О моём отце, Михаиле, можно рассказывать бесконечно. Он был очень интересным человеком и прожил долгую насыщенную жизнь. Отцом я его никогда не называл, он был и остаётся для меня папой.
Итак, папа, украинец, родился в 1921-м году в молдавской деревне Комиссаровка. Его отец (мой дед) был зажиточным крестьянином, позже большевики окрестили таких кулаками. У него с моей бабушкой было двенадцать детей, мой папа был третьим по возрасту, и это его впоследствии спасло. Хозяйство деда процветало, на него работали наёмные работники, но в 33-м году советская власть устроила голодомор в Молдавии, Украине и части России. Деда раскулачили и сослали на каторгу, дом передали в распоряжение местной власти, а бабушку вместе с детьми выгнали на улицу. Шестеро детей не пережили голод...
В начале 42-го года папу мобилизовали и отправили на фронт в одну из самых горячих точек – он участвовал в обороне Севастополя. Весной 42-го он был ранен и попал в плен. Ему удалось бежать, но фашисты его поймали. Второй побег был более удачным – папу приютила в подполе своего дома его сверстница Валентина. Она некоторое время кормила и врачевала его, ежедневно рискуя быть расстрелянной за сокрытия советского солдата. Они полюбили друг друга, и папа пообещал Валентине вернуться к ней после окончания войны. Вскоре он окреп и вернулся на фронт. В июле 42-го оборона Севастополя пала, и выживших защитников переправили на другие участки фронта...
После победы в 45-м году отец не смог демобилизоваться, как большинство воинов, побывавших в плену. Несмотря на боевые награды и почётную грамоту, подписанную Сталиным, он около года пробыл в штрафбате, а когда вернулся к Валентине, она уже вышла замуж, что было понятно, так как вестей от папы не было, и ей пришлось самой растить их сына. Её муж усыновил папиного ребёнка. Интересно, что сына назвали Виктором, он родился в один день со мной 14 декабря, только на 15 лет раньше. Фамилия ему досталась от отчима – Бабиков. Папа поддерживал многие десятилетия тёплые отношения с Валентиной, её мужем и сыном. Мы неоднократно были у них в гостях, а они у нас.
Папа долгие годы был холостяком, но в конце 50-х годов всё-таки женился. Его избранницей стала опять Валентина, моя мама. Я родился, когда папе было уже 38 лет. Незнакомые люди принимали его за моего дедушку) У нас были доверительные отношения, но тема войны была для него табу. О его военных и послевоенных мытарствах я узнал от мамы только после его смерти.

А теперь о весёлом) Я уже упоминал, что папа был очень интересным человеком. Кстати и внешне тоже. Женщинам он всегда нравился, что я унаследовал от него) Но, насколько мне известно, он хранил верность моей маме, которая была на порядок младше его. Она была умной и мирилась с его странностями по отношению к представительницам прекрасного пола. Например, он мог привести к нам с вокзала незнакомую приезжую, которой было негде переночевать. Или отвешивать весомые комплименты другим женщинам в присутствии мамы. Короче, странностей было хоть отбавляй)
Папа работал, сколько я его помнил, ведущим экономистом в Министерстве финансов Украины. Повышение по службе не получал, членом партии не был, называя себя в шутку беспартийным коммунистом. Спустя многие годы мне стало понятно, что в партию его не принимали из-за того, что он побывал в плену. Его однополчане боролись за него, писали многочисленные письма в соответствующие инстанции, но только в середине 80-х годов папу окончательно оправдали, когда он был уже пенсионером.
Возвращаюсь к весёлому) У папы были проблемы со слухом, или с грамотностью, точно не могу это определить. Он вечно путал начальные буквы слов "у" и "в". Его изречения звучали очень смешно. Например: "Ребята, идите на кухню, я вас там вгощу". Или на пляже: "Витя, во гад, плавки вкрали!" Огурцы он почему-то называл угурцами. Навсегда запомнилось словосочетание "дураками валяетесь". Частенько мы с женой используем "его язык")
Папа по роду службы регулярно ездил в командировки, и почётное место в нашей гостиной занимал его командировочный чемодан, который был всегда собран и готов к очередной поездке. Папа инспектировал разные предприятия, преимущественно на юге страны – Херсонской, Николаевской областях и в Крыму. Примечательно, что он не брал взяток, хотя соблазны были. В лучшем случае он мог привезти из Херсона подаренный арбуз) Он до конца жизни прожил с мамой в типовой киевской хрущёвке.
На местности он ориентироваться вообще не мог. Мне приходилось водить его по лесу, когда мы собирали грибы. Если он указывал направление движения, то было ясно, что надо было идти в противоположном направлении) Грибы он собирал все подряд вместе с поганками, а мне потом приходилось пересортировывать и выбрасывать половину из них. Грибы мы консервировали сами без участия мамы и однажды закатали банки, только залив грибы кипятком и забыв положить в них специи, включая соль. Интересно, что ни одна из банок в последствие не взорвалась)
У папы было, как бы это помягче сказать, две левых руки. Ремонт в его исполнении превращался в катастрофу средней тяжести. Если он пытался вбить чопик в стену, то выпадал кусок стены. Однажды после покрытия паркетных полов лаком – в ведёрке осталась примерно треть едко пахнущей жидкости. Будучи экономистом не только по профессии, но и в быту, папа ничего не выбросил, а покрасил лаком входную дверь из дерматина. К тому же остаток он равномерно разлил по полу в гостиной. Ему казалось, что равномерно, но после высыхания лака на полу образовались потёки, похожие на речные волны. Мама была в восторге во время инспекции его трудов) Что до дерматиновой двери, то она блестяще смотрелась до того времени, пока соседские детишки не стали пальчиками надавливать на обивку. После этого на ней образовался узор, состоящий из множества "паучьих сетей")
Отдельная тема – его отношение к маме. Он её боготворил. Мама имела решающий голос в семье, а папа был как бы при ней. Он с ней практически не спорил, матом вообще не ругался. Мне запомнился только один явный упрёк в адрес жены: "Глупая ты женщина, Валя. Не смогла наладить отношения с невесткой". А самое большое ругательство звучало из его уст так: "Валюшка, чтоб тебя дождь намочил!" С годами по состоянию здоровья он всё больше зависел от своей жены и всё чаще помалкивал в спорных семейных ситуациях.
Папа был противником рукоприкладства. Один единственный раз я получил от него ремнём по заднице и запомнил это на всю жизнь. Ходить за хлебом было моей обязанностью. Однажды я нашёл у прилавка пять копеек и положил их в карман. Дома я рассказал об этом папе, и его реакция меня обескуражила. Он не только надавал мне по заднице, но и заставил вернуться в хлебный магазин, чтобы отдать продавщице пять копеек.
Как ветеран войны, папа был "закреплён" за моей школой, и как минимум один раз в год в канун 9-го Мая его приглашали на школьную линейку, где он рассказывал детям о героической обороне Севастополя. Немцев он не переваривал до конца жизни. Узнав о моём намерении переехать с семьёй в Германию на ПМЖ, он сказал, что никогда к нам не приедет в гости. И сдержал своё обещание...
До последних дней жизни он с коммунистическим рвением противостоял строительству Церкви адвентистов седьмого дня в парке на нашем Воскресенском жилмассиве в Киеве. Папа умер на стыке двух веков, а церковь стоит...