Жанна сидит в кресле, повернувшись лицом к окну, и молчит. Перед ней на столике чашка кофе, нетронутого и остывшего. Я останавливаюсь у стойки, спрашиваю бармена:
— Давно она так?
— Около часа. Может быть врача?
Качаю головой.
— Лучше водки. Со льдом.
Подхожу к Жанне, сажусь напротив. Она по-прежнему молчит, и только по лёгкому движению пальцев догадываюсь, что она меня замечает. Я тянусь за кофе, выпиваю его одним глотком и со стуком ставлю чашку на столик. Жанна вздрагивает и, не поворачиваясь ко мне, говорит:
— Сегодня при обстреле погибла девочка лет шести. У торгового центра. Она до сих пор лежит там. Личико чистое, гладкое, уголки губ приподняты в улыбке. Глазки светлые, широкие, как два больших зеркала... А тельце разорвано в клочья. Рядом на коленях мать, очумевшая от горя. Она раскачивается из стороны в сторону словно маятник, нет, словно хронометр и, качаясь, отсчитывает секунды жизни без дочери: первая секунда без дочери, вторая секунда без дочери, третья секунда без дочери. Двое мужчин в военной форме стоят неподалёку. Они принесли носилки, чтобы унести девочку, но не решаются подойти, потому что мать продолжает качаться и считать секунды… - Жанна поворачивается ко мне. – Ты напишешь об этом? Ты обязан об этом написать!
Отвожу взгляд в сторону. Перед глазами возникает качающийся силуэт женщины в обрамлении мрачных высоток. Яркий образ. Но я не могу обещать, что напишу об этом, потому что подобные истории множатся изо дня в день, и трагедия давно превратилась в рутину. Страшно признаться, но всё это уже банальность и нисколько не трогает моих читателей. Сегодня им нужно другое. Они устали от войны, им хочется про цветочную клумбу и про соседского пса, которому отдавили лапу. Тем не менее, я спрашиваю: — Ты сделала фотографии? Нет?
Подходит бармен, ставит на столик стакан с водкой, забирает чашку из-под кофе. Протягиваю ему чаевые. Он берёт деньги, благодарит и уходит.
Жанна всхлипывает, смотрит на меня. Я киваю на стакан.
— Выпей.
Она мотает головой.
— Выпей, тебе это нужно. А я пойду, посмотрю… о чём можно написать.
Выхожу на улицу. У обочины слева свободное такси, но до торгового центра идти не более пятнадцати минут, доберусь пешком. Пешком даже лучше, есть возможность осмотреться, вдруг появилось что-то новое.
Однако нового ничего нет. Серые пятиэтажки с разбитыми окнами и расколотыми стенами давно не удивляют. В первые дни по приезде впечатления выходили за рамки понимания; картины пепелищ и разрушений вызывали шок и желание уехать обратно. Теперь это стало чем-то естественным – колоритными деталями местного пейзажа. Я иду, не обращая на них внимания. В голове начинают прокручиваться строки нового очерка. С чего начать? Сегодня при обстреле погибла… Нет, слишком избито и скучно. Нужно заинтересовать читателя с первой строки иначе газета полетит в мусорную корзину. Надо как-то… Смерть в этом городе давно никого не пугает. Она приходит сюда с воем бомб и снарядов, но ей никто уже не кланяется. Я смотрю на людей, вглядываюсь в их лица и мне кажется, что смерть для них понятие вполне обыденное… Да, что-то вроде этого. Надо только добавить больше личного и какую-нибудь яркую деталь для лучшего запоминания.
Возле торгового центра не многолюдно. Двери закрыты, огромная парковка пуста, и лишь вдоль зеркальной стены с глубокими отметинами от осколков торгуют овощами и хлебом. Редкие покупатели проходят вдоль лотков, интересуются ценой, идут дальше. Недалеко от входа худой мужчина в грязных тренировочных штанах и в рваной футболке говорит на камеру:
— …из миномётов долбили. Нормально, не страшно, привыкли уже. А сёдня чё-то разъярились. Праздник чё ли у них какой? Я побежал, а за спиной к-а-а-а-к…
Киваю оператору, спрашиваю одними губами: где? Он показывает взглядом в сторону овощного ряда: там. Издалека замечаю неглубокую воронку и куски разбросанного асфальта. Если походить вокруг, то наверняка можно найти осколки снаряда или хвостовик от мины, но мне нужны другие свидетели.
Подхожу к ближнему лотку, спрашиваю у продавщицы:
— Извините. Здесь должна быть девочка… Продавщица машет рукой.
— Увезли.
— А мать?
— Девочки? Тоже увезли. Куда же мать без дитя?
Вздыхаю, соглашаясь: действительно, куда…
— А вы не видели, как всё произошло?
Продавщица пожимает плечами:
— Да как… Взорвалось. Всю капусту вон посекло. Черти неладные. Как её теперь продашь?
Она обескуражено смотрит себе под ноги, где валяются растерзанные вилки капусты. Тут же сидит кот, щурится настороженно на меня. Продавщица наклоняется, гладит его; кот тянется головой к ладони, блаженствует миг и снова поворачивается ко мне.
Отхожу в сторону, достаю из грудного кармана блокнот, начинаю записывать увиденное. Возле воронок суетятся мальчишки, ищут осколки от мин. Девушка с букетиком полевых цветов и парень в камуфляже, оба улыбаются. Продавщица с котом. Чуть дальше старик с кошёлкой, пришёл за хлебом. Телевизионщики снимают репортаж о недавнем обстреле… В душе потихонечку накапливается непонимание. Закрываю блокнот, прячу его в карман брюк. Удивляюсь этим людям. В любой момент может начаться новый обстрел и уже кто-то из них, из тех, кто сейчас разговаривает, или улыбается, или покупает продукты, после очередного взрыва почти наверняка останется лежать на асфальте. Неужели не страшно?
Развожу руками. Видимо, постоянное ожидание смерти есть некий катализатор, который открывает что-то потаённое внутри тебя. Ты освобождаешься от запретов, становишься открытым, дерзостным. Ты уже ничего не боишься, потому что страх, как таковой, перестаёт владеть твоим сознанием, и ты живёшь обычной жизнью. Обычной, размеренной и даже в чём-то привычной.
Снова достаю блокнот. Хороший материал. Остаётся соединить всё в единую сюжетную линию – и очерк готов... Пробегаю глазами по строчкам. Куда только вставить слова о погибшей девочке? И есть ли им вообще место? Мои читатели по-прежнему хотят что-нибудь про клумбу, про то, как парень в камуфляже нарвал цветов и подарил букетик своей девушке. Или о старике, купившем буханку хлеба и отломившем краюху для голубей. Можно написать о смерти, можно написать о жизни, но как совместить это?
Качаю головой. Я не буду писать о погибшей девочке и её матери, отсчитывающей секунды жизни без дочери. Пусть об этом расскажут телевизионщики, у них получится лучше, а я напишу о тех, кто продолжает жить в этом городе.
Задание дуэли: Объём: не более 10 тысяч знаков, считая пробелы. Срок: до 23:59 мск 2 сентября, т.е. три недели. Тема: Проблема страха или преодоления страха. К примеру, кто-то боится темноты, а ему позарез надо пройти по тёмному переулку.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
Я когда прочитала эту работу очень удивилась... Почему? Дело в том, что кое-какой опыт проведения конкурсов прозы у меня есть - эдак лет пять постоянного жюрения. И обычно не проводят конкурсы разных жанров. Так публицистика сравнивается с публицистикой, рассказы с рассказами. Эта работа - очерк, публицистика. Это не художественная литература, и пишутся очерки по другим канонам и правилам. В них не надо соблюдать обязательных условий для рассказа: вступление, завязка, кульминация, финал. Тут не требуется прописывать портреты и характеры ЛГ. Очерк это сиюминутное фото какого-то события, пишется он минут за 15. За день журналист строчит их пару десятков. Сравнить с рассказом ну никак не получается... Это как одностишия с поэмой сравнивать. Да и сравнивать нельзя. Разные жанры.
Но, если опустить техничские моменты, сам по себе очерк понравился. Правда, сложилось впечатление, что автор ТАМ никогда не был. Ибо во время обстрелов закрываются и те немногие заведения, что еще работают. Но, допустим, кафе было в центре, а обстреливали окраины. Про речь Жанны уже сказали до меня... Да много там зацепушек. Но дело не в них. Для очерка удалось передать очень много и хорошо. Атмосферу города, настроение людей, притупление страха. Преодоления не увидела... Была бы попытка кого-то из ЛГ под обстрелом вытащить ребенка - да, это преодоление. Даже попытка матери вывезти дочь из города, зная, что автобусы и машины обстреливают - это преодоление. А продолжать выживать с детьми там, где их могут убить в любой момент, я, как мать, не понимаю. Землю бы грызла, но детей вывезла бы. Страшно обосноваться с нуля на новом месте? А хоронить своих детей не страшно? Для меня второй страх страшнее первого в сто тысяч раз. А вот в продавщицу поверила, тут психологически точно все. В этом году была засуха сильная у нас повсеместно, капуста на вес золота кругом почти. А уж в степи... А уж там, где и продуктов-то нет по сути, конечно, дорогой товар - жалко. Смерть стала обыденной для многих... Но страх остался. Помните строку Друниной, прошедшей всю войну? "Кто говорит, что на войне не страшно, тот никогда ни дня не воевал."
Моя бабушка была фронтовой медсестрой, смерти навидалась, как мало кто. Но она не стала обыденной для нее. Даже в 80 лет она помнила тех, кто умер на ее руках. Поименно помнила - кто, откуда, о чем просил перед концом. Кому писала письма под диктовку. Кому писала письма потом, чтобы смягчить удар похоронки. И как ей было страшно рассказывала- тащить под огнем на себе, прикрывать, врать, что "до свадьбы заживет", ассистировать при операциях без наркоза, слышать звук пилы по кости. Война осталась в ней навсегда. А ряд медалей и боевой орден - лучшее доказательство преодоления страха. В этом очерке я увидела картину военного города, но не увидела преодоления страха. Ни в одном эпизоде не увидела. Притупление и преодоление - глаголы с разным значением.
Собственно говоря именно эти два момента и вызвали мое удивление - не соответсвие заданному жанру и теме.
Хороший рассказ, но всё портит спич Жанны. Выше уже высказывались по этому поводу. ИМХО, так могло бы выглядеть описание "от автора", а не речь увидевшей страшную картину ЖЕНЩИНЫ. Мне не хватает эмоционального портрета Жанны. Она безлика, как газетная статья.
Это мощно! Это больно и честно! Так и надо писать о войне. Без привязок к тем или этим. В войнах нет правых и виноватых... в них есть те, кто сделал смерть своей профессией и те, кто отсчитывает секунды без... Я аплодирую каждому слову, потому что оно бьет наотмашь, заставляя отрезвляться тех, кто еще способен думать.
Последние два года я часто думаю, как просто из народа делают экзальтированную толпу... и вы правы, сейчас ей не нужны очерки об оторванных руках и ногах, об улыбке, навсегда застывшей на лице у погибшего ребенка... толпе сейчас нужны цветочные клумбы. Перерыв между инъекциями ненависти. Но народу необходимо заглянуть в глаза, каждому погибшему, каждой торговке и даже этому коту, настороженно наблюдающем за чужаком. Может быть тогда он поймет, что скоро сдохнет от передоза ненависти и откажется от очередной инъекции?
Мира, если народ видит и читает об оторванных руках и ногах, то превращается, по Вашим словам, в экзальтированную толпу. А если будет читать о клумбах и делать вид, что всё хорошо, то станет кем? Страусом, прячущим голову в песок. Многие так и пытаются делать - не видеть и не слышать, как будто ничего и нет. И СМИ некоторые тоже придерживаются такой линии поведения - вещают о "цветочных клумбах" и собачках с отдавленными лапами. И люди живут как в полусне, и их такое устраивает, и в СМИ они ищут информацию только о «клумбах», сознательно обходя глазами ту, другую. Хорошо хоть не все такие… Потому что сколько ни прячь голову в песок, как страус, проблема не исчезнет.
И я все-таки не согласна, что привыкание к страху и преодоление его – это одно и то же. Привык – это смирился, а преодолел – это действие, причем активное, несмотря на. Ну это моё мнение. Я никому его не навязываю.
Мира, если народ видит и читает об оторванных руках и ногах, то превращается, по Вашим словам, в экзальтированную толпу. Лена, уточните, пожалуйста, из каких моих слов вы сделала такие выводы? А на остальное можно я отвечу через пару часов? У меня внуки в гостях, а двум четырехлеткам не объяснишь почему бабушка торчит в инете вместо того, чтобы с ними мультики смотреть. Но отвечу совершенно точно и честно.
Мира, может, я "на своей волне" считала немного не так и не то, что Вы имели в виду. Но...перечитываю Ваш комментарий, и не могу понять: нужно или не нужно. И каким образом народ заглянет в глаза каждому погибшему (и т.д., не буду Вас цитировать Вам же), если никто об этом не будет писать? Прошу прощения, ни в коем случае не хотела обидеть.
И я продолжаю считать, что взять тему войны, НАШЕЙ войны (хотя нигде не указано, что именно о ней речь, но очень уж узнаваемо всё), да и, в принципе, любой войны - нечестно. Тема выигрышная - у всех на слуху, равнодушным мимо никто не пройдет, некоторые проголосуют, даже не особо задумываясь, а в чем, собственно, суть. Потому что там другой страх.
Я не хочу обсуждать, а тем более осуждать, ничьи позиции и взгляды. Вообще на эту тему не говорю. Тут зацепилась только за рассказ и в пределах рассказа. Всё.
Лен, я разграничила толпу и народ. Толпе "зрелище" уже поднадоело. А вот народу нужна правда, вот такая - ужасная в своей повседневности, тогда его трудно превратить в толпу.
Марин, я не хочу и не буду спорить. Про народ. Тут я с тобой согласна. А в остальном... Ты думаешь так, я - немного иначе. Тем более что мы уже ушли от самого текста, а просто рассуждаем. Не думаю, что эта площадка - подходящее место. Извини.
Мира, если народ видит и читает об оторванных руках и ногах, то превращается, по Вашим словам, в экзальтированную толпу. А если будет читать о клумбах и делать вид, что всё хорошо, то станет кем? Страусом, прячущим голову в песок. Многие так и пытаются делать - не видеть и не слышать, как будто ничего и нет. И СМИ некоторые тоже придерживаются такой линии поведения - вещают о "цветочных клумбах" и собачках с отдавленными лапами. И люди живут как в полусне, и их такое устраивает, и в СМИ они ищут информацию только о «клумбах», сознательно обходя глазами ту, другую. Хорошо хоть не все такие… Потому что сколько ни прячь голову в песок, как страус, проблема не исчезнет.
И я все-таки не согласна, что привыкание к страху и преодоление его – это одно и то же. Привык – это смирился, а преодолел – это действие, причем активное, несмотря на. Ну это моё мнение. Я никому его не навязываю.
"Возле воронок суетятся мальчишки, ищут осколки от мин. Девушка с букетиком полевых цветов и парень в камуфляже, оба улыбаются. Продавщица с котом. Чуть дальше старик с кошёлкой, пришёл за хлебом. Телевизионщики снимают репортаж о недавнем обстреле"...
Еленка, разве это не преодоление страха? Продолжать жить, любить, работать, зная, что... не буду повторять слова автора. Привыкнуть в значении "смириться" - это закутаться в одеяло во время обстрела и - будь, что будет. Войны выигрывают люди, которые под обстрелом умеют выЖИТЬ сами, и помочь выЖИТЬ другим - дарить любовь, продавать капусту, ходить за хлебом (может, не только для себя?), снимать репортажи. Мой свёкор в пехоте прошёл всю ВОВ - начал с финской компании, закончил Японской. Я спрашивала:"Как ты выжил? Неужели не было страшно?". Он отвечал:"Не страшно только идиоту. Я во время наклонял голову. Когда наклонял, то видел тех, кто в страхе упал. Одевал на них каски и тащил вперёд. Так и выжил". Герои рассказа не смирились. Они на время преклонили голову. Чтобы выжить и тащить вперёд упавших. Мне видится так. Переполнение ужасом - то же отравление. Ужасного больше не хочется, оно не употребляется организмом и душой. Но это вовсе не значит, что люди смиряются.
Имум Коэли, не буду спорить. У Вас своя точка зрения, у меня - своя. Кто-то поддержит Вас, кто-то, может быть, согласится со мной. А судьи решат по-своему))
Девочки, вы такие умницы))) Прочла диалог и готова каждой пожать руку - за мысли, за чувства, за позицию... Хотя вы и не согласны друг с другом (как будто), однако все по-своему правы) У меня тоже, разумеется, есть мнение по рассказу. И оно уже зафиксировано на "бумаге". Буду рада опубликовать его в качестве продолжения этого диалога. Но позднее)
Горькая тема. Но непонятки и недоверие с самого начала - находясь в шоке от горя и ужаса, человек вряд ли выдаст столь логичный экспромт, какой вложен в уста Жанны, около часа немой от ужаса. Скорее, это были бы обрывки фраз, междометия. Но она выдаёт целиком готовый мини-репортаж с места происшествия. Автор раскрыл тему преодоления страха через привыкание к нему. Любое чувство имеет обыкновение притупляться. Страх смерти - тоже. Мне об этом рассказывали родные, пережившие войны. На войне человек живёт одним днём, часом. И Автор это показал. Мне не хватило в рассказе динамики. И концовка мне показалась слабой. Автор, простите, все мы учимся друг у друга) Спасибо Вам)
находясь в шоке от горя и ужаса, человек вряд ли выдаст столь логичный экспромт, какой вложен в уста Жанны, около часа немой от ужаса. Скорее, это были бы обрывки фраз, междометия. Но она выдаёт целиком готовый мини-репортаж с места происшествия. (с) Можно в защиту автора? лет сорок назад на уроке мужества ( были такие в СССР, обычно к дню победы и к 23-му февраля) ветеран Великой Отечественной рассказывал от войне. Это был не связный пересказ боев, в которых он участвовал. Дядька часто обрывал себя на полуслове, останавливая себя, чтобы не сказать что-то излишне страшное нам, десятилетним малявкам. Учительница не выдержала и попросила его рассказать, что ему запомнилось больше всего. Он встрепенулся вдруг и сказал : "Лошадь. Ей пуля попала в сердце, а она продолжала бежать пока не вынесла меня с линии огня". Так вот Жанна в этом сюжете та лошадь. Жанна профессионал. Ее мозг настроен на такую манеру изложения, она просто не умеет иначе. Это потом, когда шок пройдет, она будет плакать и, размазывая слезы, несвязно пересказывать увиденное. И не вспомнит, как четко и лаконично нарисовала картинку.
В детстве я, продолжающую бежать лошадь, честно говоря, восприняла, как сказку. Но с тех пор много видела подобных случаев: обезглавленных кур, вырывающийся из рук и бегущих от того, кто их убил; выпотрошенных рыб, продолжающих бить хвостом. Видимо это рефлекс. И людей в состоянии шока видела много. Так что я автору поверила. Но, естественно, это мое личное восприятие. Кстати и в бабку с капустой поверила.
По-моему, автор пошёл самым простым путём (а это нечестно): страх перед войной, перед смертью есть у всех. Наверное, к нему можно привыкнуть, и, наверное, люди привыкают, длительное время живя в таких условиях. Но не думаю, что настолько, чтоб после миномётного обстрела и вида растерзанного тела убитой девочки продолжать продавать капусту, как будто ничего не случилось.
Дальше. Не люблю, когда делают выводы за меня. А в этом тексте именно так и происходит, потому что в третьем абзаце от конца автор буквально разжёвывает то, что же именно он хотел сказать вышеизложенной историей, как будто читатель сам не в состоянии додуматься. К тому же я не увидела в рассказе преодоления страха. То, что люди продолжают торговать в таких условиях, меня не убедило. Тем более что происходит всё у стен торгового центра, о котором не сказано, что он не работает То есть, здание цело (не руины, только зеркальная стена с отметинами от осколков. Двери закрыты? Ну так они и в мирное время не настежь распахнуты. По этой детали никак не считаешь, что центр пуст). И неужели под стеной этого здания торговать менее опасно, чем внутри? В общем, картинка у меня не складывается. И, повторю, преодоления страха я не увидела. Вот если бы этот репортер полез под обстрелом кого-нибудь спасать (старушку, собаку и т.д.), пересилив свой страх, тогда, может быть, несмотря на всю банальность такого хода, я бы еще поняла. Или если бы эта Жанна, о которой так много написано в начале рассказа, что-нибудь эдакое сделала, пересилив себя после всего увиденного. А то столько места и времени посвятив в рассказе этой девушке, автор выводит её из игры вообще. А как же ружьё, которое должно выстрелить? Ещё одно. Некоторые детали не понравились. Пример: "Они устали от войны, им хочется про цветочную клумбу и про соседского пса, которому отдавили лапу." Интересно, где, в каком издании работает этот журналист, репортер или кто он есть? В каком журнале, в какой газете или на каком интернет-ресурсе (или как правильно?)пишут заметки о псах с отдавленными лапами? И самое главное: кто это читает, кому это действительно интересно и важно? Особенно в такое время... Последний абзац тоже удивил нелогичностью: значит, репортер будет писать о тех, кто продолжает жить в этом городе. А как же мать погибшей девочки? Нигде не сказано, что она уедет из города. Значит, она тоже продолжает жить здесь. но о ней писать не будет. Неувязочка...
О пунктуации, повторе местоимений и пр. не буду - произведение редактируется, надеюсь, автор наведет порядок. А ещё мне в произведении не хватило именно художественности...
Но, если опустить техничские моменты, сам по себе очерк понравился. Правда, сложилось впечатление, что автор ТАМ никогда не был. Ибо во время обстрелов закрываются и те немногие заведения, что еще работают. Но, допустим, кафе было в центре, а обстреливали окраины. Про речь Жанны уже сказали до меня... Да много там зацепушек. Но дело не в них. Для очерка удалось передать очень много и хорошо. Атмосферу города, настроение людей, притупление страха. Преодоления не увидела... Была бы попытка кого-то из ЛГ под обстрелом вытащить ребенка - да, это преодоление. Даже попытка матери вывезти дочь из города, зная, что автобусы и машины обстреливают - это преодоление. А продолжать выживать с детьми там, где их могут убить в любой момент, я, как мать, не понимаю. Землю бы грызла, но детей вывезла бы. Страшно обосноваться с нуля на новом месте? А хоронить своих детей не страшно? Для меня второй страх страшнее первого в сто тысяч раз. А вот в продавщицу поверила, тут психологически точно все. В этом году была засуха сильная у нас повсеместно, капуста на вес золота кругом почти. А уж в степи... А уж там, где и продуктов-то нет по сути, конечно, дорогой товар - жалко. Смерть стала обыденной для многих... Но страх остался. Помните строку Друниной, прошедшей всю войну? "Кто говорит, что на войне не страшно, тот никогда ни дня не воевал."
Моя бабушка была фронтовой медсестрой, смерти навидалась, как мало кто. Но она не стала обыденной для нее. Даже в 80 лет она помнила тех, кто умер на ее руках. Поименно помнила - кто, откуда, о чем просил перед концом. Кому писала письма под диктовку. Кому писала письма потом, чтобы смягчить удар похоронки. И как ей было страшно рассказывала- тащить под огнем на себе, прикрывать, врать, что "до свадьбы заживет", ассистировать при операциях без наркоза, слышать звук пилы по кости. Война осталась в ней навсегда. А ряд медалей и боевой орден - лучшее доказательство преодоления страха. В этом очерке я увидела картину военного города, но не увидела преодоления страха. Ни в одном эпизоде не увидела. Притупление и преодоление - глаголы с разным значением.
Собственно говоря именно эти два момента и вызвали мое удивление - не соответсвие заданному жанру и теме.
Последние два года я часто думаю, как просто из народа делают экзальтированную толпу... и вы правы, сейчас ей не нужны очерки об оторванных руках и ногах, об улыбке, навсегда застывшей на лице у погибшего ребенка... толпе сейчас нужны цветочные клумбы. Перерыв между инъекциями ненависти. Но народу необходимо заглянуть в глаза, каждому погибшему, каждой торговке и даже этому коту, настороженно наблюдающем за чужаком. Может быть тогда он поймет, что скоро сдохнет от передоза ненависти и откажется от очередной инъекции?
Потому что сколько ни прячь голову в песок, как страус, проблема не исчезнет.
И я все-таки не согласна, что привыкание к страху и преодоление его – это одно и то же. Привык – это смирился, а преодолел – это действие, причем активное, несмотря на.
Ну это моё мнение. Я никому его не навязываю.
Прошу прощения, ни в коем случае не хотела обидеть.
И я продолжаю считать, что взять тему войны, НАШЕЙ войны (хотя нигде не указано, что именно о ней речь, но очень уж узнаваемо всё), да и, в принципе, любой войны - нечестно. Тема выигрышная - у всех на слуху, равнодушным мимо никто не пройдет, некоторые проголосуют, даже не особо задумываясь, а в чем, собственно, суть. Потому что там другой страх.
Я не хочу обсуждать, а тем более осуждать, ничьи позиции и взгляды. Вообще на эту тему не говорю. Тут зацепилась только за рассказ и в пределах рассказа. Всё.
Про народ. Тут я с тобой согласна. А в остальном... Ты думаешь так, я - немного иначе. Тем более что мы уже ушли от самого текста, а просто рассуждаем. Не думаю, что эта площадка - подходящее место.
Извини.
Потому что сколько ни прячь голову в песок, как страус, проблема не исчезнет.
И я все-таки не согласна, что привыкание к страху и преодоление его – это одно и то же. Привык – это смирился, а преодолел – это действие, причем активное, несмотря на.
Ну это моё мнение. Я никому его не навязываю.
Еленка, разве это не преодоление страха? Продолжать жить, любить, работать, зная, что... не буду повторять слова автора. Привыкнуть в значении "смириться" - это закутаться в одеяло во время обстрела и - будь, что будет. Войны выигрывают люди, которые под обстрелом умеют выЖИТЬ сами, и помочь выЖИТЬ другим - дарить любовь, продавать капусту, ходить за хлебом (может, не только для себя?), снимать репортажи.
Мой свёкор в пехоте прошёл всю ВОВ - начал с финской компании, закончил Японской. Я спрашивала:"Как ты выжил? Неужели не было страшно?". Он отвечал:"Не страшно только идиоту. Я во время наклонял голову. Когда наклонял, то видел тех, кто в страхе упал. Одевал на них каски и тащил вперёд. Так и выжил". Герои рассказа не смирились. Они на время преклонили голову. Чтобы выжить и тащить вперёд упавших. Мне видится так.
Переполнение ужасом - то же отравление. Ужасного больше не хочется, оно не употребляется организмом и душой. Но это вовсе не значит, что люди смиряются.
У меня тоже, разумеется, есть мнение по рассказу. И оно уже зафиксировано на "бумаге". Буду рада опубликовать его в качестве продолжения этого диалога. Но позднее)
Но непонятки и недоверие с самого начала - находясь в шоке от горя и ужаса, человек вряд ли выдаст столь логичный экспромт, какой вложен в уста Жанны, около часа немой от ужаса. Скорее, это были бы обрывки фраз, междометия. Но она выдаёт целиком готовый мини-репортаж с места происшествия.
Автор раскрыл тему преодоления страха через привыкание к нему. Любое чувство имеет обыкновение притупляться. Страх смерти - тоже. Мне об этом рассказывали родные, пережившие войны. На войне человек живёт одним днём, часом. И Автор это показал.
Мне не хватило в рассказе динамики. И концовка мне показалась слабой.
Автор, простите, все мы учимся друг у друга) Спасибо Вам)
А про лошадь - это наповал. Потрясена.
Дальше. Не люблю, когда делают выводы за меня. А в этом тексте именно так и происходит, потому что в третьем абзаце от конца автор буквально разжёвывает то, что же именно он хотел сказать вышеизложенной историей, как будто читатель сам не в состоянии додуматься.
К тому же я не увидела в рассказе преодоления страха. То, что люди продолжают торговать в таких условиях, меня не убедило. Тем более что происходит всё у стен торгового центра, о котором не сказано, что он не работает То есть, здание цело (не руины, только зеркальная стена с отметинами от осколков. Двери закрыты? Ну так они и в мирное время не настежь распахнуты. По этой детали никак не считаешь, что центр пуст). И неужели под стеной этого здания торговать менее опасно, чем внутри? В общем, картинка у меня не складывается.
И, повторю, преодоления страха я не увидела. Вот если бы этот репортер полез под обстрелом кого-нибудь спасать (старушку, собаку и т.д.), пересилив свой страх, тогда, может быть, несмотря на всю банальность такого хода, я бы еще поняла. Или если бы эта Жанна, о которой так много написано в начале рассказа, что-нибудь эдакое сделала, пересилив себя после всего увиденного. А то столько места и времени посвятив в рассказе этой девушке, автор выводит её из игры вообще. А как же ружьё, которое должно выстрелить?
Ещё одно. Некоторые детали не понравились. Пример: "Они устали от войны, им хочется про цветочную клумбу и про соседского пса, которому отдавили лапу." Интересно, где, в каком издании работает этот журналист, репортер или кто он есть? В каком журнале, в какой газете или на каком интернет-ресурсе (или как правильно?)пишут заметки о псах с отдавленными лапами? И самое главное: кто это читает, кому это действительно интересно и важно? Особенно в такое время...
Последний абзац тоже удивил нелогичностью: значит, репортер будет писать о тех, кто продолжает жить в этом городе. А как же мать погибшей девочки? Нигде не сказано, что она уедет из города. Значит, она тоже продолжает жить здесь. но о ней писать не будет. Неувязочка...
О пунктуации, повторе местоимений и пр. не буду - произведение редактируется, надеюсь, автор наведет порядок.
А ещё мне в произведении не хватило именно художественности...