Здравствуйте, рыбы мои золотые!

Сил писать разборы у мамочки в последнее время нет (сами понимаете), поэтому давайте-ка прикоснёмся к чему-то большому и прекрасному. Например, к почти случайно найденному стихотворению из почти случайно оказавшегося в мамочкиной библиотеке сборника. И это стихотворение Михаила Айзенберга, датированное аж 2016 годом.

Ну-с, вздрогнули!

* * *
Как тут быть, если в теле поют ступени –
и скрипят с надрывом, и бьют на жалость.
Что мне делать с ними, чтоб так не пели,
чтоб не всё их пением разрешалось.

Вот на все голоса дровяного склада
запевают хором, а кто просил их?
Говорю, что без умысла петь не надо,
не мешали б, если помочь не в силах.

Хорошо бы в помощь жилью, живому
поднималась лестница винтовая,
чтобы шаг за шагом, одно к другому,
не скрипя и сердце не надрывая.

----------------

Согласно принципу деконструкции, литературный текст, помещённое в другую среду, может приобретать смыслы, отличные от заложенных в него автором. И хотя мамочка не собирается сегодня ничего деконструировать, но будем держать в уме, что читатель волен находить в любом стихотворении любые смыслы, которые оно приобретает, будучи помещённым в контекст его культурного багажа. Иными словами, мы можем понимать данное стихотворение, как нашей душеньке будет угодно.

И, не мудрствуя лукаво, и не особо напрягаясь, сразу увидим параллели между домом и человеческим телом:

«Как тут быть, если в теле поют ступени –
и скрипят с надрывом, и бьют на жалость.»

Тело сравнивается с домом (вспомним «моё тело — храм»). Что можно сказать об этом доме?

Скорее всего это старое деревянное строение с деревянными же ступенями. Когда-то дом был наполнен светом, теплом, заботой. Сейчас на каждое движение внутри и снаружи (дуновение ветра, например) дом отзывается скрипом «на все голоса дровяного склада».

Дом прожил длинную и насыщенную жизнь. Возможно, в нём обитало не одно поколение. Дом осел, усох, прохудился, покосился. Как будто весь его опыт (и плохой, и хороший) навалился на него сверху и придавил к земле.

А вы думали, золотые мои, что дома под землю просто так уходят? Не-а.

Ступени дома поют. Они старые, и поют надрывно, скрипуче, тоскливо. Всё разрешается (заканчивается) пением этих ступеней. Слишком тяжело подниматься по этим ступеням, слушая их тоскливый хор, невозможно вынести его пение, невозможно достичь никакой цели, невозможно никуда продвинуться. Постоянно тянет обратно вниз, к земле.

Стагнация и безысходность.

Но есть в стихотворении и выход вверх. Мы видим его в последнем четверостишии:

«Хорошо бы в помощь жилью, живому
поднималась лестница винтовая»

«Жилье» здесь сливается с «живым» (как будто «жильё» — это не только место обитания, но и вообще всё живое), как бы усиливая смысловую сцепку между домом и человеком.

В помощь всему «жилью» поднимается винтовая лестница в небо — идеал, мечта, надежда. Скрипучая деревянная лестница — действительность — противопоставляется ей.

Куда ведёт героя винтовая лестница? Наверно на чердак, который присутствует здесь незримо. Из всех частей дома чердак приближен к небу больше всего. Чердак символизирует суть вещей, которые кажутся недосягаемыми, а также связь с высшими силами. Дальше него только небо — огромное, бескрайнее, непостижимое.

Поэтому мы можем рассматривать путь по винтовой лестнице не только приземлённо, как путь физический — движение тела или путь к какой-либо цели. Но и одновременно как духовный путь — к свободе, совершенству, гармонии, свету, к Богу.

А теперь вернёмся к тому, с чего начали. Тело — храм. Тело — дом души. Можно сказать, что на любое движение души лирического героя его внутренний «дом» отзывается тоской и болью накопленного опыта. Любая попытка ЛГ подняться вверх по винтовой лестнице (к Богу) разрешается (заканчивается) надрывным пением ступеней. Потому что многие знания — многие печали, котятки мои.

И тогда последнее четверостишие вдруг приобретает чуть другие коннотации. Вот бы отказаться от всего того, что ЛГ уже знает о мире! От всей той чернухи, предательств, опыта боли, который он получил за время жизни на Земле. Чтобы не придавливало душу к земле этим грузом. Чтобы взлететь по винтовой лестнице вверх — легко и свободно.

Сможет ли ЛГ сделать это?

Хорошо написанное стихотворение, как и хорошо поставленный вопрос, уже содержит в себе ответ, яхонтовые мои. И мы увидим его, если прочитаем вот эти вот строки:

«Говорю, что без умысла петь не надо,
не мешали б, если помочь не в силах.»

Психотерапевты в практике отмечают момент, когда человек, получивший тяжелый, разрушительный, иногда невыносимый опыт, решает как с ним обходиться. Часто бывает так, что с этим опытом невозможно справиться — настолько он масштабнее одного человека. Но бывает и так, что получив — казалось бы — сокрушительный опыт, человек принимает решение жить, несмотря ни на что. Вопреки всему (иногда назло). Бывает так, что человек постепенно преобразует этот свой опыт в нечто прекрасное. В нечто такое, что становится его опорами, сделает его сильнее, сделает его тем, кто он есть. То есть, вместо того, чтобы мешать, начинает помогать человеку.

Если хотите, зайчики мои, это своеобразная деконструкция жизни, помещение своего опыта в новый контекст с целью найти в нём новые смыслы.

Герой стихотворения Айзенберга ещё только задумывается о такой возможности («чтобы шаг за шагом, одно к другому, не скрипя и сердце не надрывая»), но пока не подошёл к принятию решения о деконструкции опыта вплотную. Мы не знаем, какой выбор сделает ЛГ, и сделает ли вообще. Но, думается мне, что это и не особенно важно. Ведь главное не «что хотел сказать автор», а что мы возьмем из стихотворения в свою жизнь.

У меня всё. Обнимаю тех, кого нужно обнять.