Реформа рифмы

В качестве эпиграфа:

«Вперед, к свободе рифм!» - воскликнул вдруг поэт, -
Долой замшелость строк, закостенелость формы!
Я отыщу, - сказал, - в конце туннеля свет,
Пиная по пути каноны, нравы, нормы».

«Я гений, я поэт, я волен созидать,
Мне ненавистна ложь, я чужд житейской прозы».
И с гордостью вписал в начатую тетрадь
Две рифмы: «кровь-любовь» и «розы и морозы»...

Ольга Ведерникова


Вступление


В «великом, прекрасном и могучем» русском языке нет ни одной точной русской рифмы к слову «рифма». Впрочем, это неудивительно, ведь само это слово не русское, а пришедшее из греческого языка, от слова phythmos - соразмеренность, согласованность, от которого, кстати, произошло и слово «ритм». Так что два эти слова стали различаться только в негреческих языках, вначале же рифма воспринималась как элемент особого ритма (что так и есть, рифма – это вертикальный ритм стиха). Словарь рифм дает лишь одно верное сочетание – еще одно слово, заимствованное из греческого языка, – логарифма. Но построить на паре рифма-логарифма стих под силу только тому, кто сочетает в себе таланты и лирика, и физика–математика. А еще: рифма-тарифно, или рифма-ритма-алгоритма… Впрочем, совсем нет точных (а под точностью я подразумеваю совпадение в словах хотя бы одной согласной перед ударной гласной и клаузул) рифм к другим важным исконно славянским словам: жизнь (пружинь), смерть (жердь), любовь (бровь). Данная статья - это попытка поиска выхода из «кризиса рифм».

Начиная разговор о рифме, нельзя не попытаться более глубоко проникнуть в суть этого явления. Многие литературоведы и поэты давали свое определение рифме. Приведу несколько примеров:
Определение Тредиаковского: "Рифма - согласие конечных между собой в стихе слогов".
Определение В.М. Жирмунского (им были заложены основы современной теории рифмы): "Рифма есть ВСЯКИЙ ЗВУКОВОЙ ПОВТОР, несущий организационную функцию в метрической композиции стихотворения". Это определение легло в основу многих последующих формулировок.
Определение Д. Самойлова: "Рифма есть СОЗВУЧНЫЕ СЛОВА, расположенные в заданной последовательности в конце ритмических периодов и выполняющие одновременно функции смысловой и звуковой организации стиха".
Определение Ю. Лотмана: "Рифма есть ЗВУКОВОЕ СОВПАДЕНИЕ СЛОВ или их частей в конце ритмической единицы при смысловом несовпадении".
Объединяя эти определения, можно выделить четыре главных составляющих рифмы:
1. Фонетическую: «согласие слогов», «всякий звуковой повтор», «созвучные слова», «звуковое совпадение слов или их частей».
2. Метрическую: расположение в «заданной последовательности» в «конце стиха», в «конце ритмической единицы», «ритмического периода».
3. Организационную: функция «звуковой и смысловой организации».
4. Семантическую: «смысловое несовпадение» слов.
Таким образом, если присутствуют все четыре признака, можно говорить о наличии в стихе рифмы.
Остановлюсь немного подробнее на всех четырех пунктах.
Первая характеристика относится к фонетической (звуковой) природе рифмы и сводится к понятию «созвучия», которое до недавнего времени рассматривалось довольно однобоко. В своем «идеальном» варианте, «созвучие» предполагает совпадение, прежде всего, ударного гласного звука и какого-то числа согласных звуков. Но созвучие явление не такое однозначное и предполагает несколько вариантов сочетания звуков. Так как предполагаемая реформа касается именно фонетической функции рифмы, предполагая более широкое понимание «созвучия», и практически не изменяет три последующие составляющие, она будет более подробно рассмотрена дальше.
Вторая характеристика касается метрических (ритмических) функций рифмы. Ю. Лотман в книге «О поэтах и поэзии» подтверждает, что близость слов «рифма» и «ритм» не является случайным: «Художественная функция рифмы во многом близка к функции ритмических единиц. Это неудивительно: сложное отношение повторяемости и неповторяемости присуще ей также, как и ритмическим конструкциям». Рифмы располагаются в определенной последовательности (три самых распространенных варианта этого ритма: ААББ, АБАБ, АББА разноображены большим числом вариантов сочетания мужских, женских или дактилических окончаний) в конце строки. Повторенный многократно этот ритм хорошо улавливается сознанием: ааббааббаабб, и каждое изменение воспринимается читателем.
Говоря об организационной функции рифмы, Ю. Лотман утверждает, что плохая изученность рифмы является следствием ее сложной природы: «Рифма в равной мере принадлежит метрической, фонологической и семантической организации». В своей объединяющей функции рифма «выполняет ту функцию, которую в безрифменной народной и псалмической поэзии играли семантические параллелизмы, – сближает стихи в пары, заставляя воспринимать их не как соединение двух отдельных высказываний, а как два способа сказать одно и то же». Рифма не дает стиху рассыпаться, цементируя отдельные строки, и стихотворение в целом.
Одним из важнейших свойств рифмы является ее неожиданность, что проявляется в максимальной близости фонетической составляющей и максимальной удаленности семантической – «смысловое несовпадение слов». Максимально подходящие под «звуковое совпадение слов» тавтологические рифмы (когда слово рифмуется само с собой) воспринимаются, как бедные, а слова-омонимы – как богатые рифмы. Именно это позволило Ю. Лотману охарактеризовать рифму, как «один из наиболее конфликтных диалектических уровней поэтической структуры».
Можно заметить, что приведенное выше определение Тредиаковского отличается от более поздних определений, что является следствием и более внимательного изучения рифмы учеными различных специальностей и эволюции самой рифмы. В то время как ученые-теоретики погружались вглубь самого феномена рифмы, поэты-практики меняли саму рифму количественно и качественно. Было существенно расширенно фонетическое понимание рифмы, что выразилось в уходе от точных «классических» рифм к неточным и приблизительным. Было увеличено количество вариантов рифмовки и более широкое применение получили дактилические окончания. Было повержено даже такое, казалось бы, обязательное условие, как положение рифмы в конце строки. Также с увеличением лексического словаря самого языка и языка поэтического расширилась семантическая составляющая рифмы. Но, несмотря на все перемены, все четыре составляющих остаются актуальными и для современной рифмы.
Многими теоретиками и поэтами-практиками было отмечено такое важнейшее качество рифмы, как неожиданность. Но именно это качество становится все менее возможным с колоссально увеличившимся за последние двести лет объемом стихотворных текстов. Поэтому мне кажется разумным начать разговор о самой реформе, о том, почему она необходима, с упоминания о грамматической (самая частая разновидность которой - глагольная) и банальной рифмах. Первая рифма – еще необязательная – встречается уже в народном творчестве (в песнях, пословицах, заговорах). Она была по преимуществу грамматична: около четверти всех рифм (в пословицах) были глагольные, около трети — образованы существительными в одном роде, числе и падеже. Грамматическая рифма полностью царствовала и на заре русского стихосложения (конец 17 – первая половина 18-го века), но постепенно стала осознаваться поэтами, как неполноценная. Первая деграмматизация русской рифмы, толчок которой дал Кантемир, продолжалась на протяжении всего XVIII века. У Кантемира глагольных рифм было 33%, у Ломоносова — 28%, а век спустя у Пушкина — 16%; за счет этого падения глагольных возрастала прежде всего рифмовка существительных. Но и рифмовка существительных, находящихся в одной форме (радость-младость, роза-проза) или прилагательных (трудный-чудный), тоже постепенно утрачивала применение (конечно, это происходило не повсеместно, а только у наиболее требовательных профессиональных авторов). Сложность рифмовки многих важных для русского языка слов привела к многочисленным повторам одинаковых рифм. Уже во второй половине 18-го века такие рифмы, как «держава-слава», «Елисавета-света», «Екатерина-крина» в одах, «кровь-любовь», «минуты-люты», «страсти-власти-части» в песнях «хлопочет-хочет» в баснях, стали так банальны, что вызывали насмешки. О банальных и глагольных рифмах писали многие критики и поэты (что впрочем не мешало писать все новые и новые стихи на «любовь-вновь» и других банальных рифмах).

Пробуждение

Мечты, мечты,
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?
Исчезнул он,
Веселый сон,
И одинокий
Во тьме глубокой
Я пробужден.
Кругом постели
Немая ночь.
Вмиг охладели,
Вмиг улетели
Толпою прочь
Любви мечтанья.
Еще полна
Душа желанья
И ловит сна
Воспоминанья.
Любовь, любовь,
Внемли моленья:
Пошли мне вновь
Свои виденья,
И поутру,
Вновь упоенный,
Пускай умру
Непробужденный.
Этот стих А.С. Пушкин написал еще в Лицее. Да простят меня поклонники Александра Сергеевича, но этот стих можно использовать, как отличную иллюстрацию к теме «банальная рифма». В этом стихе автор использует весь набор молодого стихотворца: мечты-ты, сладость-радость, он-сон, одинокий-глубокий, ночь-прочь, мечтанья-желанья-воспоминанья, любовь-вновь, моленья-виденья. Далее на протяжении всей жизни Пушкин неоднократно использовал этот набор рифм, что, впрочем, не помешало гениальному поэту построить на банальных рифмах множество признанных шедевров. Но то, что было под силу Пушкину, вряд ли под силу кому-то из современных поэтов. В Приложении 1 приведены отрывки со стихами, построенными на рифмах к слову «любовь». Без особого труда, даже не погружаясь в полные собрания сочинений известных поэтов, а используя только случайные выборки, я набрал 350 таких примеров. Возможно, что издание таких цитатников на разные банальные рифмы облегчило бы жизнь молодым поэтам. Каждый автор мог бы выбрать из огромного количества строк наиболее подходящий вариант для своего стихотворения или хотя бы проверить: не является ли его строка плагиатом, что вполне вероятно при таком огромном количестве примеров только у известных авторов. Подобная подборка хорошо иллюстрирует тезис, что построить на одинаковых рифмах большое количество различных по содержанию строк очень сложно (или, возможно, уже невозможно).
Пушкин в «Евгении Онегине» шутил над банальностью «морозы-розы», в «Домике в Коломне» иронически заявлял: «... уж и так мы голы. Отныне в рифмы буду брать глаголы...», а в статье «Путешествие из Москвы в Петербург» уже всерьез писал: «Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. „Пламень" неминуемо тащит за собою „камень". Из-за „чувства" выглядывает непременно „искусство". Кому не надоели „любовь" и „кровь", „трудный" и „чудный", „верный" и „нелицемерный" и проч.». Но не смотря на такие жесткие характеристики, банальная рифма успешно дожила и до наших дней. За более чем 150 лет количество стихов, построенных на банальных рифмах возросло до такого количества, что в пору издавать отдельными томами стихи, построенные на «любовь-кровь-вновь» или прочих банальных сочетаниях.

Не пой! Не пой мне! Пощади.
И так огонь горит в груди.
Она пришла как к рифме «вновь»
Неразлучимая любовь.
(С. Есенин)

«Сирень» и «день» — нет рифм банальней!
Милей и слаще нет зато!
Кто знает рифмы музыкальней
И вдохновенней — знает кто?!
(И. Северянин)

Не отдавай в забаву суесловью
Шесть этих букв, хотя к ним мир привык.
Они — огонь. «Любовь» рифмует с «Кровью»
Приметливый и мудрый наш язык.
(В. Рождественский)

И я думал, смиряя трепет жгучий:
Как в нежных любовниках, убойную кровь
И в быке каменнолобом ударом созвучий
Оглушает вечная рифма - любовь!
Михаил Зенкевич «Бык на бойне». 1913.

Нет, не сдамся... Папа - мама,
Дратва - жатва, кровь - любовь,
Драма - рама - панорама,
Бровь - свекровь - морковь... носки!
Саша Черный «Переутомление». 1908.

Из справочника (www.rifma.com.ru):
“БАНАЛЬНАЯ РИФМА (вечная рифма) – связка слов, наиболее часто употребляемая в поэтической практике. Часто к таким рифмам относятся как к избитым, примелькавшимся и давно утратившим свою свежесть. Тем не менее, по причине часто крайне малого рифмословарного запаса у таких слов и, в то же время, их незаменимой смысловой нагрузки, такие рифмы, несмотря на свою «заезженность» и банальность, обречены на извечное использование в русской поэзии.
Тебя–любя, трудный–чудный, поздравляю–желаю, радость-младость, вечер–встреча–свечи, слёзы–морозы– грёзы- розы, борьба–судьба, век–человек, чувство-искусство, ночи– очи и т. п.»

Старинный звук меня обрадовал и вновь
Пою мечты, природу и любовь.
(А.С. Пушкин)

В огромном городе моём - ночь.
Из дома сонного иду - прочь
И люди думают: жена, дочь, -
А я запомнила одно: ночь.
(М.И. Цветаева)

Дом благий пущает до себя всякаго человека
и исполняет благостыню до скончания века.
Вина всяким добродетелям - любовь,
не проливает бо ся от нея никогда кровь...
(Алексей Романчуков, 1638 год)

Скоро можно будет торжественно отпраздновать 370-летие последней цитаты, но есть подозрения, что рифма «любовь-кровь» без проблем перевалит и за 400-летний рубеж. Впрочем, возможно, что этой рифме уже больше тысячи лет. Например, в белорусских народных заговорах, которые восходят к временам язычества, встречается строка: «Слей кроў з кроўю, саедзіні любоў з любоўю (слей кровь с кровью, соедини любовь с любовью)». Уверен, что аналоги можно найти в больших количествах и в русском народном творчестве. А распространенность этой рифмы в любовной лирике начинающих поэтов практически 100% в каждом стихе. Конечно, невелика трагедия, ведь на «кровь-любовь» создавалась классическая русская поэзия, и вряд ли есть хоть один поэт, который ни разу (дважды, трижды…) не использовал эту рифму. Рифма эта освящена и Пушкиным, и Лермонтовым, и... А, если они так могли, почему же мне так нельзя? – оправдывается молодой поэт и повторяет проверенные временем сочетания. Очевидно, что этот вариант более допустим, чем сочетание «меня-любя» (а именно по пути разрушения созвучия идет большинство авторов при столкновении со сложностями при подборе рифмы). Правда, так же очевидно, что на одной рифме невозможно построить сколь угодно много различных по смыслу строк, и банальность рифмы влечет и банальность следующей строки, а, значит, и всего стиха.
У автора есть, как минимум, четыре варианта выхода из этого сложного положения:
1. Если это можно назвать выходом – отказаться от рифмы вообще.
2. Полностью отказаться в конце строки от слов, не имеющих точных рифм или имеющих только банальные или неточные рифмы (жизнь, смерть, любовь…).
3. Использовать менее избитые и более-менее близкие сочетания (жизни-отчизне, смерти-сердце-измерьте и т.п.).
4. Использовать неточную, но, возможно, небанальную рифму (жизнь-дрызнь (Маяковский), смерть-смерд и т.п.), обретая больше свободы.
Но право творца – предоставляет еще один используемый крайне редко выход: если законы не позволяют реализовать тебе твой замысел – нужно изменить законы. Почему-то начинающему поэту редко объясняют, что поэт – это тот, кто сам создает правила (Маяковский «Как делать стихи»: Еще раз очень решительно оговариваюсь: я не даю никаких правил для того, чтобы человек стал поэтом, чтобы он писал стихи. Таких правил вообще нет. Поэтом называется человек, который именно и создает эти самые поэтические правила), и часто: нужно сделать так, так и так. Правила рифмовки воспринимаются как раз и навсегда установленные законы, обязательные, «чтоб получился стих». Чтоб доказать, что это не так, нам придется внимательно рассмотреть, что такое рифма, как и когда она появилась, какие ее разновидности используются в современном стихосложении и какие возможны выходы из очередного «кризиса рифм» («все хорошие рифмы закончились…»). Эволюции рифмы посвящена глава 2, а глава первая повествует о различии гласных и согласных звуков, что очень важно для понимания современной и будущей рифмы.


1. Гласные и согласные в рифме и в языке

Отличие гласных звуков от согласных было подмечено еще древнеиндийскими языковедами. Это отличие было хорошо известно древнегреческим ученым Платону и Аристотелю, а также арабским языковедам 7-11 веков.
«Гласный» и «согласный» - это звуковые, т.е. акустические, понятия. Степень участия голоса в звуках речи убывает постепенно, начиная от чисто резонаторного тона без участия шумов у гласного А, затем при уменьшающимся растворе рта у Э, О, И, У. Следующими по степени убывания звучности (сонорности) являются так называемые «полугласные», или сонорные, й (j), у (w), м, н, л, р. Далее следуют согласные в, з, б, д, г и наконец ф, с, ш, к, п, т. Полугласные й и у (w) на практике всегда оказываются или гласными или согласными. Наиболее очевидно различие между гласными и согласными с артикуляционной точки зрения. При образовании гласных звуков речевой канал, и воздух, выходящий из легких, почти не встречает преград на своем пути. Поэтому для гласных характерна слабая струя воздуха. При этом степень раствора может быть различной (большая при произнесении А, меньшая при произнесении Э и О). При образовании согласных струя воздуха, выходящая из легких, встречает в гортани или в надставной трубе препятствия (сужение речевого канала или затвор его). Согласные возникают при преодолении различных преград. В связи с необходимостью преодолевать преграды при образовании согласных наблюдается более сильная воздушная струя.
При образовании гласных мускульное напряжение почти в равной мере распространяется по всему речевому аппарату. Артикуляция не локализована. При образовании согласных преодоление преград вызывает сосредоточение мускульного напряжения в том месте, в котором преграда. Следовательно, для согласных характерна локализованная артикуляция, т.е. все напряжение органов произношения сосредотачивается в одном месте. Гласные же характеризует высота резонаторного тона (самый высокий звук И, а самый низкий У), а также артикуляцией, объемом (регулируется движением губ) и формой резонатора. Гласные в русском языке являются основой слога, и могут быть ударными или неударными. Именно ударная гласная является основой современной рифмы.

Созвучие (коим, по сути, и является рифма) подразумевает совпадение нескольких звуков. В рифме «меня-любя» общая только гласная. Вообще, для любого поэта открытая мужская рифма представляет проблему – хотя бы в том плане, что не предусматривает в клаузуле ничего кроме одной ударной гласной, и вся ответственность за созвучие ложится на предударную часть слова. Кого-то удовлетворит и «меня-храня-коня», кто-то может углубить рифму «меня-семеня», «меня-ячменя» (Северянин). Но чаще приходится прибегать к «бахроме»: меня-изменял, что нельзя считать точной рифмовкой. Это приводит к неприятному ожиданию в варианте, когда послеударные согласные добавлены в первом слове: тел-животе (слышится: животе-л), а в обратном случае последняя согласная теряется: животе-тел (=те – «л» произносится с усилием).
Основой современной рифмы остается ударная гласная, которая с двух сторон обрастает (или нет) согласными, что в своем крайнем проявлении сделало возможным такого варианта как ассонанс – рифмы, построенные только на общем гласном звуке. Но как подсказывает наш слух – одной гласной явно маловато для образования полноценной рифмы, да и основу любого слова составляют, все-таки, согласные. Многими народами это было осознано еще на заре возникновения письменности, и при письме гласные вообще выпадали. Приведенные ниже цитаты взяты исключительно для доказательства утверждения, что гласные не играют главной роли для узнавания слова:
«Смысловую нагрузку в семитских языках несёт в себе корень, а он-то и состоит из согласных, которые пишутся всегда, а гласные опускаются. "Угадывание" недостающих гласных - происходит "на автопилоте", примерно с той же лёгкостью, как угадывается ударение в русском слове».
«Одна из древнейших цивилизаций Земли – шумерская, как и многие другие обладала письменностью. Но их манера письма была очень необычна: они не писали гласных букв.
Славяне тоже не любили писать гласных. К примеру, увидев крынку молока, древний шумер так бы и написал: «крнк млк». Очень необычно. Это можно списать на то, что у них была слабо развита письменность, но славянин написал бы похожим стилем: «крынкъ мълъка».
«Гласных звуков в финикийской письменности не было…» (думаю, что речь должна идти о гласных буквах, а не звуках).
Не знаю, есть ли пример обратного явления, когда при письме выпадают согласные, скорее всего, его нет. Очевидно, что в согласных «врн» мы сможем узнать несколько слов: ворона, врун, верно, и то что в варианте «ооа» не с лету узнаешь того, же ворона (или: корова, дорога, корона, голова, сторона, города, молока, хороша, короба, пороха…)».
В первом варианте смысл каждого слова легко выяснить, исходя из общего контекста, во втором это почти невозможно. Важность согласного звука в русском языке подчеркивает то, что на 10 гласных букв приходится 21 согласная (а также два специальных знака для обозначения мягкости и твердости согласных Ь и Ъ). Когда же речь заходит не о буквах, а о фонемах (фонема – это мельчайшая часть слова, в разных языках их число колеблется от десяти до ста, например, 13 в австралийском языке аранта и 81 в индийском диалекте кашмири), то превосходство согласных почти в 7 раз. Так, в русском языке 39 фонем, из которых только 5 гласных, а остальные 34 - согласные (такое превосходство согласных над гласными характерно не для всех языков, например, в корейском на 40 фонем приходится 21 гласная фонема и дифтонги). Малое количество гласных компенсируется их более частым появлением в словах, а значит, большим количеством слов, в которых гласная составляющая одинакова, что делает практически невозможным верное угадывание слова, записанного одними гласными буквами.
Забегая вперед, скажу, что предполагаемая реформа основывается на тезисе первенства в слове согласных и поэтому нельзя не изучить более глубоко функции гласных и согласных в русском языке, их частоту, отличия и свойства. Отмечу, что в русском языке есть слова, в которых число согласных в несколько раз превосходит число гласных: всплеск (6:1), вдрызг (5:1) и другие. В то время как слов, в которых гласных больше, чем согласных, не так много, и в основном это составные слова нерусского происхождения: аудио (4:1), аэрация (5:2), аудитория (6:3), палеоазиаты (7:4), палеобиогеохимия (10:6). Как и в слове «всплеск» может подряд стоять четыре согласные и даже более (адъюнктство, агентство, бакалаврство и др.), но слов где подряд идут три гласные не так много. Опять же в основном это составные слова (особенно с приставками типа нео-, палео-, радио- и т.д.): неоабстракционизм, палеоантропология), среди которых самое необычное слово с тремя «е» подряд: длинношеее. Впрочем, возможно образование слов и с четырьмя гласными подряд: радиоаудитория. Т.е. за гласными лидерство в приставках и окончаниях, а согласные преобладают в основе слова.
Хорошо проиллюстрировать соотношение гласных и согласных букв в русском языке могут следующие графики (они достаточно красноречивы, но так как сайт стихи.ру не поддерживает загрузку картинок, мне придется попытаться перевести графики в слова, что займет некоторое место, но, как я полагаю, не будет лишним для тех, кто интересуется статистикой). Данные взяты из программы Cross+A (эту замечательную программу для разгадывания кроссвордов, поиска анаграмм и просто неплохой толковый словарь, в базе которого 90085 слов с возможностью добавлять свои словари, можно скачать по адресу http://crossa.dinohost.net/rus/ ).
График №1 показывает частоту употребления каждой буквы в словах словаря. Первые четыре места по частоте занимают гласные а (в 95-ти тысячном словаре эта гласная используется 84965 раза), о (75933), и (70196), е (61953). Далее идут согласные: н (56031 – предполагаю, что ее лидерство среди согласных связанно с частотой применения приставки не- и удвоенных суффиксов с –нн-), р (54636), т (50736), к (43038), л (39347), с (39340), в (27763), м (23593), п (22003), д (21623), далее: у (19752), б (16693), г (15980), ь (15082), з (12853), я (11103), ц (8688), ч (8456), ф (7725), х (6845), ш (6800), й (6025), ы (5321), ж (5110), ё (4478), э (3117), щ (2595), ю (2353) и завершает «топ-лист» ъ (234). Всего гласные буквы (отмечу, что в данном случае речь идет о буквах, а не о звуках, поэтому и буквы Е, Ю, Я, Ё подсчитаны именно как отдельные буквы, а не как звуки ЙЭ, ЙУ, ЙА, ЙО) используются 339171 раза (только на первые четыре гласные приходится 293047 со средней частотой 73261). На гласные звуки выпадает очень большой процент в словах: А+Я 11,7%, О+Ё 10,9%, Е+Э 8,5%, И 5,6%, У+Ю 3,5%, Ы 1,8% (по данным книги Ю. Казарина «Филологический анализ поэтического языка»). В сумме гласные в словарном составе языка занимают 42% (в среднем 4,2% на букву), согласные (без учета ь и ъ) используются 465880 (в среднем 22660 раз на букву) и на 21 согласную букву приходятся оставшиеся 58% (2,7% на букву). Таким образом пять гласных фонем составляют 42% (в среднем по 8,4% на каждую фонему) словаря, в то время как на 34 согласные фонемы приходится 58% (т.е. в среднем 1,4% на каждую фонему). Такое соотношение (4,2/2,7 среди букв и 8,4/1,4 среди фонем) хорошо иллюстрирует «индивидуальность» каждой согласной. Большое количество отдельных гласных (каждая третья фонема в речи приходится на А, О или Э) не позволяет быстро угадывать слова записанные одними гласными.

Таблица 1. Частота использования букв русского алфавита.


Таблица 2. Количество гласных в словах



Всего без согласных в словаре 5 слов (предполагаю, что это предлоги в, с, к, частица б). Максимальное число гласных 17 (в двух словах). Максимальное число слов приходится на слова с тремя гласными (их 32103), после слова с двумя гласными (23711), с четырьмя (20624), с пятью (10384), с шестью (5150), с одной (3631) и с семью (2240), далее число слов резко падает в зависимости от увеличения гласных (771, 233, 111, 63, 34, 8, 5, 1, 3 и 2 слова с 17 гласными).
Таблица 3. Количество согласных в словах.



Максимальное число согласных в исследуемом словаре 21 в слове. Большое количество слов состоит из 4 согласных (в исследуемом словаре 23678), из 5-ти (20870), из 3-х (16514), из 6-ти (14102), 7-ми (7936), 2-х (5994), 8-ми (4689), число остальных слов невелико (меньше 5000).
Таким образом большое количество слов приходится на слова из 4 согласных и трех гласных.
Итак, можно сделать следующие выводы:
1. гласные доминируют в образовании фонетических слогов и образовании разнообразных форм слова;
2. согласные фонемы выполняют смыслоразличительную функцию (у малого консонантного ряда, например, «дм» большое количество вариантов, с увеличением ряда число вариантов резко сокращается). Ю.В. Казарин считает, что гласные не менее информативны, но делает важное для нас признание, что «для более конкретного смысловырожения они нуждаются в синтагматической поддержке консонантов» (т.е. согласных).
Профессор И.П. Сусов в книге «Введение в теоретическое языкознание» пишет:
«В теоретико-информационном отношении согласные более чем гласные, информационно нагружены, слова могут быть во многих случаях опознаны по согласным, а гласные играют в передаче информации и, соответственно, в опознании слов как бы второстепепенную роль. Но гласные часто выполняют роль носителей той информации, которая позволяет опознавать разные словоформы». Т.е. на гласных лежит ответственность за образование падежей, числа и прочего. Чтоб узнать слово по одним согласным достаточно просто попробовать произнести необходимые согласные, и в памяти сразу же возникает какой-то вариант, чего не бывает при произнесении одних гласных.
«С физиологической точки зрения при артикуляции гласных в надставной трубе отсутствуют преграды для выходящей из лёгких струи воздуха, для согласных наличие той или иной преграды является обязательным.
При образовании согласных напряжение имеет место только в какой-то одной части произносительного аппарата, а при образовании гласных наблюдается разлитое напряжение всего произносительного аппарата. Согласные характеризуются определённым фокусом образования, у гласных же фокус образования отсутствует». Таким образом, согласные обладают большей индивидуальностью, «вкусом», точной локализацией, требуют большего напряжения для произношения, чем гласные. Возможно, что в подсознании слова-названия хранятся только в виде согласных. Во всяком случае, Хлебников предполагал, что в первобытном сознании все предметы имели названия только из согласных. Составление слов из одних гласных воспринимается как что-то неестественное неземное. Это почувствовал такой тонкий поэт как Гумилев, написав об ангельском языке:

На Венере, ах, на Венере,
Нету слов обидных или властных,
Говорят ангелы на Венере
Языком из одних только гласных.

Если скажут "Еа" и "Аи" -
Это радостное обещанье,
"Уо", "ао" - о древнем рае
Золотое воспоминаиье...

Отметим, что «еа» - это «йэа», (т.е. даже на Венере не обойтись без согласных ), и поэт говорит не о предметах, а о «обещании» и «воспоминании», т.е., скорее, мысли или идеи. Мысль – легкая (для доказательства этого можно привести такие слова как «идея», «теория», «аура», в которых гласные в два-три раза превышает число согласных, но в то же время: мысль, жизнь, чувство...), она в отличие от предмета может быть выражена гласной, что проявляется в междометиях:
АУ – окрик в лесу,
Э (или удлиненно: э-э-э – междометие, выражающее несогласие, недоумение, заминку в речи),
А (или удлиненно: а-а-а – междометие выражает припоминание, удовольствие, досаду, ужас...),
О (междометие. Усиливающее экспрессивность высказывания, отрицание или согласие, или вообще – сильное чувство),
И (обычно произносится удлиненно и-и, и-и-и – междометие, выражающее несогласие, выражающее несогласие со словами собеседника или высокую степень эмоциональности,
Е (популярное в современном молодежном языке междометие, выражающее согласие, удовлетворение, возможно произошедшее от английского yes). Также многочисленны различные: Ой, Ай, Эй (й – по классификации полугласная), ОХ, АХ, ЭХ ( звук х – образуется в результате обычного выдоха), ого-го, э-ге-гей и прочие. Для междометий характерно вообще несвойственное для современного русского языка удлинение гласных: эээХ (тяжкий выдох – вздох сожаления), ураааа, что придает гласным больший вес. Вообще, было бы интересно исследовать в различных языках смысловую нагрузку, возложенную на слова из одних гласных. Так интересно русское местоимение «Я» (англ. I - ай) - вообще центр всего, английские местоимения you - «ю», your - «ё», или немецкое «Я» - да. Очевидно, что зарождение языка (может быть, даже не только человеческий, но и вообще приматов), который выражал эмоции, чувства, состоял только из гласных. И только необходимость называть предметы привела к дальнейшему развитию голосовых связок и к появлению в речи согласных. Хотя гласные не обладают точной локализацией («вкусом»), некоторые люди способны видеть их цвет. Так интересен перевод стихотворения А. Рембо «Гласные», выполненный Н. Гумилевым, где есть такие строки о цветах гласных: А – черно, бело – Е, У - зелено, О – сине/ И – красно... Я хочу открыть рождение гласных....
Подводя итог, повторюсь, что восстановить слово можно и без гласных ( всстнвть слв мжн бз глснх), но восстановить слово без согласных невозможно (о оаои оо е оаы еооо). Произношение согласных производит возбуждение в определенном участке голосового аппарата, что создает ощущение весомости, «вкуса» у согласных. Слово легко (возможно, именно благодаря индивидуальному вкусу каждой согласной) узнаваемо. Повторение слов, состоящих из одинаковых согласных (повторное возбуждение той же области) вызывает быстрое воспоминание, узнавание, возвращает к первому слову с подобным «вкусом». Именно это качество согласных должно быть основой новой рифмы. Но для того, чтоб перейти к разговору непосредственно о реформе рифмы нам необходимо рассмотреть, что же такое рифма сегодня, чем она была вчера. Это позволит более точно предположить, чем она будет завтра.
2. Появление, эволюция и деградация рифмы

Как было сказано выше, основа современной рифмы – это гласная, и гласная обязательно ударная. Но так было не всегда, и для многих современных языков (с фиксированным ударением или вообще без него) ударение в рифме не имеет значения. Для подтверждения сказанного можно привести фрагмент из книги Гаспарова «История русского стиха»:
«Рифма в силлабическом стихе. Силлабика принесла в русское стихосложение совсем новый подход к рифме непривычный для русского читателя — как тогдашнего, так и нынешнего. В тонике определяющим в рифме является положение последнего ударения в стихе — в зависимости от этого рифмы делятся на мужские, женские, дактилические. В силлабике определяющим в рифме является ТОЛЬКО КОЛИЧЕСТВО СОЗВУЧНЫХ СЛОГОВ В КОНЦЕ СТИХА — в зависимости от этого рифмы делятся на односложные, двусложные и т. д., а положение ударения теоретически безразлично: в латинском гимне gloriosi—pretidsi-generdsi и mysterium-pretium-gentium одинаково воспринимались как полноценные двусложные рифмы. В польской силлабике до середины XVI в. достаточным считалось односложное созвучие, поэтому такие окончания, как мужское lud-trud, женское bozy = lezy, разноударное czas = obraz, воспринимались как рифмы…
…Рифмы зрелого Симеона Полоцкого — все двусложные, но не все женские: среди них есть и мужские («тебе-себе»), и дактилические («любезнейший-смиреннейший»), и разноударные («тебе-небе», «никому-дому», «являти-плакати»). Поэты менее искусные сбивались иногда на односложные рифмы: у А. Белобоцкого четверть всех рифм составляют такие, как «солнце-сердце», «ходите-посылайте», «сребра-добра», «милость-кость», «тысящи-помощи». Но силлабический принцип рифмовки оставался тверд: у Симеона невозможна, например, рифма «тебе-судьбе», потому что она односложная, а у Белобоцкого, например, рифма «ходит-бродят», потому что в ней нетождествен именно последний слог, который один важен для автора». Т.е. в СИЛЛАБИКЕ УДАРНАЯ ГЛАСНАЯ НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ.
Таким образом, такой, казалось бы, догмат стихосложения как основа рифмы на последнем ударном слоге, оказывается не более чем временной условностью. Отметим так же, что иногда при подборе рифмы поэт (чаще молодой) позволяет себе изменить ударение в слове, пренебрегая законами русского языка в угоду законам русского стихосложения. Это показывает, что многими поэтами законы стихосложения (например, присутствие рифмы) воспринимаются как нечто более обязательное (то, что нельзя изменить), чем сами законы языка. Но история русского стихосложения доказывает обратное: рифма – это условность, принятая для определенного времени. Для иллюстрации этой мысли обратимся к вышеприведенной цитате: «к рифме НЕПРИВЫЧНЫЙ ДЛЯ РУССКОГО читателя» (значит, есть рифма привычная и непривычная, или привычная для русского, но непривычная для немца, француза и наоборот), «одинаково ВОСПРИНИМАЛИСЬ как полноценные двусложные рифмы», «ВОСПРИНИМАЛИСЬ как рифмы» - автор показывает, что рифма – это дело привычки, восприятия, ожидания. Тогда было принято так, сейчас иначе и, значит, нет никаких оснований, чтоб не предположить: завтра может быть совсем по-другому. О том, какая должна быть рифма, много спорили на самой заре русского рифмованного стихосложения Ломоносов, Тредиаковский, Кантемир. Рифма - явление не статическое, развивающееся (и приходящее в упадок), изменчивое. Книга Гаспарова замечательно иллюстрирует эту мысль, расписывая по эпохам, какие рифмы были приняты для того или иного времени, какие нет. Гаспаров выделяет определенные этапы развития русской рифмы (в качестве названий этапов в развитии рифмы использовано оглавление выше названной книги):
1. Предыстория
Рифма в досиллабическом стихе,
Рифма в силлабическом стихе,
Рифма в первых силлабо-тонических стихах.
2. Время Ломоносова и Державина
Круг рифм,
Утверждение норм,
Кризис норм («первый кризис точной рифмы»),
Подготовка белого стиха.
3. Время Жуковского и Пушкина
От неточной рифмы к приблизительной,
Освоение белого стиха
Освоение однородных рифм,
Подступ к дактилическим рифмам.
4.Время Некрасова и Фета
Освоение приблизительных рифм,
Освоение дактилической рифмы,
Освоение неполной рифмовки,
Подготовка редкой рифмы,
5. Время Блока и Брюсова
Вторая деграмматизация и свобода сочетаний,
Освоение редкой рифмы,
Освоение гипердактилической и неравносложной рифмы,
Освоение неточной рифмы («второй кризис точной рифмы»),
Диссонансные, разноударные, переносные рифмы,
Возрождение богатой рифмы.
6. Советское время
От «старой неточной» к «новой неточной» рифме,
Перемены в заударном созвучии,
Перемены в предударном созвучии.
Отметим, что рифма пережила два кризиса точных рифм, две деграмматизации, возрождение богатой рифмы и прочее, что наводит на мысль о некой цикличности, или скорее, движении по спирали. Так же отметим, что для многих явлений характерны два этапа: 1. подступ, подготовка и 2. освоение. Так подступ к белому стиху был сделан во времена Ломоносова и Державина, а освоение произошло во времена Жуковского и Пушкина. Естественно, все новое крайне редко было встречено «на ура» - почти во всех случаях кем-нибудь было сказано: куда катимся?.. Но через некоторое время новая рифма становилась настолько очевидной, что стихи со старой рифмовкой воспринимались уже как архаизмы. Часто сами поэты критически отзывались о новых рифмах:

Теперь повсюду дирижабли
Летят, пропеллером ворча,
И ассонансы, точно сабли,
Рубнули рифму сгоряча!
(И. Северянин)


2. Рифмы, неосвоенные в современной поэзии

Очевидно, что временная удаленность от описанных периодов позволяет более точно охарактеризовать все «подступы» и «освоения». Маловероятно точно увидеть в настоящем времени, к чему подступают современные поэты, и что будет освоено в будущем, но можно попробовать угадать это развитие, исходя из прошлого.
Как определить, освоена или нет та или иная рифма? Думаю, что можно судить по нескольким показателям, самый простой из которых - это процентное соотношение теоретической (количество возможных вариантов в языке) и практической (количество сочетаний, реализованных в стихах) частоты рифмы. Для подсчетов можно брать стихи, как признанных мастеров, классиков, так и молодых поэтов (предполагаю, что освоение тех или иных рифм отличается у начинающих и профессионалов). Замечательный материал для исследования современного стихосложения представляют сайты поэзии, где свои произведения может опубликовать любой желающий. Представляется вероятным, что все открытия гениев (новые виды рифмы в том числе) постепенно оседают в массы, становятся обычными, а после и банальными, что, безусловно, и свидетельствует об освоении рифмы. Очевидно, что основная масса (возможно, именно потому, что она «масса») обладает большим консерватизмом, ее тяжело расшевелить, сдвинуть, на что могут уходить десятилетия. До сих пор 99% молодых поэтов при подборе рифмы к слову «роза» предпочтут «мороза» (не смотря на абсолютную избитость этого варианта еще во времена Пушкина) или «проза», «угроза», но не «роза»-«риза»-«раза», и тем более «роза»-«зараза», «роза»-«заря». И это, безусловно, свидетельствует о том, что не перешли еще со стадии «подступа» на стадию «освоения» рифмы разноударные, диссонансные, переносные рифмы. Диссонансы (или консонансы), в которых не совпадает ударный гласный и совпадают остальные звуки, наиболее соответствует принципу главенства в слове согласных, а не гласного звука.
Из классификации, опубликованной на www.rifma.ru:
“ДИССОНАНСНАЯ РИФМА – условная рифма (замечу, что даже в этом справочнике подобная рифма рассматривается как «условная»), в словах которой полностью или частично совпадают согласные звуки, но различны ударные гласные (принадлежат к различным видовым парам): парус - пелось, бублики - яблоки, страстный - грозный, норов - коммунаров, плавно - словно, слушать - лошадь … Рифмы, в которых различны только ударные гласные, чаcто используются как игра слов: молот – мелет, копоть – капать, розовый – разовый, Сократ - сокрыт, мечети - мечите, полочка – пилочка... Гриб-грабь-гроб-груб (В.Маяковский).

Было: социализм - восторженное слОво!
С флагом, с песней становились слЕва,
и сама на головы спускалась слАва.
Сквозь огонь прошли, сквозь пушечные дУла.
Вместо гор восторга - горе дОла.
Стало: коммунизм - обычнейшее дЕло.
(В. Маяковский)

В блеске зимней ночи тАющая,
Обрати ко мне твой лИк.
Ты, снегами тихо вЕющая,
Подари мне лёгкий снЕг.
(А.А. Блок)

Когда земное склонит лЕнь,
Выходит стенью тени лАнь
С ветвей скользит, белея, лУнь,
Волну сердито взроет лИнь.
(Н.Н. Асеев)».

Полностью на диссонансах построены многие стихи Хлебникова. В том числе «Горные чары», «А я вздохов дань сплетаю в духов день…», «Сыновеет ночей синева» и др. Не смотря на широкое употребление диссонансной рифмы практически всеми поэтами начала 20-го века, она так и не была «признана», и так и осталась в «незаконном браке», т.е., по сути, «грехом» поэта. Еще в 1913 году Шершеневич писал:

У других поэтов связаны стрОЧКИ
Рифмою, как законным браком,
И напевность метра, как венчальные свЕЧКИ,
Теплится в строфном мраке, -
А я люблю только связь диссонАНСОВ,
Связь на вечер, на одну ночь!
И, с виду неряшливый, ритм, как скУНСОМ,
Закрывает строки, - правильно-точен.
Иногда допускаю брак граждАНСКИЙ,
Ассонансов привередливый брак!
Но они теперь служат рифмой вселЕНСКОЙ
Для всех начинающих писак.
А я люблю только гул проспЕКТА,
Суматоху моторов, презираю тишь…
И кружатся в пьесах, забывши тАКТЫ,
Фонари, небоскребы и столбы афиш.

Интересно отношение поэта к традиционной рифме, как к законному браку (к чему-то повсеместно распространенному, обычному). Ассонанс (созвучие в словах гласных звуков при полном или частичном несовпадении согласных) - это не только гражданский брак (т.е. «ни то, ни се»), но и рифма для всех начинающих писак (т.е. что-то примитивное, доступное даже новичку). Диссонансы – это связь на одну ночь, что ассоциируется с ее «незаконностью», может даже, греховностью и в то же время – неповторимостью.
В 1922 году Маяковский в статье, написанной на смерть Хлебникова, писал:
«Для Хлебникова слово – самостоятельная сила, организующая материал чувств и мыслей. Отсюда – углубление в корни, в источник слова, во время, когда название соответствовало вещи. Когда возник, быть может, десяток коренных слов, а новые появлялись как падежи корня (склонение корней по Хлебникову) – напр., «бык» - это тот, кто бьет; «бок» - это то, куда бьет (бык). «Лыс» то, чем стал «лес»; «лось», «лис» - те, кто живут в лесу.

Хлебниковские строки –
Леса лысы.
Леса обезлосили. Леса обезлисили. –
Не разорвешь – железная цепь». И далее: «Хлебников создал целую периодическую систему слова».

Гаспаров посвящает диссонансным рифмам параграф в своей книге (стр. 255-256). Привожу целиком эту большую цитату:
«В народной поэзии они случайно возникают в грамматическом параллелизме («по-писаНоМу-по-учеНоМу»), в поэзии XIX в., очень редко, в юмористике («При виде пригнанной амунИЦИИ \ Сколь презренны все конститУЦИИ!» — в «Военных афоризмах» К. Пруткова, «Рондо» А.К. Толстого). У символистов они дают такую «высокую» рифму, как «СолнЦе-СердЦе»... Одним из первых экспериментировать с ними стал скромнейший Ю. Верховский. (Ходасевич в 1917 году). Северянин строит на них «Диссону», «Диссо-рондель», «Диссорондо» и два «Пятицвета» (пять строк с рифмами на все гласные: «нашуСТРиЛ-осеСТРиЛ-аСТРиЛ- выСТРеЛ»), Шершеневич — целую последнюю свою книгу «Итак итог» (1926); Маяковский легко вводил их в самые ответственные места своих стихов («СЛоВо-СЛеВа-СЛаВа», «ДуЛа-ДоЛа-ДеЛо», начинается поэма «Рабочим Курска»). Даже если диссонансы не используются внутри рифменного ряда, то они могут связывать разные рифменные ряды: так зарифмован у В. Иванова сонет «Италия»  простоРНей-эфиРНей-вечеРНий-покоРНей-кумиРНей-теРНий»), менее броско применяли такой подбор и Сологуб, и Белый, и Верховский.
«Разноударные» рифмы — это рифмы, в которых совпадают и гласные и согласные элементы, но не совпадает место ударения. В народной поэзии такие созвучия возможны между мужскими и дактилическими окончаниями (ср. «лучи-Мономаховичи» в имитации Брюсова «О последнем рязанском князе...»), в силлабической — между любыми, в классической силлаботонике их нет. Эксперименты являют-ся у В. Иванова («Поразвешены сети по бЕрегу; В сердце память, как дар, берегУ"...»), Брюсова, Рукавишникова, Хлебникова («Я нахожу, что очаровательная погОда, И я прошу милую ручку Изящно переставить ударение, Чтобы было ровно: смерть с кузовком идет по годА...», 1913 – речь и дет о стихе «ОПЫТ ЖЕМАННОГО»), Шершеневича и обычным приемом становится у Мариенгофа (особенно в «Заговоре дураков» и других вещах 1921 г.; «силлабическую» традицию этой рифмы он сознавал и ссылался на «в воздухе- в ухе» Тредиаковского); но продолжателей этот автор не имел.
Такое разнообразие неточных рифм грозило превратить в хаос всю систему русской рифмовки. Этой опасности удавалось избежать тем, что, во-первых, обычно поэты пользовались из этого набора лишь немногими типами (преимущественно — неточными консонантными и неравносложными), а остальные применяли лишь как резкий курсив; во-вторых, обычно такие рифмы чередовались простейшим образом (abab), и четкое рифменное ожидание позволяло узнать даже очень «непохожую» рифму; в-третьих, в этом чередовании часто по-прежнему перемежались рифмы женские и дактилические (в большинстве неточные) с мужскими (в большинстве точными), и это давало как бы смену опорных точек и свободных точек. Когда эти тенденции слабели, рифмовка переставала восприниматься: поэмы и драмы Эренбурга 1916—1919 гг. ощущаются как построенные только на ассонансах романского типа (где созвучны только ударные гласные), а произведения Мариенгофа 1919—1921 гг. —вообще как нерифмованные: нужна специальная установка на рифму, чтобы в серии клаузул  («Тучелет», 1920) распознать рифмовку аБвАвб, гдГЕед...».
Итак, «НУЖНА СПЕЦИАЛЬНАЯ УСТАНОВКА НА РИФМУ»... Но кто дает такую установку? При первых знакомствах ребенка со стихом он узнает, что такое рифма. Он легко может сам подобрать рифму к простым словам. Но, если объяснить, что рифма это не ВЕТЕр-сВЕТЕ, а сВиТеР-ВеТеР-ВыТеР, то читатель и будет ожидать именно это сочетание. А присутствие нескольких вариантов рифмовки только бы обогатило стих, увеличив число вариантов продолжения строки и, значит, сделало бы стих непредсказуемым, более информативным.
Диссонансная рифма встречается и в послевоенных стихах, но гораздо реже, чем в стихах первых трех десятилетий 20-го века. Например, стихотворение И. Бродского «Одной поэтессе» (1965) построено на игре диссонансов, которые достигают своего апогея в центре стиха, где в одной строфе полностью теряется традиционная рифмовка:

Один певец приготовляет рапорт,
другой рождает приглушенный ропот,
а третий знает, что он сам – лишь рупор,
и он срывает все цветы родства.

Мне кажется, что неосвоенность разноударных, диссонансных, неравносложных (сочетание слов с различным количеством послеударных слогов), левых (рифма с совпадением ударной гласной и предударных звуков или слогов) и переносных рифм бесспорна. Поэту проще не следовать какой бы то ни было системе, а рифмовать «как бог на ухо положит», к сожалению, чаще предпочитая рифмы банальные или совершенно не-рифмы. Количество вариантов, которые предоставляют новые рифмы не меньше, чем у традиционных рифм, но в процентном соотношении они не займут и 1% современной поэзии. И хотя это освоение длиться уже почти столетие, но по-прежнему подобные рифмы воспринимаются как эксперимент или новаторство, а чаще как не-рифмы.
Что же тогда говорить о более изощренных экспериментах с рифмой?
Например, таких, как завуалированная, разнесенная, разнословная, рассеченная, переставленная рифма и другие. Приведу из справочника, размещенного на сайте www.rifma.com.ru наиболее интересные, но почему-то наименее освоенные варианты рифмы:
ЗАВУАЛИРОВАННАЯ РИФМА – своеобразный вариант стыковой рифмы, при котором ударный слог (часто с опорным звуком) последнего слова в строке является первым словом следующей строки. При повторении этого слога дважды рифма становится явной.

Рифма!
В чём же сила твоя и твоей красо-
ты
укрощаешь незримыми нитями с-
тих
и печален, он может взорваться то-
бой!
Снова разум и чувства оспорят твою право-
ту,
что быть может надолго осядет в горячих сердц-
ах!
Может ты знаешь тайну её, о Пегас?..

РАЗНЕСЁННАЯ РИФМА – рифма, образуемая словами, стоящими в различных местах стиха.

Шаля,
такие ноты наляпаны,
что с зависти
Лопнули б все Шаляпины.
(В. Маяковский)

РАССЕЧЁННАЯ РИФМА – рифмосочетание слов, основанное на внутрисловном переносе: последнее cлово в строке "разрывается" и переносится в следующую строку.
зна(мя) - казна, живуч ям(б) - созвучьям, нигде - приведе(ние), ксива - красивы(ми), палачу - чу(вствую), Химер - мер(цаньи)...
Редким, но весьма интересным является вариант рассечённой рифмы, состоящий из трёх рифмующихся слов в строфе, при этом третье слово зарифмовано по частям и с первым, и со вторым (объединённая рифма):

Пальцы корявой руки
Буквы непослушные гнут:
"Врангель оп-
раки -
нут..."
(В. Маяковский)

Раскланялись все, осклабились враз;
кто басом фразу, кто в дискант дьячком.
- С праздничком!
С праздничком!
С праздничком!
С праздничком!
С праз-
нич-
ком!
(В. Маяковский)

А кто до того к подписям привык,
что снова к скале полез,-
у этого всегда закрывается лик-
без.
(В. Маяковский)

Не буду останавливаться на всех разновидностях рифм (они описаны довольно подробно, что позволит любому поэту оценить их достоинства и недостатки и решить для себя: рифмы это или нет), уделю больше внимание главному тезису: основную нагрузку в слове несут согласные звуки, которых вполне достаточно для узнавания слова, а значит, они годятся и для создания рифмы.
Большее развитие (хотя они так и не перешли на стадии полного освоения) на сегодняшний день получили диссонансные рифмы. Цветаева писала (Записные книжки и дневниковая проза): «Боже мой! Простое состукивание слов, и какие кладези премудрости. Например, слово — и слава…». На диссонансе построены одни из самых известных строк Цветаевой:

Вы – с отрыжками, я – с книжками,
С трюфелем, я – с грифелем,
Вы – с оливками, я – с рифмами,
С пикулем, я - с дактилем.

То, что такая интересная рифма не стала до сих пор «законной» достаточно странно, ведь рифмы ветер-вытер, плеть-плыть-платье и другие угадываются даже неподготовленным читателем. Что же касается более сложных диссонансов с перестановкой – то, кажется, их освоением займутся поэты 21-го века.
В статье «Энциклопедия метаметафоры» Константин Кедров рассказывает об одном из последних открытий: «В 1998 г. Вознесенский открывает бесконечную рифму, соединяющую начало и конец строки, превращая ее в ленту Мебиуса:

ТЫ не оправдала МЕЧ
БОже, отпусти на НЕ.

Строка становится замкнутой на себе, а рифма направляет воображение поперек времени - от финала к началу. Чтобы познать настоящее, надо отправиться одновременно в прошлое и будущее (МЕЧ-ТЫ, НЕ-БО)».
РИФМА С ЧЕРЕДОВАНИЕМ (перестановкой) - рифма, в составе которой согласные звуки или даже части слова чередуются между собой, создавая иллюзию звукового сходства.
ПЕРЕСТАВЛЕННАЯ РИФМА - диссонансная рифма из слов, в которых слоги меняются местами. Такие рифмы встречаются в поэзии очень редко и относятся к разряду экспериментальных.
Выесть - есть Вы; вечер - черве, пилот - отпил, человек - век чело ...

Улица - лица у
Догов годов
Резче - через
Железных коней...
(В. Маяковский)

Тезис о возможности рифмовки слов с большим числом общих согласных, идущих в произвольном порядке, можно подтвердить простым примером:
По рзелульаттам илссеовадний одонго анлигйсокго унвиертисета, не иеемт занчнеия, в кокам пряокде рсапожолены бкувы в солве. Галвоне, чотбы преавя и пслоендяя бквуы блыи на мсете. Осатьлыне бкувы мгоут селдовтаь в плоонм бсепордяке, все-рвано ткест чтаитсея без побрелм. Пичрионй эгото ялвятеся то, что мы не чиатем кдаужю бкуву по отдльенотси, а все солво цликеом.
Думаю, что прочтение этого текста не вызвало никаких сложностей, разве что у тех, кто читает по-детски – по буквам. Отмечу, что в этом тексте приблизительно 270 букв – это согласные, и только 40 гласных, что, как я предполагаю, приблизительно соответствует соотношению согласных и гласных в нормальной русской речи. И, значит, пропажа всех гласных, которые составляют около 1/8 всего текста, не так катастрофична, как потеря даже четверти согласных. И это чисто в арифметическом плане, что не совсем верно на практике, потому что предложение:
«П РЗЛЛЬТТМ лссвднй ДНГ нлгйскг нвртст, н МТ ЗНЧН, в ККМ пркд рспжлн БКВ в СЛВ»
при большом желании можно восстановить, но предложение
«о ЕУАА ИЕОАИ ООО АИОО УИЕИЕА, е ИЕЕ АЕИЯ, оа яое АООЕЫ УЫ ОЕ»
боюсь, вообще не восстановимо. При более внимательном рассмотрении текста оказывается, что (во всяком случае, первое предложение) не является перестановкой букв в произвольном порядке – в большинстве слов последовательность отдельно гласных и согласных сохраняется, они только сдвинуты относительно друг друга. Но этот фокус понадобился нам только для одного: проиллюстрировать необязательность для понимания слова обычного порядка букв – ведь кроме простого узнавания слова, многое в тексте восстанавливается и из контекста, важно и то, что «мы читаем не каждую букву по порядку, а слово целиком». Т.е. сознание способно восстановить слово даже при перестановке букв.
Это свойство можно использовать и в поэзии, в рифме: переставленная (Выесть - есть Вы; вечер - черве, пилот - отпил, человек - век чело) или с чередованием (ксеРоКС – веРеСК, риФМа - ниМФа, юРТа - уТРо, аЛиБи – граБиЛи, КаРЛа - кРаЛа, ПруТ - ТруП, сХеМа - сМеХа, пёСТРый – разношёРСТый).

Наиболее сложная перестановка, когда слово полностью читается с конца, называется палиндромом (от греческого palindromos – движущийся обратно). В русском языке много слов палиндромов, среди которых есть и достаточно длинные: Алла. Анна. Водоводов. Водородов. Дед. Довод. Доход. Еле-еле. Еще. Заказ. Йогой. Кабак. Казак. Как. Киник. Кок. Комок. Мадам. Макакам. Манеж. Манекенам. Манера. Мим. Мором. Наворован. Наган. Нежен. Око. Поп. Потоп. Пуп. Радар. Ротатор. Ротор. РСФСР. Тет-а-тет. Топот. Тот. Шабаш. Шалаш. Встречаются палиндромы и среди глаголов: Лазал. Лакал. Лал. Лапал. Латал. Левел. Летел. Лил. Лишил. Ищи. Иди. Течет. Вымыв. Вырыв. Метем. Мечем. Мирим. Но слова-палиндромы – это в большинстве случаев (за исключением неологизмов типа ротор, ротатор, радар или замечательного сокращения РСФСР) - это готовый продукт языка, а вот палиндромы-предложения (высказывания, иногда довольно длинные, которые одинаково читаются с двух концов) – это уже плоды творчества.
В средние века сочинением палиндромов занимались хироманты, алхимики и даже богословы. В 17-19 веках палиндром становится весьма распространенным литературным явлением наряду с анаграммой, тавтограммой и акростихом. Поэты серебряного века, сделали палиндром полноправной стихотворной формой.

Я - око покоя,
Я - дали ладья,
И чуть узорю розу тучи
Я, радугу лугу даря.
В.Брюсов

В.Хлебников писал целые палиндромные поэмы, в частности поэму "Разин" и стихи-палиндромы (в статье на смерть Хлебникова Маяковский упоминает его «длиннейшую поэму», читаемую одинаково с двух сторон – и цитирует строки из стихотворения «ПЕРЕВЕРТЕНЬ», вероятно перепутав этот стих с поэмой «Разин»).
В советские годы палиндром находился в опале, как и всякая экспериментальная поэзия. Но авторы продолжали творить, и в годы перестройки начали публиковаться; среди современных классиков палиндрома можно назвать Д. Авалиани, Н. Ладыгина, В. Гершуни, А. Вознесенского. Самые известные русские палиндромы:

А роза упала на лапу Азора (А.А. Фет?).
Я иду с мечем, судия! (Г.Р. Державин).
Аргентина манит негра (М. Булгаков).
А луна канула (А. Вознесенский).
Кит на море романтик.
Лёша на полке клопа нашёл.
И любит Сева вестибюли.
Удавы рвали лавры в аду.
А муза - раба разума?
Ох и тихо!
Муза! Ранясь шилом опыта, ты помолишься на разум (Д. Авалиани).
Нам боги много дали - лад, огонь, миг, обман (В. Невский).
О вера моя, о марево (Н.Ладыгин).
Нам боли мил обман (В.Гершуни).
Нагло бог оболган (В. Гершуни).
Аксиома самоиска (название книги А. Вознесенского).
А щи - пища?
Яд ем как мед я!
Иди, Сеня, не сиди!
Йог Антип спит нагой!
Весна - шанс Ев!
Тут хорош сыр, крыс шорох тут

Поиски Хлебникова нашли отдельных продолжателей среди поэтов начала ХХ века (Игорь Сельвинский, Владимир Набоков), а также среди современных поэтов (книга Вознесенского 1990 названа «Аксиома самоиска»). Любители палиндромов даже основали свое общество "Амфирифма" (из проекта Положения общества):
«1. Клуб ценителей русского палиндрома "Амфирифма" основан 30 октября 1992г как некоммерческая организация, объединяющая палиндромистов, поэтов, филологов, лингвистов и др. приверженцев палиндрома». Более подробно о палиндромах можно узнать на сайте «Палиндромомания» http://rubtsov.penza.com.ru/palindrom/palindr0.htm
Не знаю, осуществился ли замысел издания в 2000 году "Антологии русского палиндрома XX века" в книжном варианте, но нечто подобное представлено в электронном виде http://www.screen.ru/vadvad/Vadvad/Arp/index.htm.
Для моего исследования более важен не сам палиндром, который, все-таки, достаточно освоен и воплощен в десятках шедевров, а ПАЛИНДРОМНАЯ рифма, которая используется очень немногими современными поэтами в очень немногих стихах. Эта рифма возникла из простейших вариантов: мир-Рим, сон-нос, нас-сан, ров-вор, грот-торг (односложная палиндромная рифма – всегда ассонанс), город-дорог, голод-долог, а дальнейшее развитие идеи привело к появлению более сложных рифм:

…ветер уносит страхи в ГРОТ СОВ
оставляя нам ВОСТОРГ
и игр оргии –
рай.
Елена Кацюба. «Игр рай». (Гротсов-восторг, иигро-оргии).

Она слева направо – линия
она справа налево – я и Нил
Елена Кацюба. «Линия».



3. Будущее за анаграммной рифмой

Предполагаю, что для более чем 99-ти процентов поэтов и литературных критиков утверждение, вынесенное мной в заголовок, покажется спорным. А многим даже придется открыть толковый словарь, чтоб посмотреть, что такое анаграмма? Анаграмма – (фр. anagramme ) – слово образованное перестановкой букв другого слова (напр., нос-сон, тело-лето). По сути, слово-палиндром – это частный случай анаграммы (всякое слово-палиндром является анаграммой, но не всякая анаграмма это палиндром, напр. колос-сокол) с определенным порядком перестановки. Еще одним видом анаграммы являются слова-перевертыши – слова, которые при прочтении справа налево дают новое слово: ворон, шорох, напоказ, топор, колесо и другие.
В XVI-XVII веках в ходу были анаграммные псевдонимы. К примеру, лионский врач Rabelais Froncois — Франсуа Рабле — выпустил свои сатирические книги Пантагрюэль (1532) и Гаргантюа (1534) под анаграммным именем Alcofribas Nasier. Особенно анаграммная мода процветала при дворе французского короля Людовика XIII (1601-1643), который даже ввел даже особую должность при дворе — королевский анаграммист. Здесь прославился Томас Бийон, создавший десятки и сотни анаграммных трансформаций королевского имени и его приближенных. Как пишет венгерский эссеист Иштван Рат-Вег, в тот период «зараза анаграмм косила людей с той же мощью, что и чума кроссвордов». Анаграммную трансформацию имени стали связывать с судьбой человека (возможно к этой традиции восходит стих Кирсанова «Икар снов», стих Игорь Сида на имя и фамилию Андрей Битов). На принципе анаграммы основаны многие лингвистические игры, самая популярная из которых называется «Слова», когда из букв одного большого слова нужно составить как можно больше других слов. Игрой в анаграммы, сам того не осознавая, занимается ребенок, когда составляет из нескольких кубиков с буквами разные слова.
На анаграмме построено стихотворение Семена Кирсанова «Икар снов…», в котором он обыгрывает свою фамилию. Анаграмму использовал Вознесенский в своем известном произведении - когда по кругу были размещены буквы «а», «т», «ь», «м», что при прочтении давало или «тьма» или «мать», а, по сути, два этих слова сливались в единое целое, поражая глубиной мысли. Поиск анаграммы подобен проникновению в некоторые тайны, в самую суть слова. Приведу небольшое количество анаграмм (большой список можно прочитать по адресу http://rubtsov.penza.com.ru/palindrom/romanenko.htm):
австриец - царствие
автопарк - отправка
аванс - саван
аврал - лавра
автор - отвар - рвота - тавро - товар
адрес - среда
актер - катер - терка
атлас - салат
агротехник - оргтехника
азбука - базука
акмеист - метиска - семитка
альбом - мольба
амплуа - ампула
антиквар - травинка
апельсин - спаниель
артшкола - шарлотка
архаизм - харизма
атлант - талант - тантал
барокко - коробка
барство - рабство
барыня - рабыня
бейсбол - бобслей
белорус - лесоруб
бредни - бренди (использовал в своем известном стихе О. Мандельштам)
бирюк - брюки
бокал - колба
валет - ветла
вдох - вход
ведро - древо
весна - навес
вино - воин
влага - глава
волос - слово
ворон - норов
вектор - корвет
верность - ревность
верста - стерва
вертикаль - кильватер
веселость - сельсовет
весточка - качество
винодел - недолив
владение - давление
вноска - сновка
водопад - подвода
водосток - скотовод
вокалист - листовка
всепрощение - просвещение
вредность - древность
гамма - магма
голос - логос
горб - гроб
гроза - розга
гром - морг
грот - торг
гамадрил - мадригал
героин - регион
двоечка - девочка
демон - домен
дно - дон
домра - морда
донор - рондо
дура - руда - удар
дырка - кадры
забор - образ
замок - мазок
запор - проза
зерно - резон
знамя - мазня
законовед - конезавод
заметка - каземат
ельник - никель
иголка - логика
икс - иск
инок - кино
исток - стоик
иконка - кокаин
каприз - приказ
карета - ракета
казна - наказ
камыш - мышка
карма - марка - рамка
каста - такса - таска
клоп - полк
колос - сокол
комар - корма
конус - сукно
крест - треск
крыса - рысак
кукла - кулак
кума - мука
курва - рукав
куст - стук
кариес - секира
каркас - краска
касторка - красотка
каторга - рогатка
клоповник - полковник
колосок - осколок
кольцо - цоколь
костел - стекло
кочегар - кочерга
ладошка - лошадка
лапша - шпала
ласка - скала
лира - риал
лиса - сила
лось - соль
лапоть - пальто
лесопарк - пролеска
лопата - оплата
лосиха - ослиха
маска - самка
маляр - марля
марс - рамс - срам
марш - шарм - шрам
масло - смола
мать - тьма
метис - семит
мирт - ритм
матрас - сармат
минотавр - норматив
монета - немота - отмена
мошкара - ромашка
неопрятность - потерянность
нектар - танкер
неофитка - фонетика
насос - сосна
наци - циан
норма - роман
нырок - рынок
нирвана - равнина
нищета - щетина
обезьянство - светобоязнь
окорок - рококо
опт - пот - топ
осел - село
отбор - робот
отвес - отсев - совет
отпор - ропот - топор
останки - скотина
пальтишко - платьишко
персик - спикер
пехота - потеха
пластырь - псалтырь
плесень - слепень
плюшка - шлюпка
погреб - пробег
полусмерть - пульсометр
порочность - чопорность
пион - пони
плато - толпа
плеск - склеп
повар - право
полет - тепло
порт - троп
прах - храп
просветитель - терпеливость
равновесие - своенравие
растение - старение
рикша - шарик
рифма - фирма
рост - сорт - торс - трос
умница - цунами
сенат - стена
соха - хаос
торф - форт - фтор
туш - шут
тушка - штука - шутка
фарш - шарф
фашистка - фисташка
хан - хна
шакал - шкала
шериф – шифер
Думаю, что исследование большого объема русских стихов обязательно приведет к результату, что некоторые точные анаграммы приведенного выше списка уже использованы поэтами в своих стихах (пример О. Мандельштам).
Так как по существу анаграмма является идеальным созвучием (ведь в анаграмме все буквы и, по крайней мере, большинство звуков совпадают, отличаясь только положением в слове), то из слов-анаграмм должна получиться идеальная рифма (рифма=созвучие). Часто два слова словно обретают друг друга, они связаны куда большим родством, чем все традиционные рифмы, и поэтому связывают строки невероятно плотной связью. Ведь традиционная рифма во многих случаях основана на окончаниях, которые являются переменными, второстепенными частями слова, отвечающими за падеж или число, в то время как анаграммная рифма дает общность всего слова.
Анаграммную рифму можно рассматривать как дальнейшее развитие переставленной рифмы, но суть ее совсем иная, более глубокая. Удивительно, что довольно часто слова-анаграммы кроме фонетического тождества обладают и семантической связью или вызывают богатые ассоциации (примеры легко можно найти в списке: шут-туш, автопарк – отправка, иголка – логика, лапоть – пальто, нирвана – равнина, нищета – щетина). В уже цитированном стихе Маяковского есть несколько анаграмм: догов-годов, резче-через. Стихотворение Хлебникова «Пен Пан» начинается строками:

У вод я подумал о бесе
И о себе…

В этом же стихе Хлебников использовал рифмы: жемчуг-могуч меж, вдов вод-овод, воздух–худ зов, нечет–течений (йотированная анаграммная рифма).
В стихе 1968 года «Гаяна» Андрей Вознесенский использовал рифму наТВоРиЛи-отРаВиТеЛи, в «Роща» - КоЛоНоК-НаКоЛоЛ, в 1972 года рифму береза-озера:

Ты молилась ли на ночь береза?
Вы молились ли на ночь,
Запрокинутые озера
Сенеж, Свитязь и Нарочь.

В стихе «Мулатка» в первых двух строках использована рифма арфа-афро, в «яблокопаде» малина-манила, мысли-смыли, остановкой-антоновкой, в стихе «Поэхо» тросТНиК-инстиНКТ, в стихе «Долг» НаПоЛеоН-сПаЛеН, «Соблазн»: неЛеГКоЙ-ЛоГиКоЙ. Скорее всего, это не было сознательное использование анаграммной рифмы (часто это ассонансы), но нельзя игнорировать эти строки.
Академик РАЕН Михаил ГОЛУБОВСКИЙ (Сев. Каролина) посвятил анаграмме статью «Анаграммные вариации: состукивание слов» (http://www.vestnik.com/issues/2003/1126/win/golubovsky.htm), в которой он восторженно пишет: «Сознательный поиск слова-анаграммы или его неожиданное явление из глубин подсознания зачаровывает. Оно подобно рождению Афродиты из пены морской. Это создание красоты. И одновременно — игра, счастливое возвращение в мир детства. В анаграммах слепень превращается в плесень, минтай — в наймита, анаконда выползает из канонады, спаниель выпрыгивает из апельсина и синоптик влияет на погоду как истопник…»
Вот что пишет Константин Кедров (этот поэт был номинирован на Нобелевскую премию по литературе) в работе «Энциклопедия метаметафоры»: «С 1978 г. анаграмма стала активно применяться поэтами, в последствии вошедшими в группу ДООС. Сегодня анаграмма занимает все большее пространство в творчестве авторов, сплотившихся в “Газете ПОэзия”».
И далее: «Анаграмма вывела инструментовку стиха за пределы поэтики ХIХ в., где рифма всегда в конце строки. Стих из линейного стал объемным, поскольку рифма стала всепроницающей. Пример анаграммного звучания: Кедров - код вер, рок дев, вор дек, век орд, вод рек. Частным случаем анаграммы является палиндром. Следующий шаг в развитии анаграммы был сделан А.Вознесенским в его кругометах».
«Понятие рифмы сегодня расширено до более объемного понятия - анаграмма, включающего и палиндром, и аллитерацию, и ассонанс, и комбинаторику, и метонимию».
Мне бы хотелось остановиться подробнее на анаграммной рифме и попытаться объяснить, почему я пророчу ей «светлое будущее». В классическом своем варианте слова-анаграммы состоят полностью из одинаковых букв, в том числе и из гласных. Такая рифма украсит любой стих, но идеальных анаграмм не так много и рано или поздно, но поэт столкнется с таким явлением как банальная анаграммная рифма. Но анаграммная рифма таит в себе куда больший потенциал. Она может сочетать в себе многие качества обычной рифмы: т.е. быть йотированной, приблизительной, составной, разноударной и даже диссонансной, когда в анаграмме опускаются гласные звуки. Это предоставляет куда большую свободу, в то же время оставаясь рифмой и соответствуя главному ее свойству – быть созвучием. Огромное количество вариантов у диссонансной анаграммной рифмы, когда отбрасываются второстепенные звуки (гласные), и слова строятся только из согласных (по принципу диссонанса, с игнорированием ударения), которые и несут главную нагрузку в слове. Такая рифма может преобразоваться в диссонансную, но может быть и ассонансом, а также сочетать многие свойства традиционной рифмы: слово-слава-слива-слева (обычные диссонансы), слово-Велес-весело (анаграммный диссонанс), слово-весло (анаграммная разноударная рифма), слово-волос (ассонанс), слово-соловей (йотированный разноударный диссонанс), слово-Савелий-веселей (анаграммная диссонансная разноударная рифма), слово – в село – с вала – в лес (составная анаграммная рифма). Возможна также рифмовка слов, которые сами по себе не являются анаграммами, но анаграммами являются согласные, стоящие в конце этих слов: высота-совесть, память-компот. Безусловно, анаграммная рифма может быть и неточной (например, слово-власть, слово-ласков), но освоение неточной анаграммной рифмы - это дело далекого будущего. Неким переходным и, как мне кажется, вполне допустимым вариантом, является неточная анаграммная рифма, когда одна согласная повторяется дважды: слово-словил-славил-лососевая. Йотированная анаграммная рифма вполне приемлема и в тех случаях, когда в слове есть гласные я, ё, ю, е (по сути: йа, йо, йу, йэ), а также в тех случаях, когда «й» приходится на конец слова и, как правило, «проглатывается»: богатый-бегать-батог. Выпадание буквы «й» в окончании прилагательных доведено до логического завершения в белорусском языке, где эта буква никогда не пишится: красный (русск.) – чырвоны (бел.), старый – стары и т.д.. Полные прилагательные мужского рода все йотированые, но от них образованы не йотированые женские и прилагательные среднего рода: жирный-жирная-жирное и краткие прилагательные: желтый-желт. Напомним также, что «й» - это полугласный звук.
Анаграммная рифма менее навязчива, чем традиционная, она не бьет «по уху», и требует некого напряжения для узнаваемости, но поэтому «миг узнавания» особенно сладок. Как неоднократно отмечалось в статьях о традиционной рифме – рифма связывает строки стиха, не давая ему развалиться. Анаграммная рифма справляется с этой обязанностью не хуже традиционной, в то же время не выпячиваясь наружу (именно искусственность традиционной рифмы оттолкнула многих поэтов к белым стихам), она остается неким ребусом, загадкой, разгадывая которые читатель получает огромное удовольствия, равное сотворчеству. Анаграммные рифмы могут быть очень красивыми, богатыми не только созвучием, но и семантическим содержанием: голос-Логос-слог, слово-Велес (в некоторых источниках упомянут как бог поэзии), карма-мрак, свет-совесть-высота-свято, поэзия-запой, муза-заумь… Я думаю, что каждый легко подберет подобные рифмы-шедевры. Ненавязчивость анаграммной рифмы позволяет создавать стихи из одних рифм:
казна - книзу - казино – знак - заикание - козни - закон - узник - казнь.
Рядом с этим стихом строка, составленная из обычных рифм, заметно проигрывает своей искусственностью и монотонности, вызванной монополией общего ударного гласного:
парад - автомат – говорят - виноват - мат – адвокат – каземат.
Хотя новая рифма во многом выполняет ту же функцию по связи строк в стихе, в отличие от традиционной рифмы у анаграммной есть и свои особенности. Так в обычной рифме, чем больше совпадающих согласных, тем богаче она звучит. Наиболее богатая рифма, которая когда-либо приходила мне на ум: «математика»-«мать и мачеха» (предполагаю, что не я первооткрыватель этой замечательной рифмы). Но анаграммной рифме необязательно большое число общих согласных и даже наоборот. По-моему, наиболее качественным является вариант, когда рифмуются слова, состоящие из трех согласных. В таком случае образуется своеобразный треугольник, вершинами которого являются согласные звуки. Возьмем для примера слово «слово» - и расположим буквы «с», «л», «в» – в вершинах воображаемого треугольника (для простоты его можно нарисовать). Любое слово, составленное из этих букв, будет соответствовать одному из шести вариантов: 1) слв, 2) свл, 3) влс, 4) всл, 5) лсв и 6) лвс.
Казалось бы, всего шесть вариантов, но они дают довольно большое число словосочетаний (вместе с диссонансами, йотированными, составными рифмами): 1) слово-слева-слива-слив-слава-соловей-Сильва- 2) свело-свал-Савл-Савелий 3) волос-Велес-Влас-вальс-в лес-ловелас 4) весло-весело-Василий-в село-в сало, 5) Лосев-Власов-лесов 6) лава с-льва с. Все эти три десятка слов являются точными анаграммными рифмами к «слово», но, безусловно, это далеко не весь список (он включает и большинство словоформ: слово (слова, слову, слове, слов)-слива (сливе, сливу, сливой, сливы)).
Две или четыре согласные также допустимы и легко улавливаются сознанием, но большее число, оставаясь, по сути, анаграммой, сложно для восприятия, в них тяжелее найти взаимосвязь: красота-секрет-Кастор-касторка-раскат-Сократ-строка.
Анаграммная рифма в большинстве случаев позволяет рифмовать слова независимо от временных форм: числа или падежа существительного, рода прилагательного или времени и рода глагола: слово-веселье-вЕсело-веселЕе-весЕлый-весЕлая-веселА, слово (слОва, словА, слОву) -веслО-веслА-вЕсла,
Как отмечалось в первой главе каждого звука или буквы есть своя частота использования, поэтому и анаграммная рифма не решает все проблемы сложных слов, состоящих из редко встречаемых согласных. Частота (или редкость) отдельных выливается в то, что слов, состоящих из согласных в, л, с, м, н, р или п больше, чем слов, в которых есть ж, з, ч, ш, щ, ч, ц. Теоретически, самым большим количеством анаграммных рифм должны обладать слова:
Состоящие из двух согласных «нр»: рана (нора - рань – Орион – Ирина – Уран – Иран – ирония – урон – арония – аэрон – Аарон - нары);
из трех согласных "нрт": таран (тиран - тирания – тенор – трон – рента – ранить – ранет – уронить – Оранта);
из четырех согласных "нртк" - куранты (кратно – кранты – электрон – каротин – карантин –кретин – катрен – нектар - нектарин). В списке приведены только точные рифмы. Например, в первый разряд можно было добавить рифмы из второго: рана-тиран-таран-электрон-катрен-нектарин, а также: ворон, кран, крен, Нерон, патрон, шеврон, ранний, крайний, сторона, страна, борона и т.д. – вариантов, действительно, много. Огромное число слов заканчиваются на –рин, -рян, -рон, -рен (существительные: растения: мандарин, национальности: татарин, минералы: аквамарин, фамилии: Гагарин; прилагательные: легендарный; глаголы: гряну; наречия: зажарен), а также слова заканчивающиеся на –нер (пенсионер, милиционер и т.д.). Во второй список: таран-куранты-катрен-кретин, а также странный, сторонний, гортань, и т.д. В таблице приведен далеко неполный список рифм на согласные «р» и «н».
буква существительное прилагательное глагол другие части речи
А Арена, автокран, амфитрион, аспирин,
акционер Аграрный, априорный, атмосферный, агентурный, амурный
Б Баран, барон, бурун, барин, боярин
Борона, броня
Барыня, балерина
Бенуар, браконьер Благодарный, борный, батарейный, барьерный, балагурный Браню
В Ворон, варан, ветеран, Варуна, вибрион, викторина, вечерня,
Венера Верный, вульгарный, вздорный, всемирный, винокурный, вычурный Воспряну, верни Верно
Г Герань, государыня, губерния,
Гонорея, гонор, гонорар, гарнир Горный, гончарный, гарнитурный Гряну
Д Джейран, дейтрон, доктрина, дерн, дрянь
Донор, динар Дрянная, дозорный, дежурный Дёрну Доверен
Ж Жолнер Жирный, животворный,
З Заваренный, задорный Заверну, застряну Зажарен
И Ирина, испарина
Инженер Искренний, инвентарный, игорный Искореню, израню,
К Корона, корень, кран, капрон, Калифорния
Кенарь, коммунар, карабинер, конура Коренной, крайний, календарный, коридорный, карьерный, культурный, квартирный Ковырну
Л Легионер Легендарный, лазурный,
М Мандарин, макароны, мембрана, мерин
Манера, миллионер, минор Мемуарный, мажорный, мирный,
Н Нерон, нейрон Неударный, наборный. Нырну, накреню Наверное, недурен,
О Оборона, охрана, осетрина, овчарня Обзорный, ординарный, обширный Отдерни, отринь, оборони Обыгран, отварен,
П Парень, патрон, Перун, перина,
пятерня, пекарня, похороны
Пионер Просторный, пещерный, планетарный, парный, пурпурный Поверну, предохраню,
Приструню, Построен,
Прищурен, проверен
Р Район, руны, руины Разговорный, рессорный, револьверный Расстроен, раскроен, рассмотрен
С Страна, сторона, сударыня, северяне
Сеньор, семинар, сувенир, сборная Старинный, странный, санитарный, струнный, смирный, соборный, сувенирный, серный, северный Сохрани, сверни Сыгран, скверен, смирен
Т Таран, трон, таверна,
Турнир Товарный, топорный, трактирный Тараню
У Уран, урон, уборная, урина, урна Угарный, узорный, утренний, уверенный Уроню, укореню
Ф Фараон, филигрань,
Фанера Фрагментарный, фольклорный, фигурный
Х Хуторяне Хлорный, холерный, характерный, халтурный Храню
Ц Цитрон
Ч Чинара, чупрун Чудотворный, чрезмерный,
Ш Шеврон
Шарнир, шнур, Шикарный, шпалерный, шкурный Швырну
Щ Щедрин
Э Эскадрон, эфедрин, экстерн Электронный, эфирный
Ю Юниор Ювелирный
Я Янтарный, ядерный, ядрённый

Самыми редкими рифмами будут обладать слова, состоящие из согласных букв: ш, х, ф, й, щ: шах, шейх, шеища, шеф, шефша, фейхоа, афиша. Подыскать анаграммную рифму к таким словам вряд ли возможно в русском языке (да и сами-то слова нерусские), но таких слов не больше десятка и вряд ли возникнет необходимость рифмовать такие непопулярные слова. На крайний случай многие из них можно зарифмовать традиционным способом: шах-аллах, шейх-брейк, шеф-неф, афиша-потише (выручает ориентация старой рифмы на гласные). Варианты рифмовки слов "жизнь" (за нож, за жену) или "рифма" не порадуют большим числом вариантов. Но у слова "рифма" появляется несколько точных рифм: рифма-амфора-форма-реформа-фирма-рифом-грифом-графом-фарами и даже рифма-фотографируема. Так же появляются точные рифмы для слова любовь-лбов-выбил-в боль-бывалый-выбелив (со всем многообразием форм слова). Отмечу, что в новой системе рифм - все это рифмы точные - аналогичные "роза-проза".
Не на каждых трех согласных можно образовать русское слово, но и самые, казалось бы, невероятные буквенные сочетания позволяют составить слово. Например: ч, ш, щ - чешущий (беру это редкое слово, которое вряд ли кто-то решит использовать в стихе да еще в конце строки - для иллюстрации). В таком случае можно использовать «обрезанную» двухбуквенную анаграмму: чеШуЩий-спеШаЩий-пиШуЩий (в данном случае диссонанс, т.к., мне кажется, в русском языке нет слова, где буква «щ» стоит перед «ш». Так же, как и редкость определенных буквенных сочетаний, для анаграммной рифмы важно, что в русском языке не встречается последовательность некоторых букв: тц, щш и прочие.
Отмечу, что использование в стихе анаграммной рифмы не исключает использования традиционной рифмы. Две системы могут существовать совместно, взаимно обогащая друг друга и поэзию. Традиционная безальтернативная рифмовка всю нагрузку за «непредсказуемость» (как писал Маяковский, если рифма не удивляет, угадывается – то это не рифма) возлагает на поиск необычной рифмы, которые, кажется, уже все исчерпаны. Сочетание двух систем позволяет сделать следующую строку непредсказуемой благодаря тому, что читатель заранее не знает, какую систему изберет автор.
Т.к. анаграммная рифма находится еще только на стадии зарождения, то ей свойственно то же качество, что было характерно и для зарождающейся традиционной рифмы: все анаграммные современные рифмы – это рифмы для глаз. Т.е. пока новая рифма не стала восприниматься подсознательно, нежелательна замена анаграмм-букв анаграммами-звуками. Так для русского языка характерно изменение произношения звонких и глухих звуков (оглушение или озвончение) в зависимости от соседних звуков. «Пробка» (произносится «пропка») в принципе можно зарифмовать с «крап» или «крупа» (благодаря не столько оглушению звука «б» в «п», а первому звуку в слове), рыбка-крупа или парад(т)-топор уже «неточная» рифма, и, как мне представляется, явление недопустимое, ибо сводит «на нет» всю прелесть анаграммной рифмы.
Еще одной особенностью анаграммной рифмы является ее пренебрежение к положению ударения в словах, т.к. ее основа согласных. Это не только дает большую свободу для творчества, но и перестраивает традиционную систему метров. Так в традиционной метрике само собой разумеется, что рифмующиеся строки принадлежат к одинаковым размерам с одинаковой концовкой. Использование анаграммной рифмы вносит непредсказуемые изменения в конец строки. Например, становится возможна рифмовка слов с женским, мужским или дактилическим окончаниями: словА (мужская)- вЕлес (женская)- вОлосы (дактилическая рифма). Т.е. становятся «правильными» строки (на примерах трехстопных размеров, тексты которых не претендуют на поэтичность и взяты исключительно для иллюстрации возможностей – пока совершенно нереализованными на практике):
Ямб:

Как бОг могУчий ВЕлес
Я вАм скажУ словА.
И встАнут дЫбом вОлосы.

Хорей:

Ты сказал словА,
Бог могучий Велес,
Встали дыбом вОлосы.

Эти же возможности можно реализовать и в трехсложных размерах.
В своей поэме «Тавры» (поэма приведена в конце статьи) я использовал анаграммную рифму в очень сложном размере, который обязал меня использовать рифмы только с ударением на первом слоге слова. Но даже такое ограничение позволило построить 48 строк с анаграммной рифмой, в которой анаграмма трансформировалась изменением одной согласной через 12 строк. Первые 12 строф – анаграммная рифма на согласных РКМ (зашифрованное слово Крым), далее 12 строк РГМ. Далее РГВ и последние 12 строк РТВ. Т.е. практически весь стих построен на сквозной анаграмме КРМ-ГРМ-ГРВ-РВТ. Кроме того анаграммы используются не только в концах строк, но пронизывают и весь текст. Мне кажется, что этот текст хорошо демонстрирует возможности новой рифмовки.
Составление словаря анаграммных рифм дело недалекого будущего. Так же, как и дело недалекого будущего повсеместное распространение новой - анаграммной - рифмовки.


Приложение 1.
Отрывки из стихов с рифмой к слову «любовь»

Размещено отдельно по адресу
http://www.stihi.ru/2005/02/24-474