"…That night that you planned to go clear
Did you ever go clear?”

Leonard Cohen


Идет снег.

Крупные хлопья медленно ложатся на землю. С достоинством, не торопясь. Словно давая понять то, что в этот раз все серьезно, взаправду и надолго. Еще немного и будет точь-в-точь, как писал Есенин… “…, вся округа покрыта сыпучей и мягкой известкой и деревья, как всадники, съехались в нашем саду.” . Снег уже приглушил звуки и оттого кажется, что он идет и в моей голове тоже. По крайней мере, мне нравится так думать. Чем же еще объяснить ежегодные концерты для тоски с оркестром, как не бурями и метелями в одной, отдельно взятой черепной коробке и не показаться при этом банальным самому себе?

Сейчас четыре часа утра. Впрочем, для конца декабря подобное определение времени суток кажется собратом собачьей пятой ноги, коровьего седла или, на худой конец, жирафьего чувства юмора. В это время и пять, и шесть, и даже семь часов – все равно ночи. Пусть как-то жутковато звучит выражение “семь часов ночи”, но так оно и есть и ничего тут не попишешь.

Из моего монитора таращится уведомление о том, что все сообщения отправлены. Громко сказано. Всего одно. Зато стоит, наверное, больше всего того, что я успел накарябать с момента окончания средней общеобразовательной. Получатель сего мыла в данный момент выгружается из брюха механической птицы где-то там, в нереальном для меня далеке и абсолютно не подозревает о том, что его уже обогнали и поджидают. Без носилок и топора.

А я смотрю в окно. Там мой город засыпает снегом. Пусть я вижу лишь крохотный и далеко не самый презентабельный его кусочек, но и это зрелище, вмещающее в себя типовой двор с подъездами, фонарями, гаражами и прочими незатейливыми атрибутами цивилизации согревает меня. У нас с городом – трепетная дружба с налетом безнадежной юношеской влюбленности. Он позволяет мне открывать в себе все новые и новые места, в которых иногда бывает весело, уютно и спокойно, а иногда просто легко дышится. Временами только последнее и бывает необходимо. Жизненно. Конечно, мне приходится отдавать за это ему часть себя, но какой бы не была цена, я согласен ее платить.

Я прислоняюсь лбом к холодной поверхности стекла и смотрю на снег и город. Снегигород. Неги город с… Чем? А не все ли равно. Закрыв глаза, я созерцаю снегопад в своем сознании. И вспоминаю….

Когда-то, давным-давно, несколько тысяч потраченных дней, просмотренных снов и выкуренных сигарет тому назад, мы с ним были друзьями. По крупному. Да и в мелочах тоже. Были молоды, беспечны, нахальны и абсолютно уверены в себе. Пусть небо не проливалось на нас золотым дождем, мы были уверены в том, что придет то время, когда получится свернуть судьбу в бараний рог, да еще и сыграть на этом самом роге “We are the champions”. А пока наслаждались тем, что было, поджигая вечера, для того, чтобы греться и гореть в этом пламени до утра, чтобы с рассветом каждый из нас, приняв вид умудренного в полевой практике самурая, мог сказать себе, что не зря провел еще один день своей единственной и неповторимой.

И всему этому не было видно конца, пока судьба не решила “А не пора ли вам, ребятки, и шерше. В смысле, ля фам. Да не так, чтобы для развлечения и последующей похвальбы, а всерьез”. А супротив судьбы-то не попрешь, она тетка крутая, шутить не любит. Да и тяжело у нее с юмором - как пошутит, так только ей одной и весело. А остальным не до смеха. Не понимают они подобных веселушек.

Вот и мы не поняли поначалу, что в качестве объекта страсти, желаний, грез и всего остального, входящего в базовую комплектацию влюбленности нам досталась одна и та же девушка. При всем богатстве выбора, при громадной альтернативе…. Замкнуло, что-то, видимо, в небесной канцелярии или Амур был не в духе, да к тому же амброзии перебрал накануне… Короче, весьма банальный сюжетец приключился. Со стороны. Ведь всегда легче прочесть и разложить на составляющие чужую судьбу, чем свою собственную, единоутробную.

А она …. Она казалась мне каким-то абсолютно нереальным созданием, отлитым в небесных мастерских в единственном экземпляре, так как потом форма разбилась и на всем этом вращающемся с бешеной скоростью шарике больше такой нет. Я смотрел на нее осторожно, но с молчаливым обожанием, не будучи в силах выдать себя ни словом, ни жестом, ни взглядом. Нужные слова не находились, застревали поперек горла и, ввиду этого, я постоянно нес какую-то чушь. И, что само собой обычно вытекает из подобных ситуаций, получил почетное звание “смешного приятеля главного героя ее романа”. Это было началом их любви и концом нашей дружбы.

Одна сцена навсегда отвоевала свое место в фильмотеке моей памяти. Сентябрьское утро одна тысяча девятьсот какого-то года. Я столкнулся с ней в вестибюле станции метро. После пары минут ничего не значащего трепа я обратил внимание на ее заколку. Громадная такая бабочка, золотистая вся из себя, посыпанная разноцветными стекляшками (тогда я и предположить не мог, что украшения с драгоценными камнями обитают и в реальной жизни, а не только в музеях). В ответ на мой весьма неуклюжий комплимент она опустила глаза и, с улыбкой, в которой смешались счастье и смущение, тихо сказала.

- Это он мне подарил.

Ее смущение передалось и мне, но вот вместо счастья довелось испытать уколы горечи, досады и всего того, что может испытать юный безнадежно-безответный. Я отвел глаза к мельтешащему людскими телами эскалатору и в эту секунду лестница-чудесница вынесла из недр подземки его. На нем был любимый синий плащ, а лицо озаряла улыбка абсолютно счастливого человека, уверенного в том, что и улыбка, и счастье, и сама жизнь, и она – его. По праву. В эту секунду наша дружба скончалась. Скоропостижно, не приходя в сознание.

Я открываю глаза. Снег усилился. Завтра по радио опять передадут, что из-за неожиданного снегопада коммунальные службы не могут обеспечить должную очистку улиц от последствий оного явления природы. Для меня это всегда звучит несколько дико. “Неожиданно зимой пошел снег.” Придумали бы чего-нибудь более увлекательное. Типа “Тараканы-мутанты истребили весь запас соли (или чем там они теперь улицы посыпают)”. Или “Уборка снега будет произведена только после поимки сбежавших из зоопарка стаи ядовитых тушканчиков, которые не могут передвигаться при высоте снежного покрова…. ”. А лучше уж сразу “В целях возвращения городу исторического облика шестнадцатого века и развития туристического бизнеса уборка снега производиться не будет. Никогда.” Власти довольны и счастливы, дворники в отпуске до весны, а всем остальным есть чего обсудить.

Редкостный бред.

Половина пятого.

Ночи.

Неудивительно. Редкая птица долетит до середины этой ночи, а если долетит, то это птица сильная, выносливая…. И больная на всю голову.

Снегопад в моем сознании тоже сгущается, мне уже не нужно закрывать глаз, чтобы видеть его….

Нет, мы, конечно, не разбежались в разные стороны после того дня. Дороги расходились более плавно, медленно и печально. Я был свидетелем их первых ссор и первых примирений, затем вторых, затем третьих… Где-то к восьмому кругу я начал подозревать, что их история вряд ли зайдет в тихую гавань привыкания и взаимного терпения, оставаясь бушующими водами, над которыми они время от времени протягивали хрупкий, ненадежный, но так необходимый обоим мост. Правда, к тому времени я мог судить об этом лишь по отрывочным сведениям, так как дороги наши были уже едва различимы. У меня началась новая, другая жизнь, наполненная совершенно иными печалями и радостями, встречами и расставаниями, желаниями, обещаниями…

В один из дней судьба занесла меня на вокзал, друзья знакомых попросили встретить, в свою очередь, их друзей и, зная мою склонность к праздношатанием по городу, вследствие которых мне удалось его неплохо изучить, провести в первый раз сюда прибывшим этакую обзорную экскурсию за весьма умеренную плату. Так как в тот момент мне весьма наскучило выслушивать очередную порцию самодеятельного творчества своих финансов, я довольно быстро согласился и, раздвигая локтями спешащую оттуда и туда толпу, усиленно выискивал глазами свою паству, которую в срочном порядке надлежало посвятить в таинство этого клочка пространства.

И тут я увидел его. Точнее, сначала его плащ. Синий. Фирменный знак. Конечно, плащ был уже другой, но цвет остался неизменным. Зато сам он изменился до неузнаваемости. Ни тебе счастливой улыбки, ни уверенности в глазах, ни… Ничего. Он сидел на скамейке и смотрел вслед уходящему поезду. Мне показалось, что за те несколько лет, что мы не виделись, он прожил гораздо больше меня и теперь казался старше лет на двадцать. Или просто состарился. Мы не заметили друг друга и я был рад этому, ведь что каждый из нас мог сказать другому? Каждый уже давно жил своей собственной жизнью, я не знал, что происходит с ним, да и он, наверное, не сказал о том, что….

… однажды….

… вернувшись домой, он нашел на столе записку, состоявшую из одной короткой фразы.

“Не ищи меня больше.”

Никаких упреков, никаких объяснений причин. Мечась по подругам и знакомым, он так и не смог точно узнать, куда же она уехала, некоторые лишь вспоминали, что видели ее в последний раз спешащей к вокзалу. С того дня он приезжал сюда ежедневно, смотрел на поезда и ждал, что однажды один из них привезет ее обратно.

Но тогда я не знал этого и решил не встречаться с собственным прошлым. Умерло, так умерло. Встретив своих экскурсантов, я бодро сообщил им, что ближайшие несколько часов прошу именовать меня гордым словом “поводырь”, и повел их в каменные джунгли. Но все же не смог не обернуться у выхода. Он по-прежнему сидел на перроне и высматривал поезда. А любимый синий плащ был порван на плече.

Шум. За окном. Выглядываю, присматриваюсь. Елки привезли. Там, внизу, для них базар открыли вчера, а это, наверное, контрафактная продукция, другой причины, по которой эта процедура происходит под покровом ночи, придумать не могу. А действительно, ведь скоро череда праздников смены лет. “Вот вам веселый декабрь из огоньков витрин….”. Точно-точно. Следующий високосным будет…

Хорошо, что снег. Без него чувствуешь себя как-то обделено, словно Новый Год подменили. Помню, в детстве я подолгу сидел у окна 31 декабря и ждал, когда пойдет снег, ведь без него праздник не мог начаться…

Часы бьют. Пять раз. Пять часов ночи. Выхожу на балкон. Я уже плохо различаю то, что происходит вокруг меня и то, что есть только в моем сознании, потому что и там, и там….

….снег.

Раздавшийся вчерашней ночью звонок в моей квартире не сулил ничего чрезвычайного. Мало ли страждущих, знающих о том, что ночной образ жизни для меня – норма существования. Сняв трубку, я произнес обычное для этого времени суток “Дежурный ангел на проводе” и застыл. Потому что за другой конец провода держался человек, которого я не слышал почти десять лет. И который в той, прошлой, давно сгинувшей жизни был моим другом. Я знал, что его судьба сделала крутой вираж, да что там вираж – тройное сальто, и забросила его то ли в Африку, то ли в Азию и от этого этот звонок казался еще более нереальным.

Выяснилось, что он здесь проездом на сутки, впервые за шесть лет и единственный телефонный номер старых знакомых, который ему удалось откопать, оказался как раз моим. Выясняли это мы уже на следующий день в баре неподалеку от аэропорта при личном и визуальном контакте. Годы никого не делают моложе, но по сравнению с тем, вокзальным, он явно вращал часовые стрелки в обратном направлении. С континентом я не угадал, все вышло еще круче – неведомый материк Австралия стал его пристанищем, убежищем и второй родиной и, казалось, он очень доволен данным стечением обстоятельств.

А я сидел рядом с ним и мучился от того, что нес в себе, боялся произнести, но не мог сдерживать. И когда закончилась череда воспоминаний о сладком запахе юности и повисла пауза, я негромко произнес, не смотря на него

- Ты знаешь….., а она вернулась. Два года назад. Я звонил ей сегодня утром, рассказал о твоем приезде….

В повисшей между нами тишине казалось, что каждое мое слово материализуется и загорается огненными буквами.

- И что?- голос моего собеседника звучал глухо, словно между нами произросла стена.

- Она сказала, что не приедет. Что это лишнее. И просила передать тебе привет.

Решив, что пора прекращать буравить стол взглядом, я поднял глаза. Он смотрел куда-то далеко, сквозь стены и, как мне показалось, сквозь время и в нем не было ни боли, ни злости, ни ожесточения. Он улыбался уголками губ. А я понимал, кому он улыбается. И вспоминал ту станцию метро, ту улыбку и ту бабочку.

- Ты ведь тоже был в нее влюблен? – спросил он меня. – И поэтому не смог находиться рядом с нами?

Я молча кивнул головой, вздохнул и ответил

- Но все вышло правильно. Я бы никогда не смог…… чтобы она так улыбалась.

- Все это могут. Просто не всем везет. Найти и сохранить

- Слушай, неужели ты вот так и уедешь?- мой голос чуть не сорвался от робости и недоумения – Не увидев ее, не узнав почему?

Он посмотрел на меня с какой-то непередаваемой словами печалью и тихо произнес.

- Через год, после того, как я уехал, ко мне пришла посылка из России. Такая большая деревянная коробка. В ней была коробка поменьше картонная. В ней – еще меньше. Всего их было десять штук. Последняя была из пластмассы, в ней лежала магнитофонная кассета. С ее голосом. Так что я все знаю, все понимаю и ни в чем ее не виню. Возможно, мы когда-нибудь еще встретимся.

Он не стал рассказывать о том, что же было на этой кассете, а я не стал его об этом расспрашивать. Мы оба понимали, что в мире есть вещи, предназначенные лишь для двух человек. И только.

Объявили его рейс. Мы пообещали друг другу, что этот раз – не последний, и следующий раунд состоится на родине коал и кенгуру, обменялись координатами и попрощались. Он внимательно посмотрел мне в глаза и, улыбнувшись, перебросил через руку свой плащ. Ярко-синего цвета.

Некоторые вещи остаются неизменными.

Снег. Если бы я мог, я бы отправил в Австралию посылку со снегом. Ведь без него не будет настоящих новогодних праздников.

Хотя….

Может быть, достаточно того снега, что идет внутри нас? А я-то точно знаю, что хотя бы у одного человека на Зеленом континенте в голове идет снег.

Я закрываю балкон и возвращаюсь в дом. Шесть часов ночи. Уже где-то недалеко утро, но я не стану дожидаться его прихода. Я знаю, что усну моментально, и еще знаю, что мне приснится. Медленно порхающие в воздухе крупные хлопья снега.

А перед тем, как они поплывут под моими закрытыми веками, я подхожу к компу и еще раз перечитываю отправленное на другой конец света письмо. Мне кажется, он все поймет.

В письме сказано “Искренне, Друг.”