-то там… внизу. Маленький, пусть со своей жизнью но такой…такой незначительный, на который можно наступить ногой, и он будет разрушен. И она сдалась . Околдованная моим голосом и словами, образами, красками, звуком и цветом, чувством своей НЕПОВТОРИМОЙ ЗНАЧИМОСТИ ДЛЯ МЕНЯ легла на траву, куда я её положил. Мои руки избавили её от одежды… и я, снова что-то заговорил, что-то… восхитительно необыкновенное…и её сосочки напряглись и поцеловали своими пестиками небо. Слова, словно скованные одной цепью, стали её одеждой с одной стороны одев её предчувствие сумашествия - он меня соблазнил. С другой, кинув рабский сладкий сон, где она могла вообразить себя хозяйкой! А вскоре она как кошка, которая не понимает человеческой речи, а только интонации вибрировала в такт, моим словам погружаясь всё глубже от душевного счастья в физическую нирвану…
Невесомость…
   Я прыгал и прыгал на батуте. И мне казалось, что все, что меня тревожило, не просто отступило, оно ушло и всё, что ранее казалось бесконечно сложным, стало ясным и красивым. Мир, достаточно витиевато построенный стал ясным и красивым. И я двигался в ней и говорил ей слова и слова, превращенные в звуки, превращались в образы, настолько реально ощутимые, настолько понимаемые, и мир, ранее сформированный из неких вещей, понятий, порой настолько несовместимых и несопоставимых обрёл некую Единую гармонию. И  мне не надо было подсказывать и  говорить,  что и  как делать! Я двигался в ней быстро, медле-енно, делал толчки влево и вправо, то вдруг, как будто задумавшись, останавливался, задерживался и был в этом состоянии несколько долгих секунд.
– Ты хочешь стать птицей? – спросил я.
– Да! – ответила ты мне.
Я сделал движение, к которому готовился всё это время.
Мы превратились в птиц и взлетели, пусть невидимые Обычному человеческому взгляду махая широкими белыми крыльями…
И тогда я задал САМЫЙ ВАЖНЫЙ ВОПРОС в своей жизни:
 – Ты ведь пустишь меня  ещё попрыгать на батуте?
– Да, да, да! – ответом был мне счастливый птичий клёкот.

…невесомость.
Каждый находит её по-своему.
Невесомость.

Август 2015 г.