Маня решила развестись с Ваней. И это после десяти лет семейной жизни! Что же послужило яблоком раздора, спросите вы. Да ничего особо нового; к тому же времена такие настали — навалились лихие девяностые.

Ваня с Маней принадлежали к инженерной братии (в те годы половина работоспособного населения страны в инженерах ходила, как сегодня — в менеджерах). Ваня в свой занюханный НИИ продолжал исправно ездить — хотя по полгода зарплаты не получал, но это его не сильно беспокоило. А Маня впряглась в купи-продай-бизнес — кормиться ведь на что-то надо было. Обзавелась она огромными клетчатыми сумками и подрядилась челночить по маршруту Москва — вся Турция, благо граница теперь не на замке. Бизнес её шёл-развивался не так чтобы блестяще, но уже к зиме она смогла прикупить себе в ГУМе шубку из меха «мутон». И хотя это та же овчина, но назвать её какой-то там цигейкой просто язык не повернётся (тем более цена — тогдашних полтора «лимона»): мягонькая, тёпленькая и с эдаким проблеском в шёрстке. Маня в шубке — ну чисто королева! Сама на себя не нарадуется — и осанка горделивая появилась, и даже лицом вроде как ещё красивее стала.

Вот эта шубка, быть может, и сыграла решающую роль в судьбе нашей пары. Потому что, нарядившись в симпатичную овчину, сразила Маня наповал турка Арифа, с которым у неё за полгода только деловые контакты наладились. Восточная кровь горячая, любовь — штука непредсказуемая, а опыта в этом тонком искусстве Арифу было не занимать. И случилось между турком и нашей Машей то самое, что русские классики именуют плотским грехом, — притом на фоне самых возвышенных чувств, будто под аккомпанемент Пятой симфонии Шопена.

Возвратилась Маня в Москву — и к Ване: «Давай прощаться-расставаться, люблю другого, с ним жить хочу». Ваня ей: «Ты что, белены объелась? В чужую страну, в заграницу на жительство подаваться?» А она в ответ: «Курица не птица, а Турция не заграница — у нас, челноков, теперь такая поговорка в ходу. К тому же я не собираюсь туда насовсем уезжать, Арифчик ко мне переедет — квартира-то моя, не забывай об этом». В общем, ссора до небес, аж воздух в комнате сгустился, дышать стало невмоготу. Но делать нечего, любовь — это и для Ивана не пустой звук, это для него святое. Короче, прямо по Довлатову — «дал ей на прощанье в глаз и отвалил» из семейного гнезда (конкретно: однушка, 20 квадратных метров).

Через пару дней телеграммой вызванный приезжает Ариф — да не один, а с тремя жёнами (Манька-то, дурёха, самого главного у него не выведала). Ну, и как тут быть? С одной стороны, конечно, какое-никакое подспорье: одна жена готовит, другая в доме убирается, третья… Но ведь оскорбительно для возвышенных отношений. А о законном браке через три развода (точнее, четыре) и заговаривать нечего: Россия — это вам не Турция, где жену выгнать — всё равно что росу с пальцев стряхнуть.

Помыкалась-помыкалась наша Маша, да и спровадила всю компашку обратно, на её родину. Думала Ваньку снова в дом вернуть — ан нет, он уже соседской Дуняшкой подобранный — обстиранный, обласканный, в своём НИИ посиживает, сдобные пирожки на обед пожёвывает: Дуняшка-то в ресторане официанткой, считай, кормёжка их совсем бесплатная.

Вот и осталась Маняша у разбитого корыта: мужика в доме нет, на челночную работу уже здоровья не хватает, а что такое любовь, она и вовсе забыла. Устроилась дворником, да и рада, что хоть какие-то копейки платят. Правда, соплеменники Арифа норовят её с должности спихнуть — конкуренция среди дворников-мигрантов жесточайшая, но Маня держится за свою метлу крепко — буквально руками и зубами. А любовь… Да что о ней говорить… Была она, есть и всегда будет. Если повезёт, конечно…

Наскребёт Маня на бутылочку портвЭйна, закутается вечером в шубку-мутон и, попивая из хрустального стаканчика, погружается в романтические воспоминания — под ту самую Пятую симфонию Шопена*. Которая, между прочим, называется не абы как, а «Нежность»…
————————————
* https://www.youtube.com/watch?v=Ey2zpJkvAd4

=================

Написано на конкурс "Прозаическая регата - 2": http://litset.ru/publ/15-1-0-39435