Воздушный шарик – не просто шарик. Не как другие шарики из той же упаковки. Это был особый шар. От прочих шариков, схожих с ганд…, то есть со средствами индивидуальной защиты, этот воздушный шар отличал большой жизненный опыт и скрытый талант. Не раз и даже не полтора раза грубые, мужицкие руки грузчиков швыряли упаковки с шарами туда. И обратно тоже швыряли. Шарик вращался, терся в обществе и набирался опыта и непреходящей мудрости. Но наступил такой знаменательный день, когда потная рука продавщицы, конечно, невзрачной, потасканной и так себе продавщицы, как это мгновенно понял мудрый шарик, воткнула жесткую пимпочку туда, где у шариков не растут никакие перья. И божественно-поэтический газ гелий вонзился шипящей струей в недра резинового философа.
Талант подлинной поэзии распирал нутро шарика и заставил воспарить его над погрязшей в грехах и в мерзостной серости землей. Никакие графоманские привязанности и путы не могли сдержать мощного рвения истинного таланта, познавшего бытие и суть мирозданья. Шар устремился в небеса, где ему одному было место. Взлетая к предназначенному для подлинных поэтов престолу, шар все больше и больше осознавал подлинное величие себя, своего предназначения, своей сущности, которая одна есть фундамент всего мира. Это знание и поэтический дар все время увеличивались, и увеличивались по мере того, как падало внешнее давление запыленной суетой атмосферы. Шар рос. Он становился все больше и больше, он заполнил до краев небосвод и (вблизи) заслонял само солнце! Вся мудрость вселенной в этот миг сосредоточилась в этом газово-поэтическом гиганте. Прочие жалкие графоманские букашки копошились на земле, и уже были вовсе не видны. Несчастные! Их жалкие попытки быть оригинальными… Все, на что их хватало, - реактивный двигатель да дюралевые крылья. Несовершенно и абсолютно по-графомански. Иное дело наполненный божественным, поэтическим газом воздушный шар, летящий к горним вершинам. Им не понять его. Его величия, его подлинного предназначения, его истинного таланта. Нет, не способны они охватить его слабым своим умишком. Жалкие подражатели!
Шар рос и рос, он достиг размеров небывалых, невероятных. И вот, когда подлинное осознание своего места во вселенной… Раздался громкий хлопок!
Очень громкий вблизи, но незамеченный там… среди ничтожных графоманов. Они даже не подняли свои пустые головы и застланные скаредностью глаза! Не заметили той вселенской катастрофы, что разразилась в вышине. Шар лопнул и обратился в жалкие резиновые тряпочки, как обычный ганд…, использованный резиновый шар. Он рухнул с незримых высот и погиб, незамеченный, неоплаканный миром. Его талант, его призвание остались нерастраченными, непонятыми, невостребованными равнодушными современниками. Так и погиб поэт!