Возьми, Создатель, очки и лупу, взгляни сквозь толстые линзы вниз. Не медли больше, ждать чуда глупо, ведь отработавший механизм небезупречен, несовершенен – в двойных спиралях сокрыт изъян. Не будет лучшим ли из решений покончить с генами обезьян. Не вижу веских причин для скорби – не остановится бег светил. Довольно время резинкой «Орбит» тянуть, отправь этот мир в утиль. Припомни главы из откровений – разверзни хляби, обрушь потоп. Расчисти место, и муравейник на ровной тверди создай потом – едва с земли испарится влага. Не усомнится никто в Творце, когда, добро совершив во благо, замкнёшь случайных событий цепь. Пусть развиваются, ей покорны, не повторяя пути предтеч. Поставь им цели и сытным кормом цивилизацию обеспечь. Позволь отведать упругой плоти и напои от своих кровей – пусть наполняются чувством локтя. Венец творения – муравей! Звучит, ты сам понимаешь, гордо и в горних высях и под и над. Плодясь и приумножаясь, орды пусть все пространство заполонят. Дари им щедро любовь отцову, детей родителю уподобь – построят социум образцовый, как ты задумывал, «от» и «до».

Но если выйдут из-под контроля, узришь, что замысел не таков, яви ослушникам Божью волю…
И заведи себе мотыльков.

Это было здесь):

Ну и денек! Припекать начинает чертовски,
И до страданий моих дела нет никому.
Правильно – кто я? Всего лишь солома и доски...
В спешке собрали, на шею надели хомут,
бросили... Сами попрятались, дурью не мучась:
«Будешь прикрытием нашим, на то и колосс».
Бремя тяжелое выпало - знать свою участь,
поступь судьбы чередуя со скрипом колес.

Только предельно нестойких сомнения гложут,
скажет какой-нибудь галл, что победами пьян.
Но каково, если ты – деревянная лошадь,
чувствовать где-то внутри наконечник копья?
Уши аж вянут, наслушавшись всяких пророчеств.
Даже у Марса – и то разыгралась мигрень.
Сколько воюют? Лет десять наверно. Короче,
мне одинаково, кто там – троянец ли, грек.
Гибнут один за другим - редька хрена не слаще.
Все говорили, что нет неприступнее стен...

Долго еще ожидать мне под солнцем палящим?
Вспыхнет солома сейчас в подгоревшем хвосте.
До смерти жарко и впору заржать от досады.
Может, взбрыкнуть и отвлечься от тягостных дум...
Впрочем, противиться некому...
кроме Кассандры.
Только никто ей не верит.
Неужто…идут!

Радуйтесь празднику – здесь и сейчас, в настоящем
и не пекитесь о будущем, траур надев.
Троя, не бойся данайцев, дары приносящих.
Троя... не слушай от ужаса спятивших дев.

Съехав с крыши, лето к краю подкатилось, задержалось ненадолго на подворье,
и пошло на глубину... как "наутилус". Я слежу за погружением и вою.
Или вторю. В такт словам из "гибралтара". Собираясь за последним лабрадором.
Если лампы стали жертвенно алтарны, значит выходы туннельно коридорны...
Вот ворота. За забором – частный сектор. Свет из окон то ли брызжет, то ли брезжит.
Пахнет августом и дыней из беседки. Я у кромки ночи, как на побережье.
Спят коралловые яблоки на ветках. Им в зелёную волну упасть пора бы.
Так стрекочут сухопутные креветки, что запутались в сетях земные крабы...

И летят минут диковинные рыбы, превращая сгустки мыслей в анемоны.
Мы с тобой в такой реальности могли бы слушать стерео друг друга, а не моно.
Представляешь, шли б себе по мелкой гальке, останавливались вдруг и целовались –
две с резьбы вконец сорвавшиеся гайки. Раз свинтили, то завинтимся едва ли.

Мне остался запах дерева и соли, не догадки даже – смутные мотивы.
Я учусь дышать одна. Ты дышишь соло. И умеешь быть до слез невозмутимым.
Я не плачу, я не плачу. Вою. В омут. В эти твердые, но жидкие кристаллы.
Ты себя привычно режешь по живому. Где меня пять дней назад почти не стало

Вотэтавот отсюдава) Очная ставка № 12, Графская при@тань

А давай побеседуем, не горячась –
вот смотри: ты приходишь в дежурную часть,
открываешь свой шкафчик и в нём оставляешь проблемы.

И не помнишь отныне, как пахнет сирень,
потому что в безумии чёрном сирен
остаётся лишь он – несгораемый символ эмблемы.
Саламандру бодрят и огонь, и жара –
словно только и ждёт, как начнёт пожирать
всё, что сможет сожрать, дикий зверь ослепительно-рыжий.
Он впивается в жертву, свирепо рыча,
и ты сам, оказавшись под действием чар,
увязая в гипнозе, подходишь всё ближе и ближе –
чтобы жадно, в упор, не мигая, смотреть
на неясную жизнь, на понятную смерть,
маслянистую копоть их впитывать угольной кожей.
Что тебе эта смерть? Что тебе эта жизнь?
Столько судеб ещё берегут стеллажи!
То, что сам ты живой, ощутишь, только все уничтожив.

Пусть горит на страницах чужая душа,
ты сжигаешь её, этим самым туша
жгучий факел своей и ужасных сомнений пожары.
Так чего же ты медлишь – давай, попроси
в опустевшие баки подлить керосин.
Вот! Теперь хорошо – нужный градус достигнут, пожалуй.
Выходи под багровые блики из тьмы,
и не думай, о том, что не сможешь отмыть
ни лицо, ни ладони от намертво влипшего шлака.
Говори, что спокойно вернёшься на пост.

Но тогда почему механический пёс
так ворчит на тебя в полудрёме?
И хочется плакать.

Нелепо верить в любовь до гроба.
________________Вот я – не верю. И ты не верь.
Но мы на играх свихнулись оба, так не сыграть ли в неё теперь.
Лист будет символом пятен белых – белее склонов Швейцарских Альп.
Сдаваться сразу к лицу тебе ли? Веди упрямую вертикаль.
Одна прямая, за ней вторая, две параллельные поперёк.

Расчертим плоскость, углы стирая. Тебе так проще. Я не в упрёк,
но лучше было бы бросить жребий, а дальше небо пусть рухнет хоть.
Со всеми вместе на этом небе.
__________________Орёл и решка. Твой первый ход.
Считай, мы встретились в чистом поле, а мир, привычный глазам, исчез –
исчез твой город, мой мегаполис. Нет сложных связей, простых веществ.
Лишь мы остались на перекрестье твоих раздумий, моих безумств…
Тебя не вспомнят на Эвересте, меня же вычеркнут там, внизу.
Забудь про важность земных ресурсов, экологических катастроф.
Забудь про всё наконец. Рисуй со
___________________________мной незначительной между строк.
Прости.
О чём я? Ну не смешно ли? Вернёмся к нашим бара…игре.
Давай, здесь будет стоять мой нолик.
А ты...
________подумав, поставишь крест.

Чёрные дни не по-мартовски зимние-зимние.
Чёрными хлопьями горечи город накрыт.
Чёрная боль его – тяжесть невообразимая –
та, от которой нельзя не срываться на крик.
Вишенки, вишенки, личики – мамины ягодки.
Чистые.
И невозможно поверить тому,
что не вернулись за ними, что все они лягут там –
в чёрно-вишнёвом аду, задыхаясь в дыму…
– Так не бывает
– не может –
Слова теперь лишние.
Плачь, если хочешь, реви. Только лучше молчать.
«Зимняя вишня» случилась. И «Зимняя вишня» не
предотвратима.
Простым поворотом ключа.

Февраль лукав, безумие – двояко:
ищи неуловимое родство,
шурша листвой
страниц.
Готовь раствор:
лекарство из чернильно-горьких ягод,
хранившихся в шкафу на всякий случай,
где сладко спят другие семена.
Кто кроме нас
их будет вспоминать?
А что до клятв «себя-тебя не мучить»,
не разводить огонь в пустом камине,
не рыться снова в памятных вещах,
то все «прощай»
сложи в
карман плаща,
как будто их и не было в помине.
Не слушай, что «сейчас и здесь» диктует –
сама реальность любит быть глухой,
не слушай, хоть
безвременный уход
в её линейность не прошёл впустую.
И как бы строго после не судили
собратья по ту сторону зеркал,
садись у озерка
и жди закат.
Пусть леска снов спускается с удилищ –
наматывай ушедшего пейзажи
назад в пространстве-времени скользя.
Их жалко взять
никак с собой нельзя…
Нельзя жалеть, нельзя желать, нельзя
же…
?

Тому, кто оступился, раз предав не,
желательно тех дней касаться давних
и прошлое бездумно ворошить.
Забвение – удел эмоций хилых,
им не гореть внутри огнём текилы:
лежат осадком вин на дне души

где тени нет надежды на спасенье.
И не под силу запахам весенним
их разбудить,
ведь нет таких молитв –
расправить то, что от рожденья криво.
Но почему тогда опять нарывом
упрямое безмолвие болит?

И с проблесками мартовского солнца
нет-нет, да вера в чудо всколыхнется,
под спудом не угасшая ещё.
И пульсом мысль отчаянная стукнет,
что не был проклят всё-таки отступник
и будет обязательно прощён,

согрет, обласкан, принят и утешен,
что вновь на вкус напитки будут те же,
и те же рифмы в тот же лягут чат…

Но сёстры не покажутся из чащи,
вину не суждено воды стать слаще,
а братья укоризненно молчат.

25.03.

Если вам доведётся однажды итожить
разношерстные мысли об этой весне,
что в тот день ощутили вы сердцем, и кожей,
наблюдая с экранов, как плавится снег,
принесённый откуда-то взявшейся бурей,
только белые крылья расправивший с ней,
как становится он под подошвами бурым?
Не пришлось ли мучительно вам покраснеть -
за свой страх перед псовой породой особой,
перед смрадным оскалом подросших щенят
за закрытые души, подъезды, засовы
за которые вроде бы вас не винят,
содрогаясь от каждого смутного звука?
Сознавая, что к жертве никто не готов?
Что вы скажете, сытые дети фейсбука?
Хватит сил у изнеженных внуков цветов
если вам вдруг однажды придётся итожить
результат пережитого нынче в Сети?
Себе сами признайтесь - способны ли тоже
ветром смятые крылья поднять и нести?

My WebPage

Молитва

Стылый туман опускался и площадь
прятал в густой пелене.
ЕЙ убежать, не мешать было проще –
Просто уйти…
или нет?
Слышите, слышите – хрустнули пальцы,
сжатых порывисто рук?
Разве молитва пробьется под панцирь?
Вряд ли конечно…
но вдруг?
Вдруг образумится серое племя:
«Господи, Боже, услышь!»
Женщине трудно ли встать на колени –
надо уверовать лишь
в то, что способен увидеть незрячий:
«Ведают ли, что творят?»

Так и стояла, волненья не пряча…
Дрогнул и сдвинулся ряд…
Скажете, что совпадение? Случай?

Но не надеемся хоть,
свет непременно пробьется сквозь тучи,
раз заступился Господь…
My WebPage

«Ім не трэба сонца, цемры ім багата» (С)

Над моей землёю
не расцветшей пышно
(грезить о рассвете
рано начала) –
ожиданье злое,
щебета не слышно:
здесь разносит ветер
лишь собачий лай.

Только снег растаял,
оживляя пустошь,
новых слов отрывки,
проросли в ночи –
подоспела стая,
их сожрала с хрустом-
вздыбили загривки:
бойся и молчи.

«Iм святла не трэба –
цемры iм багата»,
правду им не режьте –
с них довольно лжи,
им мешает небо
и грозы раскаты:
как и жили прежде,
дальше будем жить.

My WebPage

Не боюсь

«Я тут раптам адчуў, што дастала баяцца» -
Теперь не боюсь.
Не хочу быть на нитях послушным паяцем,
еще один плюс,
пририсовывать к карме, долги отмечая,
считать их в уме.
Притворятся не буду, теперь я отчаян –
не нужно уметь
соглашаться сквозь сжатые зубы и льстиво,
виляя хвостом,
делать вид, что доверия пухнут активы
на месте пустом.
Мне набили оскомину кислые лица –
наводят тоску.
«Не боюсь!» - я придумал и сделал таблицу:
обычный лоскут,
просто знак, что нельзя больше ждать и лукавить.
Поверь мне, поверь:
быть собою не страшно, решайся же – я ведь
бесстрашен теперь.

My WebPage

Он следовал построенным маршрутом
и там, внутри, последние минуты
не отличались от других ничем –
за окнами мелькали перегоны,
и жёлтое свечение вагоны
несли во мрак искусственных ночей:

кто спал, а кто просматривал газеты,
а кто-то думал – всё ли из розеток
в обычной спешке утренней достал…
Но цифры на табло окостенели…
Застыли…
Свет погас в конце тоннеля…
И, погибая, застонала сталь –
казалось, будто вой её и скрежет
мгновенья рвёт и нить вот-вот отрежет
от той секунды, что не прожита…
Всё будет после – "скорые"
и свечи,
пока же комом в горле
человечий
единый,
выдох:
- Боже! Как же так!
- Не может быть, они вот-вот приедут…
- А я накрыла стол, как раз к обеду…

Напрасных слов расходятся круги,
и всё яснее истина простая –
стоят минуты в замершем составе,
почти не отличаясь от других…

Этим днём неприятно-серым,
Затерявшимся в облаках,
Подмешаю тепла в консервы
И плесну тебе молока.
Чтоб во времени самом скором,
Не смыкая ушей и глаз,
Наслаждаться кошачьим ором
Вся округа опять могла.
Пей, приятель мой, пей хвостатый
И во двор со всех ног беги
Мимо дворников- хмурых статуй –
Пой им, пой свой победный гимн,
След ищи ненадежный птичий
И дворовых собак буди.
Пусть же март твоей будет дичью,
По-тигриному с ним будь дик,
Замирай и крадись сторожко,
Узнавая весну на слух…
Ах, друзья, заведите кошку,
А еще лучше – сразу двух!

Два года - каждый был в полвечности длинной -
замкнулись кольцами и сгинули куда-то.
Снега безмолвия, удвоив тяжесть даты,
лежат преградой между нами ледяной.
Они не тают. И, ломая корку дней,
ручьями мартовскими прошлое не хлынет.
Я постепенно забываю вкус полыни,
я нарастила кожу снова, но под ней -
лоскутья прежней. И порою волдыри
(как раз сегодня есть причина) кровоточат,
саднят. Колючки запятых и троеточий,
их растравив, наружу рвутся - хоть умри.
Я обрету покой наверное. К утру.
И, может быть, как исцеление, приснится,
что все слова мои, не знаки - а синицы
и принимают зерна из знакомых рук.
А может - ветром наполняют паруса
(слова конечно, не синицы). Точно! Парус,
уже наполнившись, звенит и мы на пару с
тобой пьём пиво-мёд под ним и по усам
течёт твоим питьё - ни капли в рот опять!
И мы хохочем...
Тайно скрещиваю пальцы -
а вдруг позволишь никогда не просыпаться!?
Нельзя?
Тогда позволь вообще не засыпать...

Я, возвратившись к началу пути,
снова готовлюсь пуститься в дорогу.
Сдаться безмолвной тоске мне претит -
выведу белого единорога:
радостно мой белоснежный собрат
ждет, пока сверток походный прилажу.
Узел холщовый недолго собрать,
тяжкой обузой не станет поклажа:
лютню, чернила и меч-кладенец,
мази целебные, плащ-неведимку
спрячу в котомку. Тропу наконец
вновь обрету. Скроет серая дымка
гаснущий след. Я, направившись в лес,
стежкой забытой поеду сквозь чащу.
Переиначу, качаясь в седле,
мира напев, непрерывно звучащий.
Остановлюсь я когда захочу,
где по душе, а не там, где уместней.
Блеску чертогов и мраку лачуг
я подарю мои новые песни.
Где-нибудь на постоялом дворе
переночую и буду, наверно,
трелью звенеть, как весенний скворец -
ей расплатившись за отдых в таверне.
Утром с улыбкой проснусь на лице,
колко-прозрачной умоюсь прохладой,
вновь увлечет меня в странствие цель -
та что диктует стихи и баллады:
я докажу всем ученым мужам,
опыт кладущим в основу неверий -
чудо возможно… И, право, мне жаль,
что для него ваши заперты двери.

Это время, когда нам становятся ночи тесны,
Это время, когда можно сбросить стыдливые
маски,
Это время, когда я приду, не таясь, в твои сны,
Чтоб улыбкой увлечь тебя в сумрак салатово- майский.
Где, скрываясь в зеленом тумане, свистят
соловьи,
Где в траве невысокой мерцают росы
изумруды,
Где движением легким я скину покровы свои,
Обнажая упругий живот и точеные груди,
Облаченная лишь в невесомо-прозрачный наряд
Серебристых лучей. И, теряя от страсти рассудок,
Ты узнаешь во мне прапраправнучку гибких
наяд,
Что когда-то в ручьях и озерах водились повсюду -
Пусть же сводит с ума нас языческий древний
Бельтайн..
И, поддавшись всецело гипнозу его
колдовскому,
Обжигаясь до стона огнями неистовых тайн,
Ты нырнешь в меня, словно в прохладный,
спасительный омут...

Стоит ли мерить последние дни сентября
и задаваться тяжёлым вопросом - А сколько.?...
Лучше давай мы дождей не пролитых осколки
переберем, исполняя осенний обряд.
Камешки слов будем в лужи бросать, а затем
станем, забыв обо всём, наблюдать за кругами...
Знаешь, твоей истончившейся кожи пергамент
мягким оттенком похож на цветы хризантем -
тех, что с тобой мы сажали на заднем дворе,
думая спрятать забора щербатые щели...
Видишь, в воде отражаются дом и качели?
Слышишь скрипучее пение старых дверей?
Кажется даже что можно шагнуть на крыльцо,
вновь пережить сокровенную тайну крещенья
и перепачкать с восторгом нахлынувшим щеньим
лоб, подбородок и щёки цветочной пыльцой...
Пара ступеней осталась до улиц прямых,
выйдем к мосту и любимому месту купаний...
Бабушка, бабушка, всю мою детскую память,
всё, что мне нынче приснилось, в подарок прими.

Моя малышка... молочной кожи
подушка сонно хранит тепло,
но ты проснулась уже... Я тоже
последних снов покидаю плот:
швартовы брошены, близок берег
- Вставай, принцесса моих баллад, -
какое счастье в них свято верить.
А я давно ли сама была
такой же точно: глаза-озёра
теряли блики на тёмном дне
и возвращали потом узором
в калейдоскопы беспечных дней.
Я всё с осколками... Бога ради,
с тех пор немало ушло воды,
и твой черёд подошёл в тетради
про рамы мамины выводить.
Пойдем же... память о долгом лете
сожму в ладони, накину плащ.
Когда вы сделались взрослой, леди?
Сейчас. Вот только что...
Мам, не плачь.

Расплавленный август дотлеет на листьях жаровен - надеждой избегнуть такого финала не тешь себя и других, тот кто выжжен и разочарован, любые ростки похоронит под пеплом надежд. Побегам не выносить завязей сочно и зрело: теперь очевидно - простор нарисованный - склеп... Но Боже мой святый, зачем я некстати прозрела? Блажен кто и в пламени жгучем останется слеп - пускай на весь мир остальной гнев господень обрушит горячую тяжесть свинцом напоенных небес, незрячий не видит, а значит он обезоружен, и что ему корка ожогов? Всего лишь рубец... А впрочем, к чему я о содранной коже и скальпах - в моем окружении тихом не точат ножи. Да просто я в ад дозвонилась сегодня по Скайпу и август оттуда расплавленным страхом закапал:
- Ребята, вы как?
- Как в духовке.
- Держитесь, держи....

Решить спонтанно
без чемодана,
одно лишь платье
взяв про запас,
к тебе приехать.
Визжа, со смехом
в кольцо объятий
твоих упасть.
И на неделю,
как мы хотели
рвануть беспечно
с тобой в поход.
Упруго-гладкий
брезент палатки
нам обеспечит
защиту от
нескромных взоров.
Мы на озерах
Раскинем лагерь.
Поймав сома,
с тобою в паре
ухи наварим.
Хлебнув из фляги
сойдем с ума
от жгучей страсти:
чтоб время, ластик
взяв, разом стерло
весь мир вокруг,
оставив спиннинг,
край неба синий
и вздох, что в горле
родился вдруг.

Гаснет в сумраке ненастья
День - уныло-сер,
И такой же скучной масти
Ночью кошки все
Но, в отличие от кошек,
Прячущих окрас,
Станет персиковой кожа,
Цвет зеленый глаз
Будет несравнимо ярче
Через призму снов -
Стоит распахнуть лишь ларчик
С ними расписной,
Оказавшись в междумирье,
Покидая явь -
Там где только мой ты, милый,
Там где я - твоя,
Где касания ладоней,
Губ и языка
Станут нотой в каждом стоне.
Ты - мой музыкант,
Дирижер, поэт и скульптор,
Я - твой инструмент.
Пусть судьбой отпущен скупо
Нам один домен,
Жертву принесем искусству:
Попадая в ритм,
Мы шестое будим чувство
И шедевр творим.

День уходящий зажег фонари.
Город, зависнув в немыслимом сальто,
Солнце сорвал, как большой мандарин
И разбросал кожуру по асфальту,
Вспыхнул неоном, горя, точно Рим,
Высыпал тусклые звезды из банки...
Я наконец уловила твой ритм -
Хочешь, я стану сегодня испанкой?
Больше не слышно шуршания шин,
Время, текущее в улицах-венах
Остановилось... и ты не дыши.
В танце кружась, буду я откровенна.
Ты согласился (а кто скажет:" Нет"?) -
Жадно следишь за движением хрупких
Рук, извлекающих из кастаньет
Четкие звуки. Я в кружеве юбки
Черно-пунцовой танцую в ночи,
Искры фантазий твоих будоража -
Нет, ты не будешь отныне ничьим -
Разум краду твой, прости эту кражу.
Рдеет, огнем пируэтов объят
Город, и небо придвинулось ближе,
Но танцевала я лишь для тебя,
Зритель безмолвный... Так вознагради же!

Коричневым цветом с оттенком бурым,
свинцовостью грозовой
наполнились улицы перед бурей.
И эхо прошедших войн
далёким раскатом ворчит в затишье -
прислушайся к тишине.
Не прячься, скажи - себе сам простишь ли
колючее, как шинель
удушье молчания? Город вымер -
проспекты почти пусты,
как путь между мёртвыми и живыми
"вчера" и "сегодня" стык.
Немного ещё - и взорвутся залпы
похожие на салют.
завеса дождя застилает запад -
потоки вот-вот зальют
бульвары зелёные. Город замер...
Но чудится - с высоты
он смотрит, сверкая окон глазами
на тех, кто принёс цветы.

Ты просишь о тех временах рассказать,
Когда был наш мир еще зелен -
Точь-в-точь, как на солнечной грядке кинза?
Ну слушай же: тысячи весен назад
Лежали на Западе земли.

В тумане забывшихся координат,
Клубящемся за Ойкуменой,
Из темных глубин поднималась стена
Серебряных скал - окружала она
Недремлющей стражей бессменной

Таинственный остров. Бездонных озер
Там было не счесть, а в долины
Врастали, корней выплетая узор,
До звезд небесам натирая мозоль,
Колонны дерев-исполинов.

Великого множества птиц и зверей
Ты сроду не видел такого,
От рыбы, кишевшей кишмя на заре,
Вскипала поверхность зеркальная рек,
Широких и синих, как кобальт.

Луга упивались цветением трав
И тешили смехом стеклянным
Их теплые ливни, ласкали ветра,
Чьим песням внимали в просторных шатрах
Свободных воителей кланы.

Хватало диковинок и в городах:
Цвели, не нуждаясь в охране,
Сады; поражала дворцов череда,
Каналы, мосты циклопических дамб,
А пирамидальные храмы

Венчали фигуры крылатых быков
И льва с головой соколиной -
В те давние дни был обычай таков.
Но остров однажды вздохнул глубоко,
Сотрясся , расколотый клином,

Распался и сгинул в пучине седой -
Вода материк поглотила.
Однако под утро мы можем с тобой
Увидеть с Геракловых древних столбов
Далекую тень Атлантиды.

Всех переживу

Вы говорите - ваш город серый?
Моя такого же цвета шерсть.
Увидят случаем - жди истерик
(Ну в самом лучшем - брезгливый жест).

Мне - жрать отбросы, в помойках рыскать,
Пить вашей ненависти отвар.
Да потому что я - крыса. Крыса!
Я - отвратительнейшая тварь.

И кто еще также низко падал?
Таких отыщете вы едва.
Я подбираю за вами падаль,
Мое жилье - это ваш подвал.

Ловушки ставьте, травите ядом
Моих собратьев - таких же крыс,
Но знайте - я буду где-то рядом,
Чтоб горло вовремя перегрызть.

Мне не помеха металл решеток -
Реальность вашу разъем по шву.
Мой писк - судьбы вашей едкий шепот:
Хотите, люди, поставьте опыт -
Взорвитесь.... я вас переживу.

***********
Я иду, я иду

Не дыша разведу горизота края -
Два полотнища из кашемира,
Снами тихо кроя
Предрассветную явь
За пределы я выскользну мира.

Сквозь соленый простор, что в диковинный цвет -
Нежно-розовый, дремой окрашен,
Полетит мой корвет
Быстропарусный, ведь
Мне мерещатся контуры башен,

Задевающих острыми кровлями птиц,
Проноситься рискующих мимо,
И под стенами тис...
Ты дождись, ты дождись,
Умоляю и встреть меня, милый.

Мне припомнится, как у подножия скал
Спину отмели сахарно-белой
Ветер жаркий ласкал,
Гул прибоя в висках.
И, хвала мастерству корабелов,

Я на вкус уже чувствую неба ваниль,
Различаю кораллы атолла -
Выступают они
Над водой. Извини,
Что я шла в эти земли так долго.

Тороплюсь, оставляя прозрачных медуз,
Сладкозвучых сирен за кормою.
Между радужных дуг
Я иду, я иду
К твоей гавани розовым морем.

*********
Тир-на-Ногт

Ты для себя давно иной придумал город -
Не окольцованный дорогой полутруп,
Убогий остров, что ножами улиц вспорот,
Где ядовитых реплик прорастают споры -
А совершенный! Там для водосточных труб

Приносит ветер каждый божий вечер ноты,
Там феи снов не прячут золото волос,
Там в леденящем страхе не ломают ногти...
Ты догадался? - Речь идет о Тир-на-Ног'те.
И, к псам послав многострадальный Авалон,

Ты незамеченным легко пройдешь сквозь стены,
Держа за пазухой со свитками ларец.
Вскипая, кровь взорвется пульсом каждой вены,
Туман рассеется. И вспомнится, наверно,
Что в старом мире тебя звали Рон Лоре.

Небесный город имя даст намного проще,
Ты встанешь на ноги и мостовая стер-
тая по переулкам выведет на площадь,
Где ждет Счастливый - не расседланная лошадь:
Он привезет домой...
А прошлое - в костер.

*********
А на самом деле...

Знаешь, мой сын, что на самом-то деле
Жизнь не сложней черенка от метлы –
Станешь ли жителем шумного Дели
Или поселка Большие Котлы,

Будешь Антонио или Антохой.
После зачатия – просто родись,
Сделай открытие первого вдоха,
Дальше - с программой проигрывай диск:

Грудью дыши по возможности полной,
Радуйся просто, когда хорошо,
Просто ори, если делают больно,
Просто питайся, ходи на горшок,

Просто расти на утеху кому-то,
Обзаведись, чтоб их не огорчать,
Другом, жилищем и кем-то, кто в муках
Произведет тебе крепеньких чад,

Мощной машиной, престижной работой,
Псом и системой моральных мерил,
Просто трудись до десятого пота,
Просто состарься и просто умри.

Видишь – все просто. Все проще простого:
Вот тебе мир, погляди же на вид,
Мной сотворенный к концу дня шестого.
- Нравится?
- Да.
- Так ступай и живи.

*********
Возможный диалог

что она загадочна? Да жизнь
проще карусели "Хали-Гали"!
Вы
- Абсурд, нелепость! Докажи! -

Ладно - пристегнитесь. Полетели.
Видите - мы в замкнутом кольце:
наши устремления и цели
лишь биохимический процесс -

скрытое движение молекул,
что определяют, мельтеша -
быть здоровяком или калекой,
дятлом или гением.
- Душа?

след улыбки, что свечой мерцала,
шелковистость кожи, запах дынь?
- Результат борьбы потенциалов,
гены и влияние среды.

Череда активности и пауз
задана структурой ДНК.
То, что был постичь не в силах Фауст,
знаем мы почти наверняка.

И, как только амплитуда гаснет,
рвется нить со свистом тетивы -
просто наступает тьма.
Согласны?
Нет?
Тогда - доказывайте Вы

**********
Тварь

Ты срослась с ней в одно под пергаментной кожей,
Чаще не замечаешь, но хочется взвыть,
Когда та, что живет в тебе тайно, скукожась,
Поднимает шипастые три головы.

И ты в ярости рвешь благонравия чепчик
Вместе с частью волос, потому что змея
Извивается вдоль позвоночника, шепчет:
" Я тебя не отдам - ты моя, ты моя...".

Ты от шока забудешь, как демона кличут,
Но запомнится накрепко каждый укус.
Имя только одно, и десятки обличий.
И стремление дулом прижаться к виску.

Не подействует анестезия мохито
Да и противоядиям прочим слабо:
В неподвижных глазах (словно из малахита)
Скользкой твари читается: " Я -твоя боль"

**********
Зеленая миля

Когда б ты знала, чем платить тебе придется, сколько
Нетеатрально-жестких сцен потребует игра,
То как ответила б тогда простому парню с Кольтом,
Что год назад к тебе пришел и предложил: "Ограбь!

Пойдем со мной - ты все равно хреновая певичка
И тень удачи не мелькнет в дешевом кабаре." ?
Вот так вошло с недавних пор в забавную привычку
Искать решение проблем в потертой кобуре.

Ну что воротите носы? - Работа, как работа.
Да только начисто забыть ты так и не смогла
(Хоть напивалась до соплей, до судорог, до рвоты)
Как угасает свет на дне остекленевших глаз.

А позже появилась боль, точнее - тонны боли.
И дрожь предательская рук в ответ на каждый стук.
- Ты почему опять не спишь? Ложись, малышка Бонни.

Его поймали. Суд. Вердикт - высоковольтный стул.

А ты - в убогих номерах. В крови - полно промилле.
И я могу сама с собой побиться об заклад,
Что вновь тебе приснится сон: идешь "зеленой милей" -
Ведь ждет на том ее конце нетерпеливо Клайд

оБЛИЦовка-123 (Вся поэзия - доносы на самих себя)

Лампы свет предельно ярок,
Мрак зрачков раним -
Ну, так раздобудь огарок,
Темный аноним,
Исчерти бумагу тушью,
Раз тебе дано
Вскрыть ланцетом рифмы душу -
напиши донос.
Предпочти обычной ручке
Острое перо,
Пальцы судорогой крюча
И улыбкой рот,
Исковеркой полосатой
Перекличкой строк
Лист, открыв для адресата
Теплое нутро.
На письме потом куратор
Шлепнет штамп-девиз...
Ты же, сны сняв аккуратно,
Явью удавись

оБЛИЦовка-124 (Гора родила мышь)

Молчи, рассудок, здравый смысл молчи
Сомнения исчезни отпечаток -
Идея грандиозна, есть зачин:
Ко мне пришла она, дитя зачато.
Потом еще партнеры прибегут
(А если не придут, то и не надо))
Ребенка воспитать и сам смогу,
А вы - грызите локти от досады,
Напоминая глупых россомах,
Что не не успели снять со сливок пенки.
На этот раз рублевый мой размах -
Не то что ваши скромные копейки:
Родятся монолиты от горы,
От скал - утесы, и от львицы - львята!
Мне чудится громоподобный рык -
О да! Я гений, гений! Я новатор!
Но почему я слышу жалкий писк
Мурашками от пяток до подмышек
Покрывшись разом весь?
- Поэт, крепись:
Ты снова разродился серой мышкой.

оБЛИЦовка-125 (Моя Ригонда)

Осоловев от бурды, что кипит извне,
Скрыться пытаюсь за хрупкой стеной скорлупок,
И до тех пор, пока зуммер не прозвенел,
Не опасаюсь, что выглядеть буду глупо -
Крепко зажмурившись, кану за окоем,
Сердце забьется мотивом знакомым рондо:
Все, что увижу, почувствую - все мое!
Земли фантазии - это моя Ригонда!
Кровь, приливая к вискам, порождает гул -
Песня прибоя...язык пристает к гортани:
Каждую ночь просыпаюсь на берегу
Тепло-песчаном моей персональной тайны.
Сочным цветам обзавидуется гуашь -
Синее-синее небо и ярко-рыжий
Пляж- знаю точно не Мальта и не Гоа,
Нету и быть там не может подобных хижин.
Нет в этом мире прозрачных таких лагун,
Слаще чем здесь не бывает нигде кокосов!
Что улыбаешься? Думаешь, верно, лгу?!
Хочешь, возьму тебя завтра с собой на остров?

оБЛИЦовка-126/суперблиц (Аномальная зона души)

Вновь накатило - ну чем же тоску заглушить?
Вне корреляции от обострений сезонных
Каждую ночь я гляжусь в аномальную зону
В целом моей положительно-светлой души:
Перешагну - а на той стороне чернота!
нечем дышать, и ни звука не слышно, ни знака
Не долетает, хоть вся извернись наизнанку.
Не разобрать в этой зоне больной ни черта.

оБЛИЦовка-130/суперблиц (Кони летают низко)

Когда-то на крылатом жеребце,
Который был черней спины арапа,
Высокую достичь пытался цель:
Вонзались в уши звуки злого храпа,
Что принят мною был за Божий дар.
Направив непокорного Пегаса
Спешил туда, где виделась звезда.
Она же потускнела и погасла.
Закон Ньютона выставив на кон,
Отделался раздробленным мениском.
Но до чего ж досадно, что мой конь
Летел в ту ночь и падал слишком низко..

оБЛИЦовка-131

В городе было сыро,
Пахло асфальтом мокрым,
Кутался вечер в морось -
Серого дня фантом,
Струйки дождя косили
Тени оттенка мокко.
Мы вспоминали море,
Спрятавшись под зонтом.
Влажно мерцали губы,
Желто грустили окна,
А под ногами лентой
Мерно качался мост,
Нам, по-щенячьи глупым,
Чудилось, что, намокнув
И заблудившись, лето
В руки плывет само.

оБЛИЦовка-136 (Широко закрытыми глазами)

За окном рокочет морем город,
Чередуя то шторма, то зыбь.
Ты привык не замечать, что горечь
Солью щиплет губы и язык,
Что её крупинки – на газете,
В блюдце, попадают даже в чай:
Ты сосредоточен – ладишь сети
И умеешь пыль не замечать,
Ты всегда в хорошей форме, ловок,
Цель находишь даже в темноте,
И доволен, в общем-то, уловом.
Но дала сегодня лодка течь -
Ум теперь пробоинами занят.
Эй, Андрей, а ты ведь не один:
Широко закрытыми глазами
Пристально на крыши погляди –
Ты увидишь вскорости сквозь веки
(Лишь зальет глазницы жгучий пот),
По воде из цинко-нержавейки
Не спеша гуляет сам Господь.

оБЛИЦовка-140 (Единожды солгав)

Пора удалиться с открытых веранд
Поблекшего ныне июня,
Где мы обещали друг другу не врать
С отчачнной верой всех юных -
Готовые вновь повторять по слогам,
Себя доводя до истерик:
"Запомни, запомни - однажды солгав,
Уже не восполнишь потери..."
Ты был так наивен, а я так была
В тебя влюблена... мы не знали,
Подобные клятвы - сюжет для баллад
С плохой мелодрамой в финале.
Насмешливым шорохом длинных минут
Глушила нас исподволь ревность.
И как оказалось легко обмануть
Впервые. Потом - ежедневно.
И друг перед другом мы вязнем в долгах,
Как в топком болоте... однажды солгав....

оБЛИЦовка-143 (Страх и ненависть в Стихолесье)

Каждый по-своему волен сходить с ума,
В приступах корчась удач или невезений,
Вот и теряет рассудок могучий маг,
Судьбы решая народов и Средиземья:
Снилось, должно быть, ему, что холодный яд
в рану всосавшийся, весь организм отравит -
Кто-то клинок возвращает на рукоять,
Кто-то хватает фиал в золотой оправе...
Времени нет и желания изучать
Кто сеет страхи, а кто на испуг попался,
Если привычнее сразу рубить с плеча.
И ничего, что себе попадешь по пальцам.
Пусть...это мелочь..Зато горизонт твой чист -
Будет все так, как издревле тебе хотелось.
Но, изуродовав, можно ли кисть лечить
Крепкой настойкой и мазью из чистотела.

оБЛИЦовка-145 (внеконкурсное)

Готова я поспорить, впадая где-то в ересь,
на самую последнюю рубашку -
не мне одной досадны незапертые двери -
в них что-то от души есть нараспашку:
неловко заголенной, болтливо-откровенной
и вывернутой разом наизнанку -
до самой мелкой тайны, глубокой самой вены.
И потому таинственные знаки
ищу я не за ними, не в коридорах светлых,
от счастья обесцвеченного хныча,
а набиваю шишки, ломаю фомкой петли,
всю связку перепробовав отмычек.
Пусть ногти кровоточат и места нет живого,
Иссякли силы, но - хозяин - барин.
И я имею все же собой гордиться повод,
Хоть за дверями - пусто, как в амбаре)))

оБЛИЦовка-149 (внеконкурсное)

День иссякнет в светильниках медленно. Третий сезам
Прозвенит в полумраке. Отъедет портьера со скрипом,
Отворяя пещеру - в безмолвии замерший зал.
Вы должны разбудить его - ты и крылатая скрипка.

Затрепещет струна, повинуясь полету смычка
(Пусть оборваны три, уцелевшей с избытком хватило).
Первый звук отразится сиянием в темных зрачках
И окрепнет, согретый лучами иного светила.

А потом, замирая, потребует: "Душу отдай
И за шорохом перьев невидимых следуй наощупь.."
Ты увидишь, взлетев - под ногами живая вода
Заповедного озера, дальше - бузинная роща.

Обогнешь освещенные солнцем нездешним холмы.
Брызги нот освежат и отчетливый запах сирени
Убедит, щекоча, что дыхание долгой зимы
Не владело мирами открытых тобой измерений.

Возвращение встретят молчанием в дальнем конце -
Где немые свидетели чуда остались. Они не
Осознают сначала, очнувшись, что просто концерт
На четвертой струне вдохновенно играл Паганини...

оБЛИЦовка-152 (Зеленая луна)

Ночью вы должно быть спите
и не видите, как в темень
входят сны, как свет их зелен,
как садятся на комод
звёзды - каждая с Юпитер.
Только в Солнечной системе
есть зелёные газели?
Изумрудный бегемот?

А салатовые звери
по траве оттенка меди
На Нептуне разве рыщут?
И захочешь - не найдёшь
на холодном Ганнимеде
и на радужной Венере
ни лучей зелёных брызги,
ни такой зелёный дождь.

Не приблизиться к орбитам,
не подняться с космодрома -
долететь и не надейтесь:
явь миры сотрёт в золу. Ночью вы должно быть спите
и не видите, как в темень
входят сны, как свет их зелен,
как садятся на комод
звёзды - каждая с Юпитер.
Только в Солнечной системе
есть зелёные газели?
Изумрудный бегемот?

А салатовые звери
по траве оттенка меди
На Нептуне разве рыщут?
И захочешь - не найдёшь
на холодном Ганнимеде
и на радужной Венере
ни лучей зелёных брызги,
ни такой зелёный дождь.

Не приблизиться к орбитам,
не подняться с космодрома -
долететь и не надейтесь:
явь миры сотрёт в золу.
Потому что, без обиды,
малышам их дарит дрёма,
и сияет только детям
сонный свет зелёных лун.
Потому что, без обиды,
малышам их дарит дрёма,
и сияет только детям
сонный свет зелёных лун.

А я опять заснула лишь к утру –
всю ночь во тьме отыскивала клады,
но сон короткий мой не будет сладок:
в него ворвется дребезжанье труб,
шаги, дверей скрипучих громкий стук
и запах свежесваренного кофе с
корицею, потом – автобус, офис,
до скрежета зубов привычный стул,
глаза одни и те же, те же рты -
моих коллег пугают перемены -
все как всегда в порядке, все отменно.
Но я теряю четкие черты
"большой мечты", попав в водоворот
обычной суеты с оттенком фальши.
Узнать желая, что же будет дальше,
ищу ключи от запертых ворот,
бегу в свои бумажные миры,
туда, где океан, лаская небо,
поет и, в глубину закинув невод,
ловлю созвучий жемчуг, а не рыб.
В ладонях искрошив их, словно мел,
для костяка необходимый кальций,
слова с горячих стряхиваю пальцев,
в них воплощая то, что на уме.
И к перьям прикасаясь, как к мечу,
учусь владеть обеими руками,
пускай в меня кто хочет, бросит камень,
я все равно теперь не замолчу.

.........................................моим родным

Волосы светлые в косы не собраны –
пепельный дождь.
Есть в двух словах этих что-то особое –
сестрина дочь.
Что-то доверчиво-теплое, близкое,
точно птенец.
Может, улыбчивых зайчиков искорки,
Что на стене
пляшут? А может быть взгляд твой внимательный?
Линии рук?
Смех, перешедший в наследство от матери?
Не разберу…
Может быть жесты до боли знакомые?
Взмахи ресниц?
То, что известными всеми законами
Не объяснить,
что не могу описать на бумаге я –
Корни и ствол
общие - древняя женская магия –
Наше родство.
Ниточка, что от прабабушек тянется
Через костры
дней… Ты взрослеешь так быстро, племянница,
дочка сестры.

Куда, кому нести слова ненужные?
Их пепел я устала сеять горстками -
Хоть часть с собой возьмите ветры южные
Из города далёкого приморского.
Вы почему-то прячетесь под масками,
Но неужели даже вы не плакали,
Когда, встречая третьи сутки майские,
Каштаны разожгли в потёмках факелы,
И, заглушая запахи весенние,
Дымами ночь закашляла смолистыми,
И тени поползли, ища спасения
Под только что развёрнутыми листьями,
Где соловьиный выговор дрожал ещё,
Как эхо стонов на соседней улице...
Я плачу, ветры - майское пожарище
Во мне теперь не скоро зарубцуется

Ветер утих, открываю окно:
Месяц в туманные шали наряжен -
Пряхи неведомой веретено
Нити плетет из клубящейся пряжи.

Я босиком, по студеной росе
(Мне никчему нынче тяжесть сандалий)
Скрытой тропой, что доступна не всем,
Тихо спускаюсь в белесые дали.

Знаю, за рощей скрывается пруд,
В зарослях сонных, душистых акаций,
Если старинные сказки не врут,
Любят русалки там в полночь встречаться.

Вот это место – кустарники, лог.
Девы в венках из белеющих лилий
Вышли, где берег озерный полог,
Воздух сиянием посеребрили.

Пение слышу негромкое, смех,
Бледные тени в кругах хороводов.
Хочется, их насмотревшись утех,
Дочерью быть водяного народа –

Род их до песен и танцев охоч,
Многому можно у них научиться…
Я на одну только теплую ночь
Стану холодной речной водяницей

…И пахло дымом сладковато,
А воздух был упруго-чист,
Шептал: «Нельзя быть виноватой
Все время, так дыши, лечись,

Наполнись силой ветра звонкой,
Начни стремительно игру,
Неистовой стань амазонкой,
Узнай, как выжигает грудь

Горячая печать отваги,
Как льнет короткий меч к бедру,
Как вкусом терпким пьяной влаги
Вскипает жажда битвы вдруг

Готовь отточенные стрелы,
Тяни тугую тетиву,
Забудь боль раны застарелой,
С улыбкой слушай хищный звук,

Ласкай подошвы стременами,
Заветной достигай реки
И там другими именами
Плоды победы нареки».

Шепча, он пальцами худыми
Мне горло, как петля, внахлест,
Сжимал, и пахло сладко дымом,
И яркий день был чист до слез…

Дни обводишь по лекалу,
Перебрав их, точно четки,
На проторенной дороге
Чертишь чуть заметный след,
Забывая, что искала,
Ты теряешь контур четкий
Целей выверено-строгих,
Точно скомканный билет.

Отпечатав сотни копий
Никому не нужных действий,
В монолите ищешь блеклом
Хоть какой-нибудь зазор.
Хочешь, как в калейдоскопе,
Забавлявшем тебя в детстве,
Из одних и тех же стекол
Получить другой узор.

Но, соприкоснувшись, грани
Снова сложатся упорно
В опостылевший орнамент,
Скудный, как ни поверни,
Образуя на экране
В зале, пахнущем поп-корном,
Фильм, подобный скучной драме.
Ранит колкостью стерни

Монотонность тусклых актов.
Выйдешь, дверью хлопнув с треском,
Игнорируя метро и
Все решив в короткий миг,
Ты с наезженного тракта,
Разворачиваясь резко,
Вбок сойдешь, чтобы устроить
На обочине пикник.

Разрыдавшееся небо
Серой хмарью утро скрыло,
Ты крылатым лишь во сне был,
Просыпаешься бескрылым,

Став удобною мишенью
Тем, кто кинет дротик дартса.
За принятие решений
Устаешь, как прежде драться

Не заучивая роли,
(Кто безгрешен – бросит камень)
Снять пытаешься свой ролик
В пику пряничной рекламе.

Вопреки двойным стандартам,
Что разбросаны повсюду,
Ищешь полосы для старта,
Видишь новые этюды,

Ловишь правду лже-простую –
Вот, сейчас ее обнимешь…
Но теряешь высоту и
Время жестко пишет: «финиш».

Вместо улова запуталась тина в сетях,
Вместо сокровищ закопаны в землю таланты,
Ты понимаешь - тебе далеко до атлантов,
Что на плечах держат небо легко, не кряхтя.

Вместо того, чтобы плыть на большом корабле,
ты запускаешь в ручей свой бумажный кораблик,
Вместо стальной деревянной сражаешься саблей,
После дуэли став листьев альбомных белей

Вместо пера пишешь сломанным карандашом,
Губы царапаешь , острый огрызок мусоля,
Вместо вина пьёшь бурду с послевкусием соли,
Море пытаешься вычерпать ржавым ковшом.

Медленно гаснешь в плену золотых середин,
Вместо того, чтобы в крайностях плавиться воском.
Ты - полководец внезапно лишившийся войска...
Воин, сдавайся - не выстоишь в поле один.

Вы дышите тяжко, вы дышите близко:
Обеих так треплет одной лихорадкой,
Что кажется подлым просчитывать риски,
Следя за развитием хвори украдкой -

Вот то - принимаю, а то - не приемлю,
И тешиться ложью готовых ответов.
Я слишком люблю ваше небо, и землю,
И вишни в тумане молочного цвета,

Мне дороги так же равнины Поволжья,
Как жаркие ветры степей Приднепровья:
Артерии рек под нагревшейся кожей
Издревле пульсируют родственной кровью

И сходятся в сердце единого моря...
И, не разбираясь в причинах болезни,
Я вижу ползущие пятнами кори
Вражду и тревогу. Слова бесполезны...

Но всё же шепчу горячо и бессильно,
Пока не остыли тела на руинах:
"Тебе - исцеленья, сестрица Россия,
И ты поправляйся, сестра Украина..."

- О боги-боги! Вновь покоя нет.
Я пью, но не способен опьянеть:
опять лицом к лицу с недугом старым
сижу всю ночь и вынужден страдать,
а не пришедших снов моих стада
в потемках ждут. Заблудшие отары!
И я привычно открываю счёт:
ещё один овечий сын, ещё -
пытаются достигнуть тучных пастбищ.

Как видишь, арифметика проста.
Послушай же, послушай, арестант,
когда б я мог, то непременно спас бы.
Всему виною головная боль.
Карьера? Тьфу! И ломаный обол
не дам теперь. Я верю - нет прекрасней
твоей "обратной стороны луны".
А мой пейзаж безжизненно-уныл,
как тот угрюмый вечер после казни.
Ну помоги забыться хоть к утру,
ведь ты же знаешь, знаешь - я не трус:
в долину Дев я шел без страха - с фланга,
где бился обречённый Крысобой...
Постой, постой... возьми меня с собой?
Куда ты, Банга!?
Банга...

- Снежная утроба выносит сугробы,
Звезды, как на блюде -
Вишни в коньяке:
Нежатся в осадке - так хмельны и сладки!
Эй, не спите, люди,
Выпейте с "никем"

Холод васильковый. Бросьте, что такого?
Ешьте до отвала,
Не было б забот!
Я живу богато - у меня три хаты:
Внутренность подвала,
Улица, забор.

Раскатаю скатерть, кушанья таскайте -
Только из мангала
Окорок свиной...
Яблочные дольки, гусь румяный, ёлка,
Вызрело в бокалах
Хлебное вино -

Спелые колосья ластились по-пёсьи.
(Хрустом черствых корок
Полоснёт десну...)
Гости? Очень мило! - развезли чернила.
Потеплело. Скоро
Отойду ко сну.

- Забирай, короче, - сторож пробормочет
Старшему Лукойе.
Видишь, чёрный гном,
Девочка и спички - скверные привычки.
Говорил покойной
- Не играй с огнём.

"Из забывших меня
можно составить город",
благо площади вдоволь,
плевать, что ландшафт – бугры,
что приют для дворняг -
каждый второй пригорок,
что псы пришлых готовы
за непохожесть грызть.
Из забывшихся мне
можно создать пустыню
(что там призрачный город –
ведь мистика не в чести).
Из свистевших камней –
тропы до Палестины,
где бросавших Кагором
рубиновым причастить.
Из пропавших вдали,
Памятью сжатых цепкой,
Горизонт можно сделать,
Край облачный засучив.
А из тех, кто делил
крест мой – построить церковь
и в просторных пределах
четыре зажечь свечи.

Развей все созданное мною -
Стой на ветру.
Гордись оборванной струною,
Но сорок струн
Звучат во мне, не умолкая -
Протест души,
Аккордов ржавыми замками
Не заглушить -
Сжимай сильней стальные клещи -
Ломай, топчи.
Тебе, ты слышишь, рукоплещут
Все палачи?
Ты пожинаешь, бодро-весел,
Плоды побед,
Но волосок не ты подвесил -
Рвать не тебе.
Узор словесных арабесок,
Как полигон:
Пусть одного изгнал ты беса -
Их легион -
Сражайся с тысячью исчадий,
Вгоняй их в грунт,
Но помни: будет беспощаден
Мой новый бунт.
Не стану с тупостью воловьей
Идти под плеть,
Пусть не водой придется - кровью
Мне мыться впредь.
Запри безумную в палату,
Чтоб жар остыл -
Я буду все равно крылата,
А ты - бескрыл...

Когда ты допьёшь и уронишь пустой бокал,
Чья смерть отзовётся в пространстве хрустальным "дзи-и-инь",
И ты, засыпая, увидишь как глубока
Нора в никуда, как чернеет густая синь
Расколотых сумерек, гаснущих позади;
Когда в сотый раз ты устанешь считать до ста,
Пока чей-то шёпот не скажет тебе: "Зайди,
Не бойся, зайди... но надежду, входя, оставь:
Зачем тебе лишняя тяжесть - удобней без..."
И ты, повинуясь ему, не захочешь знать,
Не вспомнишь того, кто коснуться успел небес,
Кому без тебя даже райская белизна
Не в радость - он болен цветами твоих картин,
Он их облаками в бессмертие унесён,
Куда тебе доступ заказан, как не крути -
Когда ты забудешь как дышится в унисон,
Он бросится следом за вдохом: "Не покидай!"
И сделает выбор мудрее стократ чем ты,
И вырвет победу...

Тогда ты поймешь куда
Приводят /когда их не держишь в узде/ мечты.

Сядьте, ветра, у моей колыбели,
Крылья снимите с натруженных спин.
Где ночевать - во дворце ли, в избе ли
Не все равно вам? Шепните мне: "Спи...".

Двери закройте на пол оборота
Медных ключей, спрятав уличный лязг -
Верю, тоски, что сжимает гарротой
Горло всё туже, ослабнет петля.

Ну, расскажите про небо в алмазах,
Как проходил всепланетный парад?
Месяц где рожки побелкой измазал?
Вы говорите - в дорогу пора?

Что ж... Вас задерживать больше не смею -
Дальше летите. Постойте! В саду
Если найдете бумажного змея,
То отнесите тому, кого жду:

Я привяжу к нему яблочный запах
(Им пропитался волос моих шелк),
Проблеск улыбки, блеснувшей внезапно...
Может, да вздрогнет седеющий волк.

Хоть слышала, что кофе на ночь вреден,
Но звук предупреждения пустой,
И каждый вечер в джезве цвета меди
Дымится восхитительный настой.

Я погашу навязчивую люстру,
Включу ночник, откинув прядь волос,
Налью в наперсток крохотный "Робусту"
(«Арабику» найти не удалось),

И, забывая все невзгоды мудро,
Надену ночь на палец, как кольцо,
Почувствую, что слов бесцветных пудра
Становится искрящейся пыльцой,

Замечу, что коса моя рыжеет,
Что вспыхнул на столе хрустальный шар,
В гадалку превращаясь, ворожею,
Сожму покрепче рукоять ковша,

И в чародейский погружу колодец,
Топя рациональности зерно,
Уверовав – в разбросанной колоде
Грядущих дней король ждет козырной,

Плесну питье магическое в кубок,
В пророческую глубь направлю взгляд,
И, предвкушая поцелуи, губы
Томительно и сладко заболят.

Он шёл и падал. Иногда летел.
Спускаясь, крался на окрепших лапах
Туда, где рыцарь в золотистых латах
Его не ждал пока. Он нёс метель

Огнём холодным путь себе торя,
Топорщил грозно крылья цвета ртути.
Мечтал, как подползёт, дохнёт и скрутит
В тугой бараний рог богатыря -

Пусть у того надёжная броня:
Доспехи улиц, копья телебашен -
Он слишком суетлив и бесшабашен.
И зверь от нетерпения ронял

Из пасти миллионы белых крох.
Звенели лужи, превращаясь в льдины..
Прыжок... бросок... горячий поединок,
И, тая, становилась чёрной кровь -

К утру, впитавшись, превратилась в грязь...
Лишь чудом сохранил мой подоконник
Чешуйки хлопьев - чёткий след драконий,
Обретший светло-пепельный окрас.

Может люди и врут, говоря, что однажды
Мы сумеем постичь феномен дежа вю,
И что в жизни хоть раз его чуствует каждый
(Если встретиться с ним подсознательно жаждет),
Только мне не везёт пока, сколько живу.

Что известно о нём? Если верить учёным,
(Хоть теорий у них - как осенних опят),
То на Взрыв на Большой будет мир обречён наш,
Но пугаться не стоит - из вечности чёрной,
Через долю секунды возникнет опять -

Всё опять повторится в грядущем далёком
(О таком не болтают, наверное, зря...) -
Будет вновь гениальным написано Блоком,
Теребящим, как прежде, задумчиво локон,
Про аптеку, фонарь и холодную рябь.

Говорят - не должно быть изъянов в системе -
Будут проданы те же билеты лото:
Свет родится такой же, такие же тени...
Значит будут опять расстояния, стены
Между нами? Но тайный рассчёт мой на то,

Что из правильной матрицы выпадет атом
(Вдруг у мёртвой частицы проснётся душа?)
И что в жизни иной мы окажемся рядом.
Пусть на йоту изменится только порядок,
Но, поверь, в этот раз я использую шанс.

В нем нет для размышлений пищи –
На первый взгляд предельно прост:
«Ты почему давно не пишешь?» -
Такой обыденный вопрос.
А я не знаю что ответить,
Хоть понимаю что пора…

О том как носит шалый ветер
Листву сухую по дворам,
Что свет осенний слишком жидкий,
Туман, напротив, слишком густ,
О том, что справили «Дажынкi»
(Не пожелаю и врагу!)
Какие розовые бредни
Вещает диктор «Новостей» -
Что по доходам класс я средний:
Не в топе, но и не в хвосте…
О показательном процессе,
Снесённых планами плетнях –
Для них стал город слишком тесен,
Но продолжают уплотнять
Его дворцы, дома, арены
(Растут, ей-богу, как грибы),
Что в срок решаются тюремный
Дилемы «быть или не быть»,
Что дядя Петя в магазине
(нет-нет, не думай, не родня),
Итак уже от счастья синий,
Как птица завтрашнего дня,
С утра взахлёб «чернила» глушит –
Чтоб не угас «огонь души»,
Писать не хочется.

Уж лучше
Возьми и ты мне напиши.

Ну хоть полгода еще - и крылья
Ты мог железные обрести
И плыть над облачной эскадрильей,
Но смял в горсти

Огромный кто-то фасад казармы
И по бегущим сухим " та-та"
Хлестнул небрежно. Не в наказанье,
А просто так.

А звезды, высыпав, вниз глазели,
Гадали: "Эти к нам, или те?"
Пока ты падал с небес на землю,
В них не взлетев.

Каким-то чудом сумел подняться -
Едучий пот меж лопаток тек.
А как вы думали - в восемнадцать
Попасть в котел?

И знать - безносая где-то рядом,
Не крылья чувствовать - вещмешок
и крики тех, из заградотряда:
"А ну, пошёл!" -

Волной взрывной со страниц альбомных
На миг накроет спокойный день.
Я не забыла. Я помню. Помню...
Спасибо, дед.

Не за горами горячее лето:
Эта неделя и... Вот чертовщина! -
Сланцы, купальник, парео, билеты -
Тайным счетам объявляю вендетту,
Так что - готовься, любимый мужчина!

Милый, ну что мне мужские забавы?!
Дурой не делай пожалуйста круглой -
Право на отдых - законное право:
Сколько той жизни короткой! Вдобавок -
Знойная женщина быть должна смуглой.

Что ты таращишься так удивлённо?
Твой интерес в этом случае - кровный.
Будь же послушен мне, точно телёнок,
Вид удручающий (даже зелёный!) -
зряшен. Дыши, по возможности, ровно

И не хватайся за сердце и печень -
В реанимацию вместе не ляжем.
Ну, поднимай же поникшие плечи...
В общем, меня будь так добр обеспечить
Солнцем, прибоем и "сексом на пляже"!

Тебе до звона внятна тишина
заполнившая длинный коридор,
в который знак "оттуда" не был послан.
И ты, хотя надежды лишена,
стереть стремишься грани между "до"
и смоляным необратимым "после",
где каждый вдох на языке горчит,
а выдох стянут траурной тесьмой,
и в зеркале - лицо белее мела.
И пальцы помнят коды и ключи
от файлов, и горит: "У вас письмо"
в два месяца как умершем е-мейле.
И пустоты насмешливый кивок
отпустит сотни свернутых пружин
жестоким кем-то впаянных под кожу...
И плачет тишина. И никого
на свете нет, кто без тебя прожить
не может.

Если вам осточертело быть заботливой супругой
И мамашей двух ужасно непоседливых ребят
(Потому что, как ни бейся, никогда не станут меньше
Горы масляной посуды и нестиранных вещей.
И хоть вы уже со шваброй и во сне не расстаётесь,
Ваши отпрыски стремятся насвинячить тут же вновь,
А носки, рубашки, галстук, майки вашего супруга
Обладают странным свойством постоянно исчезать),
То немедленно бросайте всю домашнюю работу -
все равно не переделать, так зачем мартышкин труд?
Лучше комп себе купите, всю зарплату разматросив.

И аккаунты откройте в самых разных соцсетях.

А еще мудрее будет вам поэзией увлечься,
Чтобы днями и ночами зависая в Литсети,
Сочинять без передышки, подбирая ритм и рифму,
Позабыв про все на свете, гениальные стихи.
Пусть себе ваш муж и дети, подвывая с голодухи,
Дружно щёлкают зубами. Ну, а если убегут,
С облегчением вздохните - погуляют и вернутся:
К знаменитой поэтессе - за автографом уже.

"Я островитянка с далеких
Голубых островов Неверленда:
Пыль их мелкую чувствую в лёгких,
В волосах - шелковистую ленту

Зорь, целующих сонное небо,
А в крови - горьковатое море,
О прошедшем поплачу я немо,
Настоящим печали омою -

Пусть, сочась между пальцами, струйки
В полосе растворятся песчаной.
Я раскину крылатые руки,
Покормлю раскричавшихся чаек,

О грядущем с печалью звериной
Погадаю на треснувшем блюде..."
Святый Боже, даруй же Марине
Острова, коих нет и не будет...

Творишь молитву? Помолюсь
и я с тобой. Мой Бог - царёво слово,
его я святостью согрет.
Отпустишь грех?
Не откажи... в таком-то деле плёвом!
Ты был целован
Иваном... Пота, вишь, смолу
со лба не стер чернец. Молчит святейший -
отмаялся, кажись. Ох лют я, как же лют!
Чем искру совести проснувшейся утешить?
Чу! Колыхнулась борода?!
Неужто жив еще митрополит?

Филипп?
Филиппка?
Не вижу - тени, что ли, застят очи?
И отчего так длани липки? -
Всегда была рука моя тверда.
Да нет - покойся с миром, отче.
А мне - дитятей впору горько зарыдать.

Мне повезло ещё - я не Кафка,
Ты - не его безобразный жук.
Ах, не согласен? Молчи. Не тяфкай,
Слушай внимательно, что скажу.

Мнишь себя этаким мудрым эхом,
Всепроникающим, как "троян"?
Ты - всего-навсего "альтер эго"
Или по-русски "второе я".

Воображаешь, что видишь знаки?
Много ли правильно прочитал?
Кто постоянных сомнений накипь -
Неиссякающий капитал -

Множит советами из астрала -
Мол, подстраховка не повредит?
В лифте в итоге опять застряла
И погасить не могу кредит.

Или, к примеру (какая прелесть!),
/Нет уж, припомню тебе грехи/
Кто говорил, что весна - в апреле?
А в результате - лечу бронхит.

Все уходи, надоело штопать
Радугу мыльного пузыря.
Слушать не буду коварный шёпот:
"Зря накатала телегу. Зря..."