Мы подходим к маленькой дверце,
говорим мужику: Смотри, мы
писали стихи после Освенцима
до того, как это стало мейнстримом,
ощущали себя то Конфуцием,
то Герасимом, то Мазаем.
Мы вообще мастера любого кунг-фу,
только в дверцу не пролезаем.
Вот этот громкий парень был репер,
он славно панчил, но плохо кончил.
А у этого жизнь в отрепьях,
душа примотана к телу скотчем.
Вот девочка, которая котёнка спасла -
нервничает, круги нарезает.
Здесь каждый вроде не делал зла,
а в дверцу не пролезает.
Мы чуда от мужика хотим:
не забывай про нас, Гарри Поттер.
А у него под плащом хитин,
он - бабочка, а не Пётр.
Я боюсь представить размеры тюрьмы
за его фасеточными глазами.
Сколько он видел таких как мы,
что в дверцу не пролезали.
Вот кто-то упал и молится,
он был козёл и стукач, но
однажды кинул в омоновца
пластиковый стаканчик,
надеялся, что это зачтётся
за погашенный займ.
Все мы бузили в детстве, но чё-то
в дверцу не пролезаем.
А стена от небес до небес горою
с облаками-бойницами.
Мы же гении да герои -
что ж он нас не боится?
Вот - праведники, вот - паломники,
вот - авторы мема про дедов.
И мы не видим в стене проломы,
потому что не нами проделаны.