Игорёк был единственным некомсомольцем в нашей группе. Не знаю, как он умудрился избежать добровольно-принудительного приобщения к передовому отряду молодёжи, но факт остается фактом — в ряды первокурсников серьёзнейшего института (нам даже МО пятнадцать рублей доплачивало к стипухе) затесался отщепенец. Он открыто гордился и бравировал своим статусом, любовно оберегал eго, пресекая всякие попытки общественности заполучить его в ряды ВЛКСМ. Комсорг группы, имеющий обыкновение растрачивать комсомольские взносы посредством проедания их в мороженнице, пытался компенсировать свою финансовую нечистоплотность активной миссионерской деятельностью по возвращению заблудшей овцы в лоно. Но тщетно. Игорёк был непреклонен. Он наглел на глазах, манкировал обязанностями члена комсомольского отряда ДНД, мотивируя это своей непринадлежностью к рядам прогрессивной молодёжи, любил во время комсомольского собрания (на котором не обязан был присутствовать), зайти в аудиторию и демонстративно гнусавым голосом протянуть:
— Аaаа, вы всё заседаaаете. Лaаадно, пойду ещё кофейку попью.
В начале пятого курса он женился на девочке с другого факультета, и молодая, но рациональная, с деловой хваткой жена намекнула суженому, что грядёт распределение, и неплохо было бы в интересах семьи вступить в комсомол. Ответ Игорька поразил моральной высотой, явственно пахну́ло чем-то давно забытым, дворянским, в духе романа Пикуля “Моонзунд”. А сказал Игорёк буквально следующее: ”Я без пяти минут офицер Российского флота (у нас была морская Военная кафедра), и не пристало мне поступаться своими принципами.” В общем, стало ясно, что романтический образ, который взлелеял в себе Игорёк, материализовался и завладел им. Оставалось только посочувствовать молодой жене и попытаться утешить её тем, что жёнам декабристов было ещё хуже, да и Дон Кихоты в наше время на дороге не валяются.
Но всё разрешилось очень скоро и самым благополучным для всех образом. Как ни странно, ключевую роль в этом сыграла та самая Военная Кафедра, благодаря которой Игорёк в скором времени должен был стать лейтенантом флота.
Тысяча девятьсот восемдесят шестой год принёс свежий воздух последнего, преддипломного курса и ощущение “новой метлы”, которая была столь же косноязычна, сколь и все предыдущие, но отличалась каким-то неуёмным задором, южным темпераментом и готовностью мести по-новому. Xотя и сама явно не понимала, как именно... Весь её облик как бы говорил собой: “Эх, подмету!” Но в недрах нашего консервативного ВУЗа особо подмести не получалось. Снаружи — да. Из окрестных ликёро-водочных магазинов исчез почти весь ассортимент дешёвых вин, а большого перерыва между занятиями стало не хватать, чтобы спокойно попить пива у ларьков, т.к. вокруг них непомерно разрорслись очереди страждущих. Но внутри всё оставалось по-прежнему, особенно в святая святых — военной кафедре. Надо заметить, что хоть все её преподаватели и были морскими офицерами, но очень различались характерами. Были откровенные дубы, были умные, жёсткие, встречались и мягкие, неуверенные. А начальник Военной Кафедры, контр-адмирал, был человек-кремень. Все знали, что если он что-то сказал, то по-другому не будет. И вот, за три дня до экзамена на ВК, необходимого для получения звания лейтенанта, начальник её объявил, что некомсомольцы на его кафедре офицерами не станут, и не допустил Игорька до экзаменов. Ситуация действительно была серьёзной, т.к. с несдавших экзамен снимали военкоматовскую бронь и в любой момент могли забрать на срочку простым солдатом. И тут с Игорька мигом слетела вся романтическая аура, он проявил редкую сметливость и бытовую расторопность, свойственные скорее складскому прапорщику, нежели офицеру флота. Кроме того, он выказал тонкое понимание психологии различных типов людей. Дело в том, что ему необходимо было организовать комсомольское собрание (на предмет принятия его в члены), обеспечить кворум и заручиться большинством голосов. И всё это за три дня, оставшиеся перед экзаменом.
Кого-то он умолял, кому-то грозил, перед кем-то бледнел, растирая рукой область сердца. В одном кармане у него лежала бритва, чтобы при необходимости можно было имитировать попытку самоубийства, в другом — фляжка со спиртом, способная стать решающим аргументом для многих наших комсомольцев. В дипломате он носил свадебные фото с целью разжалобить сердобольных комсомолок, каждая из которых теперь превратилась для него в так необходимый сейчас “голос”, и модную книгу “Мастер и Маргарита”, демонстрируя заинтересованным лицам готовность дать её почитать. В некоторых случаях туманно намекал, что готовится стать отцом. А для меня и других студентов, отличающихся здоровым цинизмом, всё решило обещание скромного ужина в шашлычной после экзамена. В общем, Игорек сотворил чудо — за два дня во время сессии он умудрился стать комсомольцем, и наш ВМФ обогатился ещё одним лейтенантом запаса.