К. и шахматы
(миниатюрморт-отчет для академии)

...я — пешка у пешек, то есть фигура, которой вообще нет.
(Франц К.)

По-видимому, кто-то из турнирных конкурентов-противников, не достойных классического определения «соперник», оклеветал Йозефа К., приписав ему незнание законов шахматной игры и отсутствие умения сделать шах и мат одинокому королю — Solus Rex! — двумя разнополыми офицерами, поскольку играть в шахматы этот К., несомненно, умел, что будет документально подтверждено ниже.
Конечно, с догматических позиций юриспруденции, незнание шахматных законов, особенно в щепетильной банковской сфере, к которой на зарплатной основе ежедневно, кроме шахматных воскресений, примыкал К., не освобождает обвиняемого — например, в подделке векселей — от ответственности. Эту правовую банальность, не проводя никаких исследований, знает каждая собака, даже совсем молодая и не имеющая ученой степени.
Не теряя из вида удрученного несправедливостью К., заметим, что само по себе неумение делать что-либо, даже совершенно бесполезное, — мы не имеем в виду шахматы, ибо их бесполезность, опрометчиво задекларированную в кафе «Режанс» еще Наполеоном I (шахматистом пылким, но слабым), в дальнейшем математически строго опроверг педантичный Ботвинник на двух поразительных примерах решения им сложных макроэкономических задач — еще не является преступлением, хотя и отстоит от него достаточно близко.
С другой стороны, в юридической практике несчастливых людей встречались тысячи тысяч конкретизаций той фундаментальной абстракции, когда человека осуждают лишь за то, что он не делал что-либо и даже — будучи идейным тунеядцем — не делал ничего.
Вовремя почувствовав опасное для рассудка погружение в бездонную трясину философских категорий, благоразумно отступаем на два шага и возвращаемся к оклеветанному К.
Хорошо сохранившийся почтовый штемпель подтверждает, что утром 23 июня 1920 года он в полном душевном спокойствии отправил очередное письмо Милене, но затем, вместо того чтобы, как обычно, отправиться в Замок, широко — намного шире обычного — раскрыл глаза, погрузившись в исступленный страх.
Истинные мотивы этого страха коренились вовсе не в вымышленном внешнем заговоре против него, якобы организованном таинственной федерацией международного зла, имеющем целью превратить его в пешку у пешек и даже более того — в фигуру, вообще не предусмотренную шахматными законами, причем не в веселого сказочного сверчка, а в гадкое многоногое насекомое с панцирно-твердой спиной, в которое каждый может безнаказанно запустить надкушенным яблоком. Ведь психика К. была своеобразно устроена так, что при желании он мог бы легко, играя вслепую, разрушить этот квазизаговор, вопреки всяким правилам, традициям и могучим валютным возможностям федерации, мог бы, многократно рокируясь, с легкостью занять место самого короля, Кламма или даже Землемера и, воспользовавшись возникшим замешательством властей, овладеть всей шахматной доской, причем не каким-то бесчеловечным, а весьма гуманным образом.
Все было намного проще и при этом невероятно сложнее, поскольку К. внутренне раздвоился в своем прискорбном желании быть одновременно конкретной пешкой, — изолированной пешкой светлой окраски на традиционном поле d4 — которая, невзирая на все попытки блокады темных сил, непреклонно движется к сакральному полю триумфального превращения, и телесно привлекательным результатом оного превращения, но отнюдь не реформированной женственной королевой, способной, согласно Шекспиру, в одночасье шаховать весь мир.
Но если К. не желал стать мужеподобным ферзем, то кем же тогда? Ладьей! слоном! конем! — вот кем, в полном соответствии со своим неизлечимым заболеванием и слабым превращением пешки, предусмотренным шахматными Законами.
Кстати, о законах. Наши шахматные законы — по сути, правила игры — идут из глубокой древности, овеянной индийскими легендами (широко известной: о зернышках пшеницы, разлегшихся на 64 квадратиках квадратной шахматной доски, и малоизвестной: о враждовавших братьях-царевичах — о, игры престолов! — Гове и Талханде).
Нынче весьма объемный свод этих законов не является тайной, когда-то охраняемой кучкой монархов, премьер-министров, депутатов и прочих правителей, поскольку был издан многомиллионным тиражом на самом элитном языке мира. Вот почему самые главные законы, характеризующие траектории перемещения фигур, стали достоянием миллиардов людей, одним из которых был и К.
Однако К., в периоды, когда жуткий страх, обусловленный душевной болезнью, отступал, не только безупречно исполнял законы, но и учитывал когда-то познанные шахматные закономерности.
Наверно, для кого-то мы откроем Америку, — когда-то ее открыл для себя и К. — сообщив, что совокупность знаний о шахматных закономерностях называется теорией игры в шахматы. Эта теория (своеобразная наука) дает оценки различных ситуаций и советы-рекомендации, как правильнее продвигаться к цели. Но даже самые глубокие исследования пока не выявили такие «рецепты», которые достаточно запомнить и выполнять, чтобы всегда выигрывать.
Шахматист К. не старался выиграть, но стремился найти истину, заложенную в каждой конкретной ситуации игры, как наилучший путь к цели из возлюбленного им лабиринта возможных путей. При этом теория была полезна ему так же, как гигантскому кроту полезны карта подземной местности, где он предполагает жить, и схема испытанного маршрута. Однако не следует думать, что теория не оставила К. простора для фантазии. Его острая и смелая мысль, глубокое проникновение в сущность ситуации, а также богатое воображение помогали найти решение незаурядное, даже парадоксальное, и при этом красивое.
В заключение отчета остается напомнить, что, в соответствии с новейшим научным определением, шахматы — это все-таки игра, в которой состязаются, противоборствуя, два соперника, поочередно перемещая уже упомянутые шахматные фигуры на уже упомянутой шахматной доске в пределах определенных правил.
Соперники — это участники игры, а шахматная доска и шахматные фигуры — основные принадлежности для игры в шахматы. Участником игры может быть человек, знающий правила игры, или — sic! — компьютер, оснащенный программой игры. Но об этом К. даже и помыслить не мог.

Семен Г., академик шахматного искусства.