Белоснежка. (автор - Татьяна Смирновская. Аранжировка звука - Марина Старчевская.)

"Я вернусь, сволочь, я вернусь
Через бой, через один, другой
Я найду, сволочь, я найду
Всех, кто был, сволочь, был с тобой".

"Плачет Белоснежка
Вот оно пришло
Все что только снилось"

группа "Агата Кристи"

Сквозь хрусталь
сталактиты ушедших зим кажутся небом...
Ты, наверное, неотразим - с этой ленточкой чёрного крепа,
исцелован, излюблен до - некуда ставить пробу,
а я смотрю на каменный свод сквозь прозрачную крышку гроба -
знаешь, это ещё не лёд - просто одно из пристанищ,
а ты - всего лишь принц-консорт... и бОльшим уже не станешь.
Я закрою глаза, обхвачу колени, сожмусь в зародыш,
буду спать... дышать и ждать - день ещё один прожит.
Королевы в хрустальном гробу не умирают — живы...
Но я забуду изгиб твоих губ — любимых, нежных и лживых,
а когда в глубине серой хмари однажды забрезжит солнце,
я проснусь и всем телом ударю - и сон разобьётся
и рассыпется яростной радугой острых сколов -
и тогда я вернусь, дорогой.
Я вернусь, сволочь.

*Люблю это стихо. Спасибо Тане и Марине.

**читает Алёна Мамина

*без названия* (автор - Елена Ланина)

Известно, что у Ноя было три праведных сына.
А что, если была ещё и любимая дочь?
Просто представьте эту душераздирающую картину:
Перед всемирным потопом отчаянная ночь,

Отец на коленях перед ней: – Идём же, моя родная!
Он - грешник, ему на ковчег ступить – запрет.
А она, сквозь полубезумный хохот, дико рыдая:
– Если его нет в числе спасённых, то и меня – нет!

Неужто Господу моей праведности мало?
Её, безупречной, достанет нам двоим, с лихвой.
Ной смирился. И дочери у него не стало.
Зато в душе появилась дыра. Таким уж он был, Ной...

...Из истории стёрли дочери непокорной имя.
Сыновья послушные продолжили человеческий род.
Но в глубинах морских, непомерно отчаянно-синих
И поныне - русалкой - любовь всепрощающая живет.

*Так сказать, из неизданного... (Ленка меня прибьёт...)

*читает Алёна Мамина

Читает Инна Мень

Белла Ахмадулина "Болезнь"



О боль, ты - мудрость. Суть решений
перед тобою так мелка,
и осеняет темный гений
глаз захворавшего зверька.

В твоих губительных пределах
был разум мой высок и скуп,
но трав целебных поределых
вкус мятный уж не сходит с губ.

Чтоб облегчить последний выдох,
я, с точностью того зверька,
принюхавшись, нашла свой выход
в печальном стебельке цветка.

О, всех простить - вот облегченье!
О, всех простить, всем передать
и нежную, как облученье,
вкусить всем телом благодать.

Прощаю вас, пустые скверы!
При вас лишь, в бедности моей,
я плакала от смутной веры
над капюшонами детей.

Прощаю вас, чужие руки!
Пусть вы протянуты к тому,
что лишь моей любви и муки
предмет, не нужный никому.

Прощаю вас, глаза собачьи!
Вы были мне укор и суд.
Все мои горестные плачи
досель эти глаза несут.

Прощаю недруга и друга!
Целую наспех все уста!
Во мне, как в мертвом теле круга,
законченность и пустота.

И взрывы щедрые, и легкость,
как в белых дребезгах перин,
и уж не тягостен мой локоть
чувствительной черте перил.

Лишь воздух под моею кожей.
Жду одного: на склоне дня,
охваченный болезнью схожей,
пусть кто-нибудь простит меня.

Читает Имум Коэли
Иосиф Бродский "Дорогая"


Дорогая, я сегодня вышел из дому поздно вечером
подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Закат догорал в партере китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.

Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.

Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.

Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь -- человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.

Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.

По шедевру текста пройтись шедевром голоса - это уже не арифметика, а алгебра - шедевр в квадрате. Давай ещё, а?

Константин Ваншенкин "Разжалование сержанта"


В минуты эти роковые
Забыв пути своих забав,
Разжалованный в рядовые
За самоволку и за баб, –

Кто он сержантам и старшинам,
Чьим наставлениям не внял,
И тем солдатикам безвинным,
Которых сам вчера гонял?

В мгновенье ока обезличен,
Торчит пред всеми напоказ
И в строй встаёт уже без лычек,
Комбата выслушав приказ.

Война ещё на середине,
И что с ним будет впереди?
Дожди такие зарядили,
Что и господь не приведи.

Опять команда прозвучала,
Дорогу новую суля.
И – служба с самого начала
Пошла. Но только не с нуля

Читает Алиса Фрейндлих
Наталья Крандиевская "Тишина"


День странно тихий, Он такой
Каким давным-давно уж не был.
И мы, как воду, пьем покой
Непотревоженного неба.
Нам тишина - почти обновка,
Почти что - возвращенный рай.
Уже не прежних остановках
Спокойно люди ждут трамвай.
И гусеница ребятишек
По солнцу в ближний сквер ползет.
Теперь ничто их не спугнет, -
Капель одна с весенней крыши
На них, быть может, упадет.
О, город мой! Дышать мне вольно,
В лицо мне веет ветер твой, -
Что ж мне не весело, а больно
Глядеть в просторы над Невой?
И думать пристально, бесцельно
О тех, кого я не верну,
Кто пал за Пулково, за Стрельну,
За нас, за эту тишину...

Нина, не читается у Алисы Фрейндлих
у всех остальных - норм.

Ага, спасибо, Люда - исправила, теперь работает...)))

спасибо))
нравится мне Алиса Ф.
прекрасная дикламация...

Читает Михаил Козаков
Давид Самойлов "О, ГОСПОДИ, ПОДАЙ ЛЮБВИ!"


Когда уже надежды нет
И опостылел белый свет,
И невозможно жить с людьми,
О, Господи, подай любви!

Когда нет солнца в небесах
И птицы не поют в лесах,
И в синем море нет ладьи,
О, Господи, подай любви!

Когда почти что свет угас
И близится последний час,
Душа в порыве, воззови:
О, Господи, подай любви!

Когда уже лежишь на дне,
Не мысля о грядущем дне,
Но что-то теплится в крови,
О, Господи, подай любви!

Когда уже надежды нет
И опостылел белый свет,
И невозможно жить с людьми,
И в синем море нет ладьи,
Душа в порыве, воззови:
О, Господи, подай любви!

Читает Андрей Бычков
Игорь Царёв "Зелёные тигры"


Зеленые тигры попались в арбузные клети...
Купить одного бы - кого бы глаза указали...
И выпустить снова на волю (на память о лете!)
В каком-нибудь поле у Сызрани или Казани...
А можно и дальше уйти с привокзальных досОчек:
Веселый мотивчик сыграв на губе проводницам,
Шагнуть из вагона, чуть-чуть не доехав до Сочи,
Чтоб с насыпи сразу в морскую волну приводниться.
Пускай и сезон не купальный, и холод собачий,
Но рядом зеленый товарищ с крутыми боками!
И можно (под чаячий хохот) от сочинской чачи
Уйти с ним в запой, чтобы выйти уже в Абакане.
И там, отлежавшись полдня в придорожной крапиве,
Пока бы булыжники пальцы под ребра вонзали,
Сгорать от стыда и мечтать малодушно о пиве,
А выпив, очнуться опять на Казанском вокзале...
С помятым арбузом подмышкой, босым и без денег
Явиться домой (да, поможет нам крестная сила!)
И голос любимый услышать из кухни: Бездельник!
В какие фантазии снова тебя уносило?
Бегут по осеннему небу финальные титры,
Легка ли тебе, человече, такая обуза?
Прощайте, плененные веком, зеленые тигры...
Сегодня домой буду вовремя. Но без арбуза.

Читает Светлана Крючкова
Марина Цветаева и Арсений Тарковскиий
"Стол накрыт на шестерых..." и "Я стол накрыл на шестерых..."


***
Стол накрыт на шестерых -
Розы да хрусталь...
А среди гостей моих -
Горе да печаль.

И со мною мой отец,
И со мною брат.
Час проходит. Наконец
У дверей стучат.

Как двенадцать лет назад,
Холодна рука,
И немодные шумят
Синие шелка.

И вино поет из тьмы,
И звенит стекло:
"Как тебя любили мы,
Сколько лет прошло".

Улыбнется мне отец,
Брат нальет вина,
Даст мне руку без колец,
Скажет мне она:

"Каблучки мои в пыли,
Выцвела коса,
И звучат из-под земли
Наши голоса".

***

"Я стол накрыл на шестерых..."

Все повторяю первый стих
И все переправляю слово:
- "Я стол накрыл на шестерых"...
Ты одного забыл - седьмого.

Невесело вам вшестером.
На лицах - дождевые струи...
Как мог ты за таким столом
Седьмого позабыть - седьмую...

Невесело твоим гостям,
Бездействует графин хрустальный.
Печально - им, печален - сам,
Непозванная - всех печальней.

Невесело и несветло.
Ах! не едите и не пьете.
- Как мог ты позабыть число?
Как мог ты ошибиться в счете?

Как мог, как смел ты не понять,
Что шестеро (два брата, третий -
Ты сам - с женой, отец и мать)
Есть семеро - раз я на свете!

Ты стол накрыл на шестерых,
Но шестерыми мир не вымер.
Чем пугалом среди живых -
Быть призраком хочу - с твоими,

(Своими)...
Робкая как вор,
О - ни души не задевая! -
За непоставленный прибор
Сажусь незваная, седьмая.

Раз! - опрокинула стакан!
И все, что жаждало пролиться, -
Вся соль из глаз, вся кровь из ран -
Со скатерти - на половицы.

И - гроба нет! Разлуки - нет!
Стол расколдован, дом разбужен.
Как смерть - на свадебный обед,
Я - жизнь, пришедшая на ужин.

...Никто: не брат, не сын, не муж,
Не друг - и все же укоряю:
- Ты, стол накрывший на шесть - душ,
Меня не посадивший - с краю.

6 марта 1941