Жажда, жажда сносит башню.
Лей, надежду утолив,
В солнца огненную чашу
Чай с настоем из ромашек,
И с бальзамом из любви.

Давай с тобой расстанемся
Пока на пару месяцев.
Устал я от ристалища
И сук, что стал пристанищем,
Рублю, чтоб не повеситься.

Верьте мне, не верьте,
Но соседку ночью
Посещает йети
И, как квочку, топчет.
Та соседка утром
Выглядит счастливой.
До краёв лахудрой
И чуть-чуть гориллой.

По записи в журнале
Сижу среди беременных.
Мне сроки поджимают
Родить стихотворение.

Тихо кот лежит на крыше
С лапой задней перебитой.
Он вдвойне на мир обижен:
За окрас - ходячий битум,
За пинок, когда разинув
Рот, он пялился на киску.
Потому соседской псине
Кот вчера нагадил в миску.
Так и ты, когда на взводе,
Мельтеша по дому квочкой,
На меня, святого вроде,
Катишь по привычке бочку.

Между мордашек, копыт и рогов,
Всяких болтливых гибридов,
Мы оказались с тобой одного,
Им не известного, вида.
Наше скрещенье – халтура богов.

Замело дороги в феврале,
Голые кусты по шею врыты.
А у нас по-летнему накрыто
К вечеру для чая на столе.
Так чего петляешь на метле?
Ну, схожу,
хлебнув для форсу спирта,
Утром к рыбке
за твоим корытом!

Выпер память взашей,
Закатал боль в бетон.
Вот живу по клише,
А выходит не то.
Вроде ложе в цветах,
Урожай на кустах.
Да гармошка не та,
И поётся не так.
Значит, зря я в поту
Пропахал эту степь.
И не встретить мне ту,
С кем заздравную спеть.

Как часто спотыкаясь на ухабах,
И потирая битые бока,
С презрением оглядываем слабых,
И славим тех, кто прёт наверняка.
А в промежутках подводя итоги,
Не замечаем, комкая рубли,
Распятую ромашку у дороги,
Что пуповиной корчится в крови.

Хор исполняет песни о войне.
Второй этаж.
Всех вроде пригласили.
Внизу старик в медалях при луне
Сидит.
Но снова танк его в огне.
Он взял Берлин...
А лестницу не в силах.

Благосклонно приближённый
Подбирал остатки смеха.
В малочисленных свиданьях
Осыпались в горечь фрески.
От надежды прокажённый,
Не хотел быть ей помехой
Учащённого дыханья
И её улыбок дерзких.
Незаметно отлучённый
От словесных излияний,
И от нудных посиделок
При остывшем чае в чашках.
Я увидел осень в чёрном,
Я коснулся острых граней
У безумства, а на тело:
Примеряй свою рубашку.

Родная спит,
в затылок мило дышит.
Касанье рук, и в транс я улетаю.
Татуировка на её лодыжке:
“Проверено и собрано в Китае”.

О крышу мансарды цепляются ветки.
На крыше юродствуют местные ветры.
Узрев преимущества временный фактор,
Сражается с трубами дождь-гладиатор.
Я тихо сижу, их единственный зритель,
И рифмы бормочет твой вязаный свитер.

Когда метель
В затишье зыбком,
Плесни коктейль
Своей улыбки.
К стеклу присох
Мороз геранью.
Налей-ка сок
Хмельных желаний.
Столетий сдвиг,
Эпохи скальпель.
Так выпьем миг
До дна, до капли.

Первое. Январь.
Субботний полдень.
Выходные все в одном флаконе.
На венок похожа прошлогодний
Ёлка на заброшенном балконе.
Снег, её согрев, ведёт беседу:
«Что случилось?
В праздник без наряда!»
И унынье, примостившись рядом,
Отвечает: “Дети не приедут”.

Ельник, глушь и редкие берёзы.
У оврага бледная полынь.
Просится на губы ягод россыпь,
Тихо так, что сердце Богу вынь.
Так и жить бы вдалеке от мира.
Позабыть твоих речей укор.
И глазеть, как месяца обмылок
Выползает к звёздам на ковёр.

Соло на пуантах в парке по дорожке.
…Расплескаюсь лужей, заглянув под юбку.
Разгуляюсь ветром, чтобы гладить ножки.
На груди лучами закачаюсь в шлюпке.
И на сдобных мочках превращусь в серёжки.

Об антенну обломилось
коромысло на дорогу,
Через холм сползло второе –
разноцветнее и краше.
Две любви ко мне склонились,
ожидая у порогов.
Та, что ближе – пресность рая,
ад кромешный – та, что дальше.