Я зашла в магазинчик за церковью в старом квартале:
покачнулся, впуская, дверной колокольчик и смолк.
Ароматные свечи мне что-то, казалось, шептали...
Я взяла расписную шкатулку, открыла замок.
Ровно десять солдатиков в синих сафьяновых ложах:
девять крепко сжимают винтовки, один - револьвер.
Все - почти как живые, но лица печальней и строже.
А под ними лежит запечатанный старый конверт.
Открываю, не выдержав. Твёрдый разборчивый почерк.
Аккуратно отчерчены справа и слева поля.
«Здравствуй, друг. Ты читаешь сейчас эти строчки, потому что я отдал приказ: "Никому не стрелять".
Я, как многие штатские, бредил боями и славой и считал - крепче нет ничего, чем доспехов броня.
Я всегда был никем - одиноким, безвольным и слабым, потому что боялся иметь то, что могут отнять.
Так и жил год за годом, старея, сильнее сутулясь. Было некого помнить и некому вспомнить, увы.
Только всё изменила попавшая в руки шкатулка, в ней - набор оловянных солдатиков, ночью - живых.
Выходя патрулировать улицы, чётко и звонко мы печатали шаг. Слыша крики - спешили туда.
Я всегда говорил: "Не стрелять!" - разбегались подонки, увидав за спиной молчаливых блестящих солдат.
Нож прошёл сквозь броню, как сквозь тонкую нежную кожу - мой солдатик упал и его поглотила земля.
Я войну проиграл. Время вспять повернуть невозможно. Мой солдат был убит, выполняя приказ; "Не стрелять".
Я займу это место в шкатулке - смотри, третий справа, а права командира теперь переходят к тебе.
Кто б ты ни был, прошу, защищая на улицах слабых, будь сильней, будь решительней, дай мне команду "убей"»
Я записку сожгу, а шкатулку подальше запрячу,
хоть и знаю - болит... Но не в силах взять на душу грех.
Лишь поставлю свечу в Божьем храме и тихо заплачу -
за него... за другого... за слабых... за сильных... за всех.