У Николая Петровича Кирсанова, к сожалению, был сын. Непонятно только, что к сожалению: что был или что сын… Но - к сожалению.
Сын Николая Петровича обучался или, как тогда говорили, учился в столице. В городе Казани, что расположен на высоком правом берегу Балтийского моря.
Учился Аркадий Николаевич, так его для краткости называли соседи, в Казани давно и весьма успешно. По крайней мере, его письма, которые он присылал их домой, все больше и больше напоминали письма иностранца, делающего успехи в освоении русской речи. Николай Петрович, бывало, по целому дню разбирал одно только заглавие, такая сквозила в письмах ученость.
Брат его, Павел Петрович, отставной капитан воздушно-подводных войск лейб - гвардейской кавалерии, не одобрял этого занятия Аркадия Николаевича. Все Павлу Петровичу было нехорошо: и язык писем корявый, и столица не Казань, а Питирбурх, да и берег не той конфигурации, но это он от природы был такой склочный и сволочной, прям, как я.
Однажды к крыльцу усадьбы Кирсановых подкатила пролетка, в которой сидели Аркадий и его друг Жека Бальзаран. Оба столичных гостя были одеты по последней моде, а времена-то были такие…Далекие были времена, XIX век на улице был. На обоих были малиновые сюртуки в желтую клеточку, парусиновые штаны, то бишь модные джинсы, из которых на ладонь торчали рейтузы. Башмаки на обоих были изукрашены ракушками, ибо стразы еще не придумали, а пришивать бриллианты на обувь не рисковала даже королева Виктория. На голове у каждого был цилиндр с различными надписями на не русском, но и не на английском языке.
Каждый из молодых людей вымазал свою физиономию ваксой, вставил в ухо по пять-семь колец, отрастил волосы и заплел их в тысячу косичек. В каждую косичку были вплетены бусины, кусочки кости, дерева и прочий мусор.
Отец был очень рад визиту.
- Это же дети! – пояснил он Павлу Петровичу, внимательно осматривавшему гостей.
- Ты прав, - согласился тот.
- Мы не дети! Мы джаз-маньяки!
- Людей режете? – с профессиональным интересом спросил бывший военный
- Нет, мы боремся с эстетикой! Мы ее решительно отвергаем в пользу естества.
- И как успехи? – вежливо поинтересовался Павел Петрович.
- Вы вот осуждаете нас напрасно! Мы уже многого достигли и превзошли, И еще чего достигнем! – пригрозил Кирсанову Бальзаран
- Да нет, это он так - разговор поддержать, - вмешался Николай Петрович и пригласил всех в дом.
Когда гости съели весь борщ и галушки, что приготовили на три дня, началась неторопливая послеобеденная беседа в истинно славянофильском духе. Павел Петрович набил трубку английского табаку, Новоиспеченные негры рассыпали на подносе какую-то труху, которую принялись втягивать ноздрями.
- Что сие? – поинтересовался Павел Петрович
- Дурь! – гордо ответил Аркадий.
- Нет, что дурь пошла, я вижу, а порошок из чего?
- Грибы, вестимо, милстивый государь, – ответствовал Бальзаран, решивший хоть немного поговорить на номальном русском.
- Коку же еще не научились в соль превращать.
- Да, действительно, этого полезного изобретения еще наука не сделала, – согласился Павел Петрович.
- Мы вообще живем в унылое, отсталое, темное и прошлое время! -
грустно, с ощутимым грузом на душе воскликнул Бальзаран
- В прошлое? – уточнил Павел Петрович
- В прошлое! Наипрошлейшее время! Просто-таки черт побери, какое прошлое время! Нет самых необходимых вещей. Ни одного гаджета, ни одной фуськи. Как жить безо всего этого? Вот мы, поющие рэп…
- Джаз, – поправил его Аркадий. – Рэп еще тоже не изобрели.
- Вот! Вот и я об этом же! Даже рэп еще не изобрели, и нам приходится петь этот отстойный джаз
- Гм. Это настоящая трагедия, – согласился Павел Петрови и добавил, –
продемонстрируете?
- Охотно, - согласился Бальзаранов и запел, подыгрывая себе деревянными ложками:
- Вай-вай-вай! Ара, вай-вай
Гуд бай, ара давай.
Вай-вай-вай, ара давай.

- И что это значит? – спросил Павел Петрович после получасового прослушивания про «вай и ара, давай»
- Это грустная песня о тяжелой доле армянина в Империи или веселая патриотическая песня, прославляющая национальный дух. Зависит от обстоятельств, – прояснил Аркадий.
- Да, это в корне меняет дело.
- Мы отказались от прежней эстетики, от пушкинских гоголей и прочих есениных…. – продолжил рассказ Бальзаран
- Есенин еще не родился, - поправил его Николай Петрович
- Все равно. Мы их превзошли. Мы поем об истинных чуйствах человека, безо всяких приукрас. Мы обнажаем внутреннее естество и выпячиваем самость. Вот как в этой английской песенке:
«Ез май бэби тудэй май ферздэй. Май бэби ту хаз, ту ез тудэй…»
Павел Петрович, к сожалению, знавший английский язык, встал и молча вышел во двор.

Прошел первый день визита наследника с другом в родное гнездо.

В течение следующей недели новотворческие люди боролись с пережитками прошлого, как могли. Они ловили в пруду лягушек и варили из них суп. После чего Феня – типо жена Николая Петровича - выбросила все кастрюли, стоявшее рядом с той, где это колдовское варево кипело. Суп, кстати, не получился. То ли поэты готовить не умели, то ли лягушки оказались слишком уж славянофильского духа, а может, это кастрюля была по натуре консервативной. Наверняка, кастрюля.

Братья по искусству совершали визиты. Один из визитов был к модной даме, по прозвищу Квадригина. Никто не знал, почему ее так называли, но дама тоже была джаз-маньяком. Она выходила к гостям во фраке и болотных сапогах, брила голову и рисовала на щеках символы, посетившие ее сознание и ознаменовавшие ее день. Одним словом, она была вполне современной особой. Бальзарану она показывала анатомический альбом, где он не нашел ничего для себя нового, хотя и пытался отыскать там образ человека. Это расстроило обоих и рассердило Тургенева, которого сетературные графоманы уже допекли.
По этой причине между Бальзарановым и Павлом Петровичем состоялась дуэль. Наверное, ей должны были предшествовать еще какие-то события, но Тургеневу этот маразм надоел окончательно, тем паче, что и звали его никак не Илья...

И вот непримиримые враги сошлись в поединке.
Жека вооружился шампуром, которым владел отменно, гораздо лучше всяких там отстойных шпаг и пистолетов; Павел Петрович принес с собою полено. Не потому, что славянофил и патриот, а потому, что поленом ему было удобнее дуэлить с джаз-маньяками. Здесь бы Бальзарану и ранить Петра Павловича, то есть Павла Петровича. А потом проявить истинное милосердие и доказать на практике превосходство новокультурных людей. Но случилось непредвиденное: Павел Петрович так обработал Жеку, что тот лежал на отстойной славянофильской печи пластом, кряхтел, а рядом сидела Квадригина в мундире британского гвардейца и утешала Жеку:
- Ничего! Они еще поплатятся за это! Скоро уже появится Билл Гейтс и сайт Настоящей Крытеги! Потерпи малёха, там мы их всех зароем…
Все. Финал!