Литсеть ЛитСеть
• Поэзия • Проза • Критика • Конкурсы • Игры • Общение
Главное меню
Поиск
Случайные данные
Вход
Рубрики
Рассказы [1169]
Миниатюры [1150]
Обзоры [1459]
Статьи [466]
Эссе [210]
Критика [99]
Сказки [251]
Байки [54]
Сатира [33]
Фельетоны [14]
Юмористическая проза [164]
Мемуары [54]
Документальная проза [83]
Эпистолы [23]
Новеллы [63]
Подражания [9]
Афоризмы [25]
Фантастика [163]
Мистика [82]
Ужасы [11]
Эротическая проза [8]
Галиматья [310]
Повести [233]
Романы [84]
Пьесы [33]
Прозаические переводы [3]
Конкурсы [13]
Литературные игры [40]
Тренинги [3]
Завершенные конкурсы, игры и тренинги [2459]
Тесты [31]
Диспуты и опросы [117]
Анонсы и новости [109]
Объявления [109]
Литературные манифесты [261]
Проза без рубрики [488]
Проза пользователей [131]
Путевые заметки [20]
И небо, и запах, и взгляд, и слёзы...
Проза без рубрики
Автор: Баргузин
Обещая серый день, небо размазало по окну серое утро.
- Серёж, давай поедем к нему вдвоём?
- Да, маленький, я понял – поедем вдвоём.
Старое кладбище у начала конца посёлка, города, жизни.
Если закрыть глаза, то непременно увидишь, как ветер уносит в высь сотни взглядов. Застывших, равнодушных, мёртвых. Сосны устали стонать. Небо стекает мелким дождём, горьким, как запах белых хризантем.
У неё ясный взгляд, яснее продрогшего неба. Небо по-осеннему угрюмое и сонное, а в её глазах мечется усталость. Она не спала всю ночь. Я тоже.
- Серёж, как колено?
- Нормально.
Она кивает и гладит-гладит маленькой ладошкой маленький крест цвета весеннего неба.
Она очень старается не позволить себе потеряться в печали старых сосен и омертвелых ветвях берёзы, в витиеватых закоулках памяти.
Смотреть, как она целует букеты, крест, небо, невыносимо. Лучше умереть или вспомнить. Это похожие состояния.
Оглядываюсь, вспоминаю ноябрь – озябший, серый, насквозь пропитанный таким же моросящим дождём. Всего три месяца назад невропатолог озадаченно пожал плечами: «Не знаю, как ты будешь передвигаться осенью. Бывал в ваших краях. Не грязь – сплошная глина.» Он много чего не знал и не предполагал, да и я тоже. Но я передвигался. Я настырно месил липкую грязь «проснувшимися» ногами. И не просто месил, я ходил ровно, чуть не чеканя шаг. Много ходил.
Но сейчас чеканить мне тяжко: я устал, ибо намесил больше, чем смог потянуть. У меня жёстко выламывает поясницу, выкручивает мышцы ног. На месте послеоперационных швов - жутчайший по ощущениям пожар. Не мудрено, что контуженная голова, без того тяжёлая, тяжелеет до веса чугунной болванки. В кармане – таблетки. Они быстро снимают боль, тяжесть, но вызывают привыкание, а этого мне не нужно. Это прямой путь к зависимости от более сильных неоднозначных препаратов, потому я терплю до последнего, то есть до момента, когда голова и ноги мне понадобятся, чтобы отбиться от двух быков-переростков и успешного предпринимателя, который неподалёку прямо из машины ведёт деловую беседу с такими же успешными друганами. Я уверен, что он примчит им на помощь, ибо это его быки. Хозяин обязан беречь своё имущество – закон стада, в которое они – и успешные, и тупые, сбились тогда, когда я ломал позвоночник о камни в далёких от них воинствующих горах.
Мне тошно наблюдать порастающее быдлячеством общество, рвачество, превосходство от ничего, просто потому, что у тебя есть деньги. А сейчас мне и без того тошно, потому что я почти не вижу противников – зрение мерцает. Быки примеряются, прикидывая вслух, с какой стороны им удобнее забодать случайную развлекуху так, чтоб непременно опрокинуть в лужу. Я успеваю очухаться раньше окончания «примерки», уйти от прямых ударов, задействовать в прыжке «вертушку» и опрокинуть в лужу их самих. Я доволен… Нет. Я счастлив, я могу вырвать себя из липкой грязи и оторвать от земли, могу применять приёмы, ибо тело не артачится, а послушно выполняет запрограммированные в мозг движения. Это действительно счастье. Но счастье короткое. Да, быки «млеют» в отходняке, но остался хозяин. Он уже с визгом развернул машину и мчит к месту разборки так стремительно, что его собеседникам только и остаётся растерянно свистеть вслед: «Эй! Пс-ссс! Коршун, ты куда? Щас они поднимутся и сами его утопят.» Как и я, они уверены, что Коршун собирается поставить на место ерепенистого алкаша. Они видели, как я шёл, шатаясь, словно пьяный. И Коршун видел. Более того, он успел съязвить: «День полного стакана отмечал, Маэстро?»
Коршун, Птиц – Виталька Коршунов. Тал… Так мы называли его в школе. Он старше меня, но учились мы в одном классе, ибо его отец предпочёл восстановить сыну здоровье, а потом только вспомнил о его образовании. И никакие комиссии не смогли заставить отца рискнуть сыном в угоду общественным правилам.
Мы никогда не были дружны, скорее наоборот, потому я напрягаю тело на полную катушку, едва он не выходит, а вылетает из машины прямо в лужу.
- Серёг, ты как? Не помяли?
Сказать, что я в шоке – это ничего не сказать. Сейчас – железный повод и удобный момент для того, чтобы припомнить старое и показать, кто в городе хозяин. А он хозяин – это мне известно.
Но, не обращая ни малейшего внимания на то, что стоит в луже чуть не по щиколотку, он оглядывает меня исподдалька, а подойти ближе опасается. Он же видит, что я на стрёме.
Просканировав меня взглядом, острым до ещё большего напряга с моей стороны, Тал озадаченно крутит головой.
- А я-то подумал, что ты набрался...
Когда он переводит взгляд на быков, мне реально становится не по себе, так опасно полыхают его глаза. Его голос полон холодной звени.
- Встали, извинились и пошли вон. Он вам что – мешал? Быстро извинились, сказал!
Промямлив непривычные им речевые обороты, быки спешат удалиться, а Тал…
Нет, Птиц не собирается меня отпускать. Его слегка потряхивает, но он не просит, а требует:
- Нашёл же место для прогулок. Быстро сел в мою машину. Быстро!
Я подчиняюсь, потому, что боль, прищученная таблеткой, уже оприходовала обезболивающий эффект и снова просыпается в спине, в ногах, в голове. А это значит, что мне понадобятся паузы. Мне понадобится время от времени отогреваться в чужом подъезде, чтобы не дойти, а теперь уже доползти до дома, до которого отсюда, как до Китая раком. Да, мне придётся приходить в себя, отогреваться и надеяться, что меня не выкинут: «Нажрался, малолетка, веди себя прилично. Пшёл отсюда!»
Я подчиняюсь, а он радуется. Я вижу, что именно радуется, и нет ни малейшего намёка на превосходство: "Отогревайся, Серёг. Покурим?"
Он довезёт меня до подъезда. Поднявшись в квартиру, я выйду выдохнуть на лоджию. Его "Ауди" всё ещё будет стоять на месте. Увидев меня, он посигналит, прощаясь, махнёт из окна рукой и только тогда уедет...
Я потом узнаю, что тогда Талу было мало чего известно обо мне. Он только лишь знал, что кажется (кажется!) я служил в горячей точке.
Я сидел в его машине, смотрел из окна на небо. Оно было таким же, каким и сегодня: горькое, как запах белых хризантем.
Она хорошо держалась, помятуя, что мы сейчас одни, что у меня ещё сильно болит колено, что дома нас ждут те, кому мы не безразличны. И небо, и запах, и острый взгляд Коршуна, и сдержанные слёзы матери, потерявшей единственного ребёнка – всё это чуть позже вернулось в наш дом вместе с нами, и останутся в нём, пока мы дышим.
Опубликовано: 16/10/24, 13:02 | Последнее редактирование: Баргузин 17/10/24, 23:45 | Просмотров: 743 | Комментариев: 3
Загрузка...
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:

О, мой любимый эмоциональный сумбур - взахлёб и по нарастающей...
Классно!
Маруся  (17/10/24 15:45)    


Спасибо и привет.)
Баргузин  (17/10/24 15:50)    


Привет.)
Маруся  (17/10/24 15:54)