Вовка плакал навзрыд. Его мама вбежала в комнату с испуганным лицом и дрожащим голосом спросила: - Сыночка, что случилось? - Он…- Всхлипывая и, кивая головой в открытую книгу, которая лежала перед ним на столе, пытался ответить Вовка, - Он… её… утопииил! После этих слов он зарыдал ещё сильнее, чем ввёл мать в ступор, а меня разбудил окончательно. Света (Вовкина мама и моя хозяйка по совместительству) заботливо прижала десятилетнего сына к груди, чмокнула в темечко, а затем взяла его за руку и повела в ванную, приговаривая: - Ну, ну… успокойся, умой личико, не расстраивайся - это просто рассказ такой… грустный… - Зачем? Зачем он её утопил? Ик. Кто там кого утопил, я не поняла, но мне стало жутко любопытно - из-за чего так расстроился Вовка. Я, встав со своей теплой шёлковой подушечки, набитой… хочется верить кошачьей шерстью, потянулась на передние, а затем задние лапки, встряхнулась и запрыгнула на стул, на котором пару минут назад сидел и плакал сыночка моей хозяйки. Уткнувшись мордочкой в открытую страничку, я увидела, что там нарисован какой-то огромный чувак (это Вовка так самцов человеческих называет) в странноватом прикиде (одежде значит), а рядом - белая собачка с чёрными пятнами, подозрительно похожими на мои. Сверху над текстом большими буквами было написано «Муму»… Ах, простите, забыла представиться: меня зовут Матильда, из славного рода двор-терьеров, но для своих домочадцев я - Мотя. И пусть вас не удивляет, что я умею читать. На самом деле, мы собаки только говорить не можем, но всё понимаем. А при таком количестве повторений букв, какое Света вбивала Вовке на протяжении года, когда тому стукнуло только четыре, я сама их сгрызла назубок. После того, Вовка мне каждый день показывал как правильно складывать слоги - тут и обезьяна научится читать, что уже говорить о такой высокоинтеллектуальной собаке, как я! Носом перевернув последнюю страничку, я чуть не взвыла от негодования! Герасим не топил Муму!!! Нет, ну это же надо так переврать все события, да ещё и детвору расстраивать! Рррр, тяв! Вот уже семнадцать поколений, как передаётся в нашем двор-терьерском роду эта история, так сказать из пасти в пасть. И без всяких, я вам скажу, летальных исходов. Откуда я знаю про летальный исход, спросите вы? Лучше и не спрашивайте, говорю же – высокоинтеллектуальная я! Мумуня была моей пра-пра-пра-пра-, короче, ещё четырнадцать раз прабабушкой, вот! А потому, кому как ни мне знать, как все происходило на самом деле… В общем, дело было в Москве. Жила там, на окраине, одна тётка богатая по имени барыня, и у неё в услужении работал дворником один чувак, которого Герасимом звали. Не был тот ни глухим, ни немым, а просто очень сильно заикался. Втюрился он в Танюху - прачку богатой тётки, а та возьми да и выдай Танюху эту замуж за лекаришку с шарлатанскими наклонностями по имени Капитошка, который к тому же весь спирт, что для лечения людей да и, упаси Господи, животных предназначался сам лакал безбожно. Ну, понятное дело, Герасим рассвирепел! Я бы тоже рассвирепела, если бы моего кобеля увели меня об этом не спрашивая. Ну так вот… Пошёл Герасим на рынок яду крысиного купить для барыни. В тот день яду, как назло, не продавали. И только собрался он домой возвращаться, как увидел одного ушлого щенка, который пытался кусок говядинки стащить у мясника, за что и получил по шее. Завыл щенок, театрально так завыл, а сам косится по сторонам – вдруг кто сжалится над ним и мясника по шее стукнет. Подошёл к щенку Герасим, взял его за шкирку, хмыкнул и посадил за пазуху, после чего отправился обратно в поместье к хозяйке своей. Принёс его к себе в каморку: выкупал, расчесал, накормил молочком с плошки и решил имя ему дать… А, поскольку щенок сучкой оказался, то имя ему девичье полагалось… Собачка была маленькая, а ушки торчком стояли и были похожи на крылья мухи, вот он Мушкой и решил её назвать. Но из-за того, что Герасим заикался, то выговорить Мушка получилось только до Му-му… Впрочем, моя пра-пра-пра-пра-… ну вы поняли, осталась и этим очень довольна: хоть Жучкой, лишь бы больше на улице под заборами не ошиваться. Кроме того, Герасим в ней души не чаял, полюбил как родную! И вот однажды вечером, спустя год своей собачьей жизни в поместье, решила Мумуня (так её величали остальные работники богатой тётки) цветы понюхать в цветнике у барыни. А может даже спинкой потереться, чтобы хорошо пахнуть. Она же, хоть и сучка, но дама ведь! Ну чего вы скалитесь? Я на улицу тоже не только писать выхожу, между прочим, а и цветы нюхать, тяв! Так вот… Ну потоптала она штук несколько, подумаешь! А барыня как увидела и давай визжать, мол, что за псина? Подайте её сюда! Дворецкий Гаврила сразу наябедничал, что Герасимова, да как начал за ней гоняться по всему двору, спотыкаясь и падая. Вдобавок ещё цветов повытоптал, увалень, но всё же схватил Муму и приволок в комнату хозяйке своей. Понятное дело, что собачка неуютно себя почувствовала не в своей конуре, а тут ещё тётка ей: - Ой, какая собачка! Иди ко мне, иди! На, на, на… - Ну и сюси-пуси всякие, которые Муму только своему хозяину позволяла. Естественно нервы у собачонки сдали, и как цапнет она барыню эту за жирную ручку… Что тут началось! Барыня как заорёт похлеще сирены морской, Гаврила на рыбу стал похож – рот то откроет, то закроет, а сказать ничего не может; служанки глаза выпучили и давай причитать: «Ой, барыню нашу, кормилицу, уби-и-ли!» Ко всему прочему, тёткина кошка со страху на люстру сиганула, да свечками хвост припалила, отчего её «мяу» слилось в унисон с визгом самой барыни. А Мумуня смотрела на это безобразие и думала: «Ну чего орешь, дура, подумаешь синяк оставила, крови-то нету!» Вскоре и Герасим прибежал на крик. Как увидел, что произошло, да как начал хохотать до икоты, что даже заикаться перестал, как потом выяснилось. - А ну уберите её немедленно, псину эту, чтобы и духу её не было в моем имении! Утопить! – крикнула злая тётка, показывая пальцем на Муму. «Откусить бы ей его», - в ответ подумала собачка. Гаврила бросился было к Мумуне, но Герасим так на него зыркнул, что тот попятился обратно. В общем, подошёл Герасим к моей пра-пра-пра-.... - ну, вы поняли, взял её на руки, посмотрел вокруг себя и произнёс: - Да я скорее всех вас утоплю! Или спалю! Горите вы синим пламенем, нехристи! А потом плюнул на пол и вышел из конуры барской. В тот же вечер Герасим с Муму уехали в деревню, где и стали, как там говорят, жить поживать и добра наживать. Кстати, по дороге ещё и Танюху у Капитошки отобрали, который спился к тому времени окончательно. Вот так всё и было, хвостом клянусь! А то, что в книге какой-то писатель понаписывал (в том числе, что Муму кобелём была от роду), так это из рассказов собутыльника Капитошки – Антипа. А с пьяницы чего взять? Даже анализы у него порченные.
На пороге комнаты стоял Вовка и, увидев меня на его стуле, подошёл, улыбнулся и взял меня на ручки, нежно почесав за ушком. Я с благодарностью, от всей собачьей души лизнула его в нос. От Вовки пахло… котлетами? Котлетами! Спрыгнув на пол, я пулей полетела на кухню, но перед дверью притормозила… Обычно Света угощает меня одной котлеткой… Притворюсь-ка я грустной… Пусть две даст, тяв!
Да? А мне показалось расхожим выражением)) Наверное, правильно написать "плакал навзрыд", Кыс? А ваще, я эту миньку перечитала недавно... нашла места, требующие подчистки, да и препинаки есть нетудыть))) Времени пока не хватает заняться ею. Привет!))
У, хлазастый!)))))) А реально смешно!)) Впрочем, прозу пишу редко, ее конечно повычитывать бы, поисправлять... но такой "в лом". Может когда-нибудь............
Не плачь, сынок. Вам в школе врут. Конечно, был Герасим крут, Но он Муму не бросил в пруд. Не надо плакать. Я расскажу тебе, малыш, Всю правду. После ты поспишь, И встанет солнце из-за крыш – Небес заплата.
Герасим не топил Муму. Пеняла барыня ему: «Ну почему? Ну почему? Я так просила! А ты отвел ее в тюрьму. Вот я тебя сейчас прижму, Введу шприцом тебе чуму, Свиное рыло!»
Она кончала первый мед И скальпель знала и пинцет, И как облЕгчить диабет Народным средством. В своей усадьбе «Белый лук» Она лечила сук и слуг, Друзей, любовников, подруг – Какое сердце!
Она умело, на лету, В душе лелея доброту, Гараське глухонемоту Лечила даром. Давала средство амбилин А он ее, как бык, любил, Мел дворик, пыль стрясал с гардин, Был кулинаром.
Была собачка во дворе, Жила в облезлой конуре, Давно не в любящей поре, Стара, ленива, Но так сдружились Гер и пес, Что вместе кушали овес, И гладили друг другу нос Другим на диво.
И вот настал последний час: Шли в дело скальпель, ватерпас, Язык Герасиму на раз Был вставлен в горло. И он от боли застонал, Как будто грохнул аммонал - Собачка барынин журнал Драла. Вот морда!.
Как барыня потрясена. «Топи!» - промолвила она И как басовая струна Рыдал Герасим. Он говорил: «Ну почему?» И втихомолку сдал в тюрьму Собачку и сидел в дому И водку квасил.
Начальник шадринской тюрьмы И протчи лучшие умы. Что защищают свет от тьмы Забрали зверя. Собачка стала деловой Кусачей и сторожевой, А для Герасима, ой-ой, Така потеря.
Он в лодку сел, Надел костюм. «Зачем кирпич? Тяжел мой ум. В нем барыня, Муму, Батум, И весь Тургенев. В нем Ницше, Гете и Платон». И он, издав последний стон, Собою накормил планктон За так, без денег.
Вот так, сынок. И ты не плачь. Герасим вовсе не палач. К Муму удача из удач Пришла нежданно. Она жила еще семь лет. Недаром ела свой обед. А что Герасима уж нет, То Богом данно.
Привет!))
Пасибки!)
Муму был кобелем.
А рассказ добрый.
Ну и привет Моте
Просто Ирина засомневалась, вот я и подумал, а был ли кобель.
ЗЫ: Сурикаты forever!
Не плачь, сынок. Вам в школе врут.
Конечно, был Герасим крут,
Но он Муму не бросил в пруд.
Не надо плакать.
Я расскажу тебе, малыш,
Всю правду. После ты поспишь,
И встанет солнце из-за крыш –
Небес заплата.
Герасим не топил Муму.
Пеняла барыня ему:
«Ну почему? Ну почему?
Я так просила!
А ты отвел ее в тюрьму.
Вот я тебя сейчас прижму,
Введу шприцом тебе чуму,
Свиное рыло!»
Она кончала первый мед
И скальпель знала и пинцет,
И как облЕгчить диабет
Народным средством.
В своей усадьбе «Белый лук»
Она лечила сук и слуг,
Друзей, любовников, подруг –
Какое сердце!
Она умело, на лету,
В душе лелея доброту,
Гараське глухонемоту
Лечила даром.
Давала средство амбилин
А он ее, как бык, любил,
Мел дворик, пыль стрясал с гардин,
Был кулинаром.
Была собачка во дворе,
Жила в облезлой конуре,
Давно не в любящей поре,
Стара, ленива,
Но так сдружились Гер и пес,
Что вместе кушали овес,
И гладили друг другу нос
Другим на диво.
И вот настал последний час:
Шли в дело скальпель, ватерпас,
Язык Герасиму на раз
Был вставлен в горло.
И он от боли застонал,
Как будто грохнул аммонал -
Собачка барынин журнал
Драла. Вот морда!.
Как барыня потрясена.
«Топи!» - промолвила она
И как басовая струна
Рыдал Герасим.
Он говорил: «Ну почему?»
И втихомолку сдал в тюрьму
Собачку и сидел в дому
И водку квасил.
Начальник шадринской тюрьмы
И протчи лучшие умы.
Что защищают свет от тьмы
Забрали зверя.
Собачка стала деловой
Кусачей и сторожевой,
А для Герасима, ой-ой,
Така потеря.
Он в лодку сел, Надел костюм.
«Зачем кирпич? Тяжел мой ум.
В нем барыня, Муму, Батум,
И весь Тургенев.
В нем Ницше, Гете и Платон».
И он, издав последний стон,
Собою накормил планктон
За так, без денег.
Вот так, сынок. И ты не плачь.
Герасим вовсе не палач.
К Муму удача из удач
Пришла нежданно.
Она жила еще семь лет.
Недаром ела свой обед.
А что Герасима уж нет,
То Богом данно.
Спасибо, Старший сержант!