Для тех, кто не ложится с краю, пропеты баюшки-баю, а я пишу тебе, родная, и, слово к слову подгоняя, в цемент для крепости плюю. На город мой туман ложится, гудит ближайшая жэ дэ, а где-то мытарь матерится, грустит озябшая блудница, разбойник свищет и тэ дэ. Но не об этом, не об этом… Не то, не вовремя, не тут… Сигналят поезда дуэтом, где семафоров силуэты и всё измазано в мазут. Когда-нибудь и мы исчезнем в тумане сумрачном, ей-ей, когда в упор посмотрим в бездну в неверных отблесках железнодорожных липких фонарей. Прости за то, что много сплина в эпистоле и в бытии. Как говорила Прозерпина, мои жилые палестины невероятно не мои. А без тебя, скажи на милость, запрятанная по щелям такая гниль, такая сырость, что даже вот строка затмилась и не спасут хорей и ямб. Не отпускают почему-то – считай судьбу на раз-два-три, – в пути наезженным маршрутом хандра, пропахшая мазутом, и фонари, и фонари…