Освобождение

Во время наступления Красной Армии велись ожесточённые бои. Фронт палил опустошительным огнём непосредственно в деревне, где жили мои дорогие люди – бабушка, мама, тётушки. Орловско-Курская дуга прошла именно по нашим местам. Бои были жестокие. Из этой деревушки немца вышибали с неделю. А деревня совсем маленькая. Немцы зубами вгрызались в каждый клочок земли. Всех трудоспособных людей немцы угоняли «на окопы», под Болхов. Это райцентр недалеко от Орла и Мценска, в 40 – 50 км. Моя тётушка, покойная Мария Апалькова, тоже попала в число той рабсилы. Она рассказывала, что работать заставляли круглые сутки. А кормили… каким-то мясом… с червями. Неизвестно, какого оно было происхождения. Его нельзя было есть. Но через сутки тётушке Марии удалось сбежать. Она тайком вернулась домой и пряталась днём за домом, чтобы её не увидели немцы, которые сидели в деревне. Когда русские орудия подвели близко к деревне, то начался кромешный ад. Огонь был и днём и ночью. Один бой она запомнила отчётливо, со всеми подробностями, потому что здесь она столкнулась лицом к лицу со смертью: убило снарядом её родную сестру Зинаиду, на глазах погибали сельчане. А было так. При очень сильном обстреле, держась друг друга, жители группировались и прятались по подвалам, домам и где только придётся. Ушли со своего хуторка и мои дорогие бабушка Евдокия, мама, тётя Зинаида и тётя Мария, чтобы быть поближе к людям, потому что именно над их домиком на деревню летели снаряды. Многие не долетали и рвались вокруг дома. Придя в деревню, сразу спрятались в подвал, напротив добротного кирпичного дома. Но там много было народу, душно, и очень хотелось пить. Девочки – мама и старшая сестра Зина - по инициативе старшей, конечно, побежали в дом, думая, что там будет лучше. Мать, моя бабушка Евдокия, осталась в подвале с остальными. В подвале было темно, и она не видела, как сбежали девчонки. Они прибежали в этот дом, где тоже были люди. Снаряды свистели и рвались вокруг. Но за дом заехал фашистский танк, и дом подвергся интенсивному обстрелу со стороны советских войск. Люди стали прятаться за печь, думая, что если снаряд попадёт в дом, то есть шанс остаться в живых. Мама рассказывала: «Меня сильно оглушило, я ничего не слышала, со мной было что-то странное, я как будто очумела от грохота и не увидела, куда делась Зинаида. Оглянулась вокруг, увидела силуэты незнакомых людей, даже одного немца, он тоже спрятался за печку и крестился…» Тут все в панике ринулись на выход, но одна старая женщина загородила собой дверь и кричала, чтобы подождали, когда отгрохочут ещё два выстрела. Потом, мол, артиллеристы станут перезаряжать и появится немного времени, чтобы перебежать в другое укрытие. Когда удалось выйти на улицу, то мама, уже без сестры, вернулась в подвал. Пока бежала, вокруг было темно, хотя и стоял день. А темно было от разрыва снарядов, поднимавших копоть и пыль, а может быть, темно было в глазах от того, что в доме она получила небольшую контузию. У входа в подвал лежал убитый дед, которого, видимо, задело осколком, и мама, споткнувшись о его тело, прямо по нему и съехала в подвал. В подвале она нашла свою маму и сестру Марию. Зины не было. В ужасе оглянувшись на вход, увидела бежащую в подвал женщину. Обе руки у неё были оторваны осколком взорвавшегося поблизости снаряда. Она страшно кричала, умоляла людей "лишить её жизни", а через некоторое время умерла от кровопотери. Но на этом испытание не закончилось. Бой прекратился после этого очень скоро - он был последним боем за эту деревню. Враг был выгнан… Но ещё два дня люди не имели возможности похоронить убитых сельчан, потому что им пришлось уйти в освобождённую соседнюю деревню за 15 км. Так велели русские разведчики, они сказали, что, возможно, тут ещё будут продолжаться бои. Прийти обратно люди смогли только через два дня, когда русские солдаты «дали добро», потому что не осталось в деревне больше ни одного немца. То, что Зина погибла, было понятно, поскольку её не было вместе со всеми. Но надежда всё же теплилась и окончательно ушла, когда бабушка с девочками нашли её тело. Хоронили погибших сельчан в одной яме, без гробов...

После освобождения

По освобождении деревеньки началась упорная работа по восстановлению. Пусть большим опозданием, но необходимо было убирать урожай! Рожь перезрела и лежала на земле. Косили косами, жали серпами, вручную. Подростки и дети поменьше вязали снопы, складывали в скирды. Но, слава Богу, поле не очень сильно пострадало от артиллерийского обстрела, зато убитых солдат, наших и немецких, то там, то сям находили во ржи. Мама не помнит, кто и как их хоронил. Этим занимались взрослые.
И пошла чередом крестьянская жизнь на освобождённой родной земле. Осенью поле надо было перепахать. Мама и другие её сверстники помогали колхозу. Как уже повелось, на их хрупких спинах лежало бремя тяжёлого труда.
В колхозе был один небольшой трактор, который часто ломался, поэтому на нём невозможно было успеть обработать в срок все пашни. Кроме того, трактор был маломощный, мотор его необходимо было периодически охлаждать водой. Это ответственное дело делали две девочки, которые постоянно подносили воду вёдрами. Одной из них была моя мама. Воду брали в маленькой речке. Она была очень маленькая, как ручей, и находилась под холмом, на котором было поле. И девочки спускались к подножию холма, брали воду из этого ручья и поднимались с вёдрами наверх.Трактористом был мальчишка лет пятнадцати. Он работал день и ночь, недосыпал, недоедал. Когда он пахал, девочки шли за ним с водой. Как только он останавливался, они подбегали и подавали воду. Вдруг девчонки заметили неладное: трактор вдруг поехал в другом направлении – к склону холма. Девочки поняли, что с трактористом что-то случилось, по всему было видно - трактор неуправляем. План перехвата созрел мгновенно. Они бегом устремились к лесу на краю поля. Там лежали кусты, выкорченные с корнями и большими засохшими комьями земли - результат взрывов снарядов. Девчонки схватили один из тяжёлых кустов с корнем и комом земли - побольше и, насколько могли быстро, устремились с ним наперерез движущемуся трактору, который уже был на краю поля и почти достиг наклонной траектории. Они успели! Бросили под гусеницы этот куст и предотвратили страшную аварию! Мальчик за рулём просто уснул от усталости…
Кроме единственного трактора, поле пахали и скородили ещё и на быках. А дети работали погонщиками. И маме тоже часто доставалась роль погонщика волов. Когда скородили поле бороной, на бороне стояли дети - для тяжести, чтобы борона разбивала комья земли. Вот так однажды мама повредила ногу, когда стояла на бороне и погоняла волов кнутом. Стегнула волов, а конец кнута отскочил и запутался в боронах. Волы пошли, а мама спрыгнув с бороны, попыталась отцепить кнут (ведь это казённое имущество), и борона прошла по детской ноге, сильно повредила сухожилие. Бросить работу было нельзя... Мама кое-как обвязала ногу грязной тряпкой. Было очень больно... Я не могу себе представить, как бедный ребёнок терпел такую боль. Шрам остался. Когда я его вижу, у меня учащается сердцебиение, будто я сама была свидетельницей, находясь тогда рядом с мамой.
И так каждый день – труд, труд, труд… Было голодно, но настроение было совсем другим: люди знали, что фашисту больше не будет сюда возврата!
Вот такое детство и отрочество достались маме... Теперь, когда люди сетуют на трудности и несправедливость жизни, я всегда вспоминаю рассказы мамы и думаю, как же хорошо жить в наше время и не дай Господи такого страшного повторения. Пусть никогда это не грозит последующим поколениям наших детей.
Да будет так!