БЕЛАЯ ВЕРБЛЮДИЦА

1.

Старик гнал овец. Он молча смотрел перед собой, и со стороны казалось, будто он сердится. Или что-то высматривает в слежавшейся как цемент земле. Овцы покорно брели по известному маршруту – сначала вон туда, вниз, в сторону высохшей речки, а потом чуть вбок – к прохладе полуразвалившейся скалы. Там старик разведет костер и начнет варить себе похлебку, а они лягут у самой стены скалы и будут мерно пережевывать все, что удалось захватить по пути. Эту горькую-прегорькую траву. Другой тут не растет.

Старик, переставляя ноги в войлочных сапогах, думал о том, что он тоже как эта жесткая колючая трава, высох до срока и никуда уже не годится… Не нужен никому, даже этим овцам. Оставь их тут, и они сами через какое-то время пойдут туда, куда и вчера, и позавчера. Глупые.

Вот была бы у него лошадь… Хоть какая-нибудь. Тогда бы он не был одинок. Лошадь – это друг. Даже больше. Лошадь – это ты сам, в своем лучшем проявлении. Без предательства, подлости и злобы.

Вот и похлебка готова. А он даже не успел поразмышлять. Это было лучшее время в его жизни – когда горит костер, булькает еда на огне и слышится ровное хрупанье овечьих зубов. Можно вытянуть ноги и подремать самому. Вернее, не подремать, а подумать. Повспоминать…

Когда-то он был молодым. Сильным, бесшабашным юношей, которому ничего не стоило скрутить в бараний рог хоть самого большого барана на сабантуе, хоть самого сильного из парней, если ему показалось, что тот его оскорбил. У отца была не то чтобы большая отара, но кроме овец имелось еще стадо коз. И пара верблюдов…

Ему показалось, что он совсем не спал. Ну, может, пару минут. Так бывает, когда стараешься зорко следить за чем-нибудь. Старик встряхнул головой и увидел, что на пустыню опустился туман. Все верно – ведь скала, возле которой они устроились на ночлег, притягивала ту скудную воду, что днем висела в воздухе. Говорили, что это на самом деле не скала, а кусок горы, скатившийся во время землетрясения с настоящих гор и упавший в русло реки. Река после этого пересохла.

Туман висел неподвижно. Вдруг старик увидел какое-то густое белое пятно посреди этого туманного месива. Оно приближалось, и старик готов был уже вскочить и убежать, спрятаться, только бы не видеть этого странного и угрожающего приближения. Непонятное всегда выглядит страшно, особенно когда ты один. Он взглянул на овец – те лежали, не двигаясь.

Белая верблюдица! Он не верил глазам! Конечно, он иногда думал об этом, но увидеть! Самому! Когда он был юношей, доводилось слышать рассказы стариков про богиню, которая является людям в таком образе.

Он расслышал звон колокольчиков. Они были развешаны на упряжи белой верблюдицы. Наверное, это была не упряжь, а украшение.

- Кто бы мог ее запрячь, - подумал он. А сам застыл на месте, неотрывно глядя в глаза верблюдицы. Они были мягкого коричневатого цвета с зелеными искорками.

- Все верно,- подумал он. – Так выглядит пустыня на закате – коричневый песок и кочки травы.

Верблюдица дышала тяжело, поводя носом, как будто ища что-то. Старик проследил за ее взглядом и понял, что она голодна. Он посторонился, и верблюдица прошла к очагу, обдав его запахом теплой шкуры и горечи полыни. Она наклонила голову и стала жадно пить его варево. Старик даже не сразу вспомнил, что похлебка только что кипела! А верблюдица словно и не чувствовала, что пьет кипяток!

Старик прижался всем телом к скале, словно приготовившись обороняться. Но напившись, верблюдица легла около овец и мирно задремала. Так в его детстве поступали и отцовские верблюды.

Ему по-прежнему было холодно и неуютно. Он встал, подумал немного… Опомнившись, он развернул коврик для моления, с которым никогда не расставался.

- Аллах поможет, - подумалось ему. Но он никак не мог собраться с мыслями, чтоб прочесть молитву. В голове крутились лишь какие-то обрывки.

Старик поклонился несколько раз на восток, воздев к небу худые дрожащие руки, как это делали его отец и дед, и проговорил просто первые пришедшие на ум слова. Потом поднялся, свернул коврик и пошагал к отаре. Растолкав мирно спящих животных, он забрался в середину стада и неожиданно для себя накрылся ковриком.

- Аллах простит, - промелькнуло в его уже затуманенном сном мозгу. – Он всех прощает. И старик уснул.

2.

Проснулся он не утром, как ожидал, а еще ночью. Ярко полыхали в небе звезды, и даже луна. Старик приподнялся и огляделся. Овцы так же неподвижно лежали на своих местах. Он почувствовал, что ему стало очень жарко. Повернув голову, старик с ужасом увидел, что спал, привалившись к белому боку верблюдицы. Он не мог видеть, что на щеке его отпечатались серебряные бляшки ее сбруи. И еще кое-что…

Опершись на руку, чтоб выбраться и отойти в другое место, старик увидел, что рука его, прежде слабая и с морщинистой кожей, вдруг стала мускулистой и налитой. Он провел рукой по лицу, ожидая нащупать бороду и усы. Но лицо было гладким. От удивления он вскочил на ноги, проворно, как мальчишка. Похлопал себя по бокам – он как будто стал здоровей…

Овцы проснулись и тоже стали вставать. Мотая головами, они потянулись к тропинке, ведущей прочь от скалы. Старик подошел к очагу и собрал нехитрые припасы. Заглянув в котел, он увидел, что тот пуст. Все съела, ничего ему не оставила! Он стал укладывать котел в мешок, и почувствовал, что он не пуст…

- Ай, отцы! – воскликнул старик!

В котле лежала горсть золотых монет. Старик уставился на них, не понимая, как так получилось. Вдруг он услышал низкий голос, от которого что-то екнуло в груди:

- Это тебе за то, что накормил и приютил меня, - это заговорила белая верблюдица. Он даже не заметил, как она поднялась.

- Подойди ко мне, добрый юноша! - снова раздался тот же голос. Он оглянулся, но никакого юноши не было.

- Это я говорю тебе, - проговорила верблюдица. – Теперь ты красив и силен.

- Как это вышло? – спросил старик.

- Ты мне понравился, и я сделала тебя молодым. Ты ведь мечтал вернуться в то время, когда был юношей? Хочешь ли ты им остаться?

- Не знаю, - честно ответил он. – Наверное, не откажусь.

- Но моих сил недостаточно, чтоб твоя молодость осталась с тобой. Тебе придется отправиться со мной в страну Красных Быков. Там живут мои помощники, и они укрепят мои силы. Тогда я решу, как с тобой быть.

- А овцы? – спросил старик.

- Об овцах не беспокойся, - проговорила верблюдица, – они же знают дорогу. Хотя, если ты хочешь, я могу превратить их в камни. Они будут лежать при дороге, и путники смогут отдыхать, сидя на них и угощаясь кумысом. Решать тебе.

- Я не знаю, как лучше поступить. Если я вернусь, я не смогу оживить эти камни.

- А зачем тебе возвращаться? Будешь жить в моей стране. Тебе там так понравится, что ты забудешь все, что с тобой здесь было. Там ты вновь познаешь любовь.

Старик вздрогнул. Он вспомнил то, что ему всегда хотелось забыть. Как играли, еще детьми, с соседской девочкой Айгюль, ловили ящериц, смеялись над жуками-скарабеями, с трудом тащившими овечьи катышки к себе в норки, рвали кизил для варенья или собирали кизяки для очага. А потом, когда они уже поклялись друг другу в любви, отец сказал, что Айгюль слишком бедна, и для его хозяйства будет лучше, если он женится на Мадине.Он тогда, помнится, убежал в горы и три дня не возвращался. А когда вернулся, Айгюль в селении уже не было. Ее увезли, чтоб выдать за погонщика верблюдов с дальнего джайлоо. Он женился на Мадине, но так и не смог полюбить ее. Да и детей им не дал аллах, а скоро она заболела и умерла. Говорили, что у нее тоже была другая любовь, которую она не смогла забыть.

И вот теперь ему предлагают такое. Старик побагровел – то ли от смущения, то ли от досады. Он никак не мог понять себя – нравится ли ему быть молодым и снова мечтать о любви. Верблюдица заметила это и сказала:

- Тебе нечего раздумывать – снова стать стариком ты еще успеешь. А вот побыть молодым не каждому удается. Выведи меня на равнину, затем сядешь верхом, и мы отправимся в страну Красных Быков.

3.

Старик пошел, оглядываясь на ничего не подозревающих овец, словно они были ниточкой, связывающей его с прошлым. Его плечи расправились сами собой, глаза зорко подмечали все вокруг, а ноги пружинисто ступали по песку, как будто не чувствуя твердости камней и зыбучести барханов. Мимо проползала змея, и он резво отскочил в сторону. Ему подумалось, что даже в молодости он не бывал так прыток.

- Это я придала тебе сил, чтоб ты мог добраться до моей страны, - послышался глуховатый голос. – Скажи мне свое имя, юноша.

- Она как будто умеет читать мысли, - подумал он, - отчего тогда она не знает, как меня зовут?

А вслух сказал:

- Можешь называть меня Айдаром.

Это было имя его умершего брата. Верблюдица фыркнула и произнесла:

- Ну, раз ты хочешь носить это имя, я не могу тебе помешать.

Старик понял, что она и правда сама все знает. Просто хотела его проверить.

- Ну и пусть, - продолжил думать он, - может, это имя мне как раз пригодится.

Взгромоздившись на спину верблюдицы, старик понял, что слишком долго не ездил верхом. Отвык, и теперь еле держался. Потом он заметил, что просто под ним нет седла, и успокоился.

От бархана к бархану, от одной песчаной горы до другой, целый день вела старика дорога.

- Даже птица не знает, где конец этой дороге, - думал старик, - ветер и тот не знает, где конец пустыне.

А человек называет эту пустыню Кара-Кум, что значит «чёрные пески». Вот где ехал старик. Он то дремал, мерно покачиваясь в такт шагам верблюдицы, то открывал глаза, с удивлением озираясь по сторонам. Ему казалось, что это сон. Поэтому старик не замечал, что над пустыней все еще светит солнце, и вечер никак не настает. Он ехал и пел песню, длинную, как его жизнь, и печальную, как его мысли, потому что он был уже очень стар, и борода его стала белой, как груда хлопка, но у него не было сына — помощника в старости. О чём старик думал, о том и пел.

Потом он опомнился, вспомнив, что теперь вовсе не стар, а молод. Что-то ждет его впереди?..

Верблюдица несла его над песками, не останавливаясь. Старик удивлялся, что ему не хочется ни пить, ни есть, ни сойти на землю. И вдруг они остановились. Перед ними была огромная и глубокая трещина в песке. Она углублялась прямо на глазах – песок струился и пересыпался внутрь, как будто кто-то невидимый всасывал его. Верблюдица крикнула:

-Держись! – и в ту же минуту они перелетели через образовавшуюся пропасть. – Это граница моей страны. Теперь ты не сможешь вернуться!

И они полетели по воздуху. Старик видел только, как ее длинные ноги, словно змеи струились в потоках воздуха. Голова верблюдицы, как у черепахи, была втянута под панцирь, в который превратились ее горбы. Теперь он еле удерживался на ее скользкой спине. Верблюдица сжалась, как пружина, и превратилась в скорпиона. Старик все еще держался на ней. Скорпион мягко упал на рыхлый песок и рассыпался. Из песка показалась головка серой ящерицы и пискнула:

- Жди меня здесь, – и она поползла по бархану, оставляя узорный след, который складывался в петли, кольца, прямые и скрещивающиеся линии. Внезапно все это стало выпячиваться, расти, увеличиваясь в размерах и покрываясь коркой, мхом, щетиной... Корка стала кровлей домов, мох – травой, щетина – деревьями. Перед стариком поднимались дома, деревья, улицы, переулки, колодцы, и даже озеро.

4.

Это и была страна Красных Быков. Он понял это, увидев семь красных скал, похожих на лежащих на земле быков. Он вспомнил, как в детстве мать напевала ему песню про то, как один хан на пиру украл у друга любимую жену, захотев пошутить. А когда тот стал грозить войной, убил ее. Кровь прекрасной пленницы хлынула на скалы и окрасила их в красный цвет. У старика стало тепло на душе после этих воспоминаний. Он сел прямо на песок и заплакал. Это были слезы радости и какого-то восторга. Точно он очистился от чего-то скверного.

На него упала чья-то тень. Старик поднял голову. Это опять была верблюдица. После того, как она столько раз превратилась в разных животных, он успел забыть о ней.

- Ну, мой красавец, готов ли ты идти дальше? – спросила она мягким, певучим голосом. Старик опять вспомнил, как отец говорил ему, что есть такие верблюды, что умеют петь. И даже сочинять стихи. Он тогда не поверил отцу.

Они вошли в город и стали пробираться через узкие улочки к самому высокому дому. По пути наткнулись на колодец, и верблюдица остановилась, чтоб напиться. Сам он по-прежнему не чувствовал никакой жажды.

Они вошли в ворота, увитые диким виноградом и плетистой розой. Слышалось жужжание пчел, цвели кизил и алыча, испуская тонкий аромат. С губ верблюдицы срывались прозрачные капли воды, и просто не верилось, что позади осталась пустыня с ее зноем и безлюдьем. Навстречу им высыпала толпа людей, которые были хорошо одеты, но по тому, как они обращались с верблюдицей, старик понял, что это слуги. Они повели ее в дом.

Старик не понимал, почему с виду дом был так прост, ведь внутри он казался настоящим дворцом. Всюду ковры, сотканные из лучших шелков, окрашенных в яркие цвета; стены украшали картины – но так казалось только с первого взгляда – на самом деле были это шамаиль -арабской вязью писанные заклинания и молитвы. Дом утопал в цветущих деревьях, а внутри стояли персиковые деревья, искусно изготовленные из яшмы, горного хрусталя и стекла. При входе били маленькие фонтаны, окруженные пальмами в горшках из какого-то синего камня с позолотой. Посреди самой большой комнаты стояло кресло, похожее на трон. Там сидел очень важный человек в пышной одежде, который держал в руках золотую камчу и серебряный аркан.

- Это мой отец, - услышал старик знакомый голос. Он повернулся и увидел, что вместо белой верблюдицы позади него стояла стройная девушка. Ее миндалевидные глаза ласково смотрели на старика, ямочки на щеках так и играли. Руками, унизанными перстнями и браслетами, она скромно перебирала кончики своих черных, как смоль, кос. На голове ее сверкала небольшая серебряная корона, украшенная рубинами. Старик так и застыл на месте. Вот так штука!

Видя, что он никак не может опомниться, девушка весело проговорила:

- Не пугайся, добрый юноша! Ты же понял, что я необычная верблюдица? Ты понимал мою речь, говорил со мной. Неужели этого не довольно, чтобы догадаться, что я – заколдованная принцесса?

Он не знал, что ответить. И тут заговорил сам хан, который сидел на троне.

- Давай, дочка, лучше я расскажу, как все было.

- Хорошо, отец. Как я рада снова слышать твой голос!

5.

- Был я молод и весел, имел большую власть. Женой моей стала самая красивая девушка из нашего племени. А уж когда родилась дочка, счастью нашему не было предела! Назвали мы ее Монар и берегли от всего плохого и горького. Да не уберегли. Очень мы с женой боялись потерять нашу дочь.

- Да, отец, я помню, как вы никуда меня не отпускали. А мне так хотелось погулять с подружками в степи, полюбоваться цветущими маками!

- Знаю, дорогая! Но что я мог поделать с дурным предзнаменованием! Однажды я созвал всех звездочётов и ясновидящих со всей местности и приказал предсказать твое будущее. Все они предсказали нашей дочке счастливую жизнь. И только самый старый аксакал заявил: «Я могу сказать вам только правду, можете казнить меня за это. Судьба вашей дочери печальна. Едва она доживёт до своего шестнадцатилетия, как чёрный паук укусит ее, и она тотчас же умрёт».

Я очень рассердился, приказал даже кинуть его в тюрьму. Да что толку? Мы все знали, что предсказание может сбыться. Так уже бывало. Жена моя настолько сильно печалилась, что заболела и умерла. Хоть и горевал я о ее смерти, шальная мысль закралась в голову: что, если тот аксакал не про дочку нашу говорил, а про мою жену? Вот и забрал ее аллах.

Но тревога все же не покидала меня. Приказал я тогда построить высокую башню, куда никто, кроме верных слуг, не был допущен.

Дочь росла в башне, любуясь долинами через четыре окна в куполе, которые выходили на все стороны света – север, юг, восток и запад. Слуги приносили ей еду и воду в корзине, забираясь по лестнице, приставленной с внешней стороны башни. Их обыскивали с головы до ног, чтобы убедиться, что ни в одежде, ни в пище или посуде не спрятался паук.

И, наконец, наступил день её шестнадцатилетия, я был очень рад, что предсказания старика не сбылись. И вздумалось мне поздравить мою Монар в такой день, и вошёл я в её комнату с гроздями винограда. Поздравляя её и целуя, вручил я ей фрукты, она взяла их и вдруг неожиданно упала, и умерла. Кинулся я к ней и увидел, что из винограда выполз черный паук.

Приказал я тогда похоронить мою дочь прямо в башне в серебряном гробу. Посадил сторожить гроб десять слуг. Повелел им день и ночь ухаживать за нею, как будто бы она была живой. Подавать еду, обмахивать опахалом, если жарко, петь ей песни, чтоб было весело. Люди, конечно, стороной обходили ту башню.

Но однажды разразилась гроза и молния ударила в башню. Башня развалилась, как будто ее и не было. А я приготовился оставить свой дом и уйти в пастухи.

Так и сделал. Семь лет пас я верблюдов, и никто не знал, где я и кто я. На восьмой год встретилась мне колдунья, которая показала на меня крючковатым пальцем и расхохотавшись, проговорила:

- Вот куда ты делся, хан! А я тебя узнала!

Никто не поверил ей. А ночью она пришла и сказала, что дочь моя от удара молнии ожила. Да только превратилась в белую верблюдицу. Расколдовать ее можно было лишь, если кто-то из ее рода, будучи богатым, станет бедным, будучи знатным, все бросит и покинет свой дворец.

- А ты уже восемь лет работаешь погонщиком вместо того, чтобы править ханством. Ты уже заслужил, чтобы дочь расколдовали. Да только убежала она. Паслась у злого погонщика, бил он ее палкой, заставлял много работать, она и пропала.

-Но теперь-то я нашлась! – воскликнула девушка. – Благодари, отец, этого юношу! Добро свое бросил, от всего отказался, чтоб доставить меня домой. Он оставил своих овец и дом, а мне пришлось посадить его верхом на себя. Не могла же я превратиться в принцессу прямо там, на пастбище! Нам бы не удалось сюда добраться. Непременно пропали бы в пустыне без еды и воды!

- Ну, теперь ни тебе, ни ему ничего не грозит! Я прикажу зарезать сто баранов и устроить пир! Пусть кузнецы накуют побольше топоров, кожевники нашьют побольше сапог, повара наварят побольше рису! Будем петь, плясать, угощаться! Дочь вернулась в родной дом!

6.

Старику стало не по себе. Он окинул взглядом все, что видел перед собой и к чему не привык за свою долгую жизнь. Нет, такое богатство не по душе. И, обратившись к хану, проговорил:

- Я рад, что смог вам помочь. Но мне надо домой. Помогите мне попасть на мое родное джайлоо.

- Да ты глупец! – воскликнул хан. – Многие батыры поменялись бы с тобой местами! Они только и мечтают попасть ко мне во дворец!

- Спасибо за честь, великий хан. Но я по-прежнему желаю оказаться дома. Если это в твоей власти, сделай это!

Тут вмешалась Монар:

- Отец, разреши нам совершить путешествие по моей стране. Может, после этого Байшембо согласится остаться.

Я был поражен! Как она узнала мое настоящее имя! Я же назвался именем брата.

- Да-да! Не удивляйся! – снова прочитала она мои мысли, - мне все известно!

Скажу тебе то, чего не знает даже отец. Когда мне было десять лет, моя мать вместе с тетушками отправилась к своей прабабушке, и та ей сказала, что моего спасителя будут звать Байшембо. Но если она расскажет об этом кому-нибудь, то меня не удастся спасти.

- Как же ты об этом узнала?

- Она сказала это однажды, когда приходила ко мне в башню и плакала, думая, что я все равно мертва. Когда я встретила тебя, мне показалось, что ты и есть тот спаситель. Но ты назвал другое имя, и я поняла, что ошиблась. Когда ты спал у костра, я смотрела на тебя, а потом во сне кто-то произнес: «Это был Байшембо!

7.

Она вскочила с места и потянула меня за руку:

-Ну же! Полетели смотреть мои владения! Заодно проверим, все ли на месте. После смерти отца я буду должна всем этим править.

Мне показалось удивительным, что она так легко говорила о его будущей смерти. Потом я подумал, что хан, наверное, просто превратится в кого-нибудь. Как обычно, принцесса прочла мои мысли:

- Отец станет черноклювым журавлем. Он не боится смерти, но каждый год приказывает посадить поле бурого риса на этот случай. Нам приходится нанимать сотни людей для полива этого поля. Ведь здесь нет воды, поэтому ничего не растет. Ну, ты согласен полететь со мной? И с этими словами она превратилась в серую цаплю.

Старик ощутил, что стал легким будто перышко. Да так оно и было – он стал черным пером в левом крыле серой цапли. Она взмахнула крыльями, и они взлетели высоко в небо. Оттуда даже дворец хана казался небольшим барханом. Овцы и верблюды напоминали насекомых, которые ползали по песку. Людей не было – все они попрятались от полуденного зноя.

Они снизились - так, чтобы можно было разглядеть получше аулы, пустыню, людей.

- Вот, смотри, - сказала принцесса, - там живут мастера кумыса. У любого, кто зайдет в эти кибитки, зарябит в глазах от мелькания кумысной мутовки. Ведь хозяйке надо раз двадцать перемешать молоко в мешке из овечьей шкуры. Да еще несколько раз перелить из мешка в чашу и обратно, специальной кумысной ложкой, сделанной из рога марала. Говорят, при этом бог пустыни насыщает свой дух.

8.

- А здесь самое опасное место, - говорила Монар спустя какое-то время. Они приблизились к крепости Наргун-Кеш. Вернее, к ее развалинам.

- Здесь живут гюрзы. Немало путников погибли здесь во время сна, когда ядовитая змея подползала близко и кусала их. Они умирали в страшных судорогах. Но никто не видел царицы этих змей. Говорили, что она не кусает, а жалеет укушенных и своей слюной оживляет их, если они были добрыми людьми.

- А как она узнает, кто добр? – спросил старик.

- Она смотрит им в глаза и видит свет, - ответила принцесса. - А знаешь, как зовут эту царицу? Айгюль! Да-да! Твоя любимая ведь тоже носила это имя? И тоже была выдана замуж поневоле? Так вот – эта гюрза только один раз укусила, и человек умер.

- Какой человек?

- Тот, кто хотел взять ее силой - багдадский халиф, он сватался к ней. А она, хоть и была дочерью хорезмшаха, любила Джамала, простого нукера из отцовского войска. И сам хорезмшах любил этого нукера, потому что мог на него во всем положиться.

- И что же было дальше?

- Однажды, когда отважный Джамал нёс службу в дозоре, налетела на него из-за реки вражья сила, изрубила его сильное тело в куски, а голову убитого отправил халиф со своим верным человеком в крепость. И тайно ночью бросил тот человек голову несчастного Джамала прямо к порогу дворца прекрасной принцессы.

Хоть это была легенда, старик содрогнулся. Вспомнил он, как разлучали их с Айгюль, как после ее отъезда побежал он в горы с желанием никогда оттуда не вернуться, засохнуть в песках от горя и жажды или быть разорванным диким зверем. Как отец с братом волокли его назад, а отец еще и камчой хлестал время от времени, словно хотел выбить эту любовь из молодого тела своего сына.

- Бедная девушка… - пробормотал он.

- Бедная? – услышал он в ответ. – Эта девушка была настолько горда и жестока, что не разрешила родным Джамала похоронить его как полагается. Она забрала голову нукера себе.

- Как? - вырвалось у старика. – Ведь ему никогда не обрести покоя!

- Может, охваченная горем и любовью, она и не подумала сначала об этом. Только обнимала, гладила и целовала голову любимого. Ей казалось, что сейчас его глаза откроются, чтобы снова любоваться на ее красоту, а мертвые губы нукера скажут ей заветные слова. Потом, когда похороны прошли, Айгюль опомнилась и положила голову Джамала в глиняный горшок, засыпала его золотыми персидскими динарами, залила жидким мёдом и спрятала тот сосуд в кирпичной кладке одной из крепостных стен. А сама будто бы обратилась гюрзой и стережёт с тех пор свой тайник. Люди рассказывают, что находились смелые парни, которые ходили на развалины Наргун-Кеш искать то золото, да только никто ничего так и не нашёл.

9.

- Не тоскуй, Байшембо, - сказала Монар, заметив, как он помрачнел от рассказа, - сейчас мы полетим в Долину Счастья.

- Никогда не слыхал о такой долине, - только и вымолвил старик.

- Это потому что она прячется среди самых раскаленных песков. Туда не добраться ни на коне, ни на верблюде. По пути нет ни одного колодца, ни одного аула. Были смельчаки, которые, услышав о Долине Счастья, направлялись туда, беря запас еды и воды на целый месяц. Но никто не вернулся, кроме одного. Правда, этому человеку в конце пути пришлось даже убить своего верблюда.

- Зачем? Он его съел?

- Нет. Просто разрезал ему брюхо и выпил воду, которая там всегда есть у верблюдов. Иначе бы он умер сам.

Старик только покачал головой.

- А зачем мне туда лететь? Мое счастье лежит далеко у скалы и ждет меня. А другого у меня уже нет.

- Ты опять забыл, что стал молодым?

- Никак не привыкну. Ведь душа моя осталась прежней.

- Об этом я не подумала. Но я знаю, твоя душа может помолодеть в той Долине.

Тут воздух наполнился густым ароматом роз и они стали снижаться. Сверху Долина казалась лабиринтом из розовых кустов разных оттенков, по краям долины стояли статуи верблюдов - горбатый силуэт царственного красавца был призван услаждать взор, в центре бил фонтан, вода в котором казалась ярко-синей. Старик почувствовал, как сильно затрепетало в груди его сердце, как приятно стало чувствовать силу молодого тела. Они приземлились, и серая цапля снова стала черноволосой девушкой. Она взяла его за руку, и он удивился, как мягка и шелковиста ее кожа. Как заманчиво колышется грудь, а серебряные агатовые подвески мелодично позвякивают в такт ее дыханию. Откуда-то взялся коврик, на который они сели обнявшись.

- Ну, что, - спросила она, когда они немного успокоились и смогли разговаривать, - ты все еще не передумал возвращаться домой?

- Не знаю… - ответил он заплетающимся языком.

- А еще я хочу, чтобы ты побывал в Царстве Верблюдов.

- Разве есть такое царство?

- Людям дороги туда нет, но если им посчастливится случайно заблудиться в бескрайних песках, то они как раз и попадут в это царство. Правда, обратного пути оттуда тоже не существует, так что в лучшем случае джинны позволят им пасти своих великолепных верблюдов до конца жизни. Самых прекрасных на земле верблюдов разводят там джинны Вабара - зачарованной страны пустыни Руб-эль-Хали. Если попробовать кумыса из молока этих верблюдов, можно научиться предсказывать будущее. А если прокатиться на самом большом верблюде, то никакие козни злых духов будут не страшны.

10.

Они летали и летали, как на крыльях. Только это были уже вовсе не крылья цапли. Это были крылья любви.

Они не знали, что на пир приглашены очень разные гости. И даже демоны Вейселькар, Ойсылкар, Зу-Самави и Султан-бобо. И что на летающем верблюде прямо из райского сада прибыл святой Августин. Тот самый, что сделал верблюда, смиренно несущего тяжкую ношу, знаком Христа, безропотно несущего свой тяжелый крест.

Они не знали, что между демонами начнется спор, который выльется в драку, после которой демоны проклянут весь род хана.

И что Монар выйдет замуж за Байшембо, но только в снах своих он будет называть ее Айгюль.

Что развалится дворец хана под ударами небывалой песчаной бури, которую направят сюда злые джинны Вабара.

Что овцы старика превратятся в злых ос, которые до смерти искусают долгожданного сына Байшембо и Монар.

Что с горя уйдет Байшембо в пастухи ослов, а Монар превратится в белую верблюдицу, которую подарят новому хану.

Ничего этого не знали принцесса Монар с пастухом Байшенбо, пролетая над Царством Верблюдов, Долиной Счастья, крепостью Наргун-Кеш и аулом мастеров кумыса…