Солнечные лужайки прошлого
Как начинается сознательная жизнь? Ясельная группа друг за другом вышагивает по тропинке парка в узкий просвет между кустарниками. На вершине я отстаю, оглядываюсь и замираю. Это становится первым осознанным моментом, который сопровождает меня всю жизнь. Помню восторг, остановивший дыхание, и счастье, заполнившее сердце: уходили вдаль синие заросли, растворяясь в голубом воздухе; струились снопы света, оставляя солнечные лужайки между вековыми деревьями. Время застыло, и я вместе с ним. Откуда-то из кустов примчалась всполошившаяся нянечка, и я очнулась.

С чего начинается трудовая сознательная жизнь? По-настоящему, когда не предусматривается родственного плеча, не предполагается ни от кого помощи или замены?
Мне - четырнадцать. Мы живем в доме для семей военных на берегу Камы. Летние каникулы. Я бегу вдоль реки по извивающейся дорожке, как будто по темной хребтине дракона. Шесть утра, опаздывать нельзя, успеваю забежать в служебный вход. Меня приняли на два летних месяца на работу, не требующую специальных навыков и знаний. До прихода посетителей в зоопарк нужно успеть сделать многое. Сначала - вольеры, клетки и дорожки: подмести, вынести, помыть. Вольер, где жили павлины, был большой и скучный, уборка утомительно однообразна. Однажды я увидела холодный огонь в траве, будто перо жар-птицы приманивало сине-изумрудным глазом. Оно много лет потом стояло в вазе у родителей вместе с иглой дикобраза. У страуса Тимы и его страусихи убираться было интереснее. Самочка оказалась трусливой серенькой личностью, зато Тима проявлял находчивость, любознательность и своеобразный, но опасный юмор. Я граблила песок в длинной клетке, выходящей торцами на парковые дорожки. Тима ходил за мной по пятам, проверяя выполняемую работу, и ухитрялся внезапно вынырнуть из-за спины резко вверх, уставившись крупными красивыми глазами мне в лицо. Наверное, в этот момент он удивлялся крохотным глазам и уродливым лицам людей, я же опасливо косилась на крепкий, в пол головы, ромбовидный клюв. Сложнее всего было убираться в бассейне нерпы. Она была умна и обладала приятным дружелюбным характером. Я садилась на корточки у края бассейна с тазиком рыбы, нерпа подплывала и следила за руками, которые в любой миг могли бросить ароматно пахнущие куски. Глаза ее были крупнее и красивее страусиных, зубы квадратные, усы жестко топорщились, и она улыбалась мне улыбкой чеширского кота. Бассейн на свежем воздухе раз в неделю нужно было освобождать от застоявшейся воды, а до этого перенести животное с помощью брезента в бассейн в помещении. Когда нерпа чувствовала, что воды становится меньше, то сама запрыгивала на керамический пандус, на который заранее был положен брезент. Потом, с подоспевшей и непосредственно отвечавшей за нерпу сотрудницей, мы, в четыре руки ухватившись за края толстой плащевки, с нечеловеческим усилием тащили нерпу. Сначала она терпеливо лежала, не шевелясь, но по мере приближения к воде, будто высчитывая шаги и пороги, через которые мы вынуждены были переступать, начинала беспокоиться и раскачивать импровизированный гамак. Мы еле успевали дотянуть до кромки временного бассейна, как она, со звериной силой выгнувшись, выпрыгивала из брезентовых носилок в воду. Неприятнее всего было убираться у голубей. Клетки размещались в таком месте, куда не было хода посетителям. Голубей было много, в клетке тесно, кормили их хорошо, поэтому убираться приходилось долго, с отвращением вдыхая воздух. Однажды мне пришлось убирать черепаший стеклянный дом. Хозяйку куда-то унесли, я же заняла ее место и тщательно драила изнутри стекла. Посетители бродили по зоопарку, читали надпись "Черепаха" и посмеивались. Не думаю, что я, распластавшись в черепашьем доме, выглядела неуклюже, потому что к тому времени за моими плечами было несколько лет хореографии.
Самым любимым делом было кормление. Кроме нерпы и страусов я кормила пеликана. Иногда с пафосом, в порыве самолюбования заходила при посетителях к крокодилихе Кате с куском мяса, и гладила ее по гребешку на спине. Для страусов собирала на тенистом склоне мокрицу, уминала, несла поварихам. Они измельчали траву, сверху добавляли порубленные яйца. Тима разрешал даме лакомиться первой, а та, не дожидаясь, пока содержимое ведер окажется в кормушке, норовила клювом схватить мои пальцы.

Из города на Каме, как из детства, я уехала в город на Неве, поступила в институт, вышла замуж. В нехитром приданом были замшевые сапоги на меху, которые на заработанные в зоопарке деньги той осенью заказала в Доме Быта. Пришлось глубокой ночью прийти ко входу, чтобы занять очередь, я была второй. Сапоги до сих пор хранятся в дачном сарае.

Когда вспоминаю счастливое подростковое время, то как будто смотрю на город сверху. Вот поднимается трамплином от моей школы к собору проспект. Слева наш дом. По обеим берегам реки высятся мощные деревья, отбрасывающие плотные тени. Зоопарк видится посреди всего этого солнечной лужайкой, на которой, мне кажется, я вижу улыбающуюся себя.

Повезло
Дверь тронного зала распахнулась, принц стремительно прошёл мимо вытянувшихся струнками офицеров охраны и уверенно направился к трону. Лорды Королевского Совета удивлённо посмотрели на юношу, а потом вопросительно перевели взгляд на короля.

– Совет продолжим позже, – жёстко сказал король, – пока все свободны. И пригласите королеву.

Когда советники вышли, а королева заняла своё место на малом троне, король обратился к сыну и спросил:
– Опять? И что на этот раз?
– Нет, папа, – улыбнулся принц. – На этот раз ничего. Разве что так, по мелочи. Очередной портной уволен. Платье принцессу полнило. Но речь о другом. Из Западного Горного Края пришло известие – там объявился дракон. Он украл корову и улетел с ней в своё логово, верхнюю нагорную пещеру. Ту самую, в которую невозможно добраться. И я думаю, – это удача.
– Драко-о-он, – протянул король. – Интере-е-есно… Это меняет дело. Это очень сильно меняет дело!
– Что вы задумали? – нетерпеливо спросила королева. – Какое отношение имеет какой-то дракон к проблемам страны?
– Мама, – напористо произнёс принц. – Ты же всё и так знаешь! Но я напомню. Сначала мы переделывали трон принцессы в церемониальном зале, причём делали это три раза: сперва он был для неё высок, потом оказался низок, а потом спинка трона была слишком прямой и неблагоприятно влияла на осанку. И это притом, что сидеть на этом троне нужно было бы лишь два раза в год по полчаса. Потом мы переделывали её карету – меняли рессоры и обивку. Шесть раз меняли, заметь. Принцессу то трясло, то укачивало, то у неё в глазах рябило. Далее: у нас кадровая текучка – один за другим сменилось восемь главных поваров, семь королевских портных и одиннадцать шляпников. Сегодня принцессой уволен восьмой портной. Дирижёр, а вместе с ним и весь оркестр, меняется уже второй раз. А в королевстве кончился внутренний кадровый топ-резерв. Поваров мы уже заказываем из тридесятого царства-государства. И потом, меня дико раздражает сочувствующий взгляд будущего тестя и злорадный – будущей тёщи. Они выставили принцессу из дворца за все её капризы, надеясь, что она одумается и успокоится. А мы, по стечению обстоятельств, её тут же подобрали и, к сожалению, обогрели! Но родители имели полное право на временное изгнание дочери, – они всё же родители. А я – её общепризнанный жених. И такого права не имею. Иначе – война! Мама, послушай, я тебе ещё не рассказывал, но недавно принцесса высказалась на тему, что её будущий муж должен быть самым лучшим и крепким всегда, во всём и везде. Зная характер принцессы, я подозреваю, что она имеет в виду. Я уже распорядился, чтобы королевский алхимик начал работу по выращиванию известных всем укрепляющих корешков. Всё это очень нервирует, мама, и негативно сказывается на моём здоровье, в том числе психическом. А зачем нужен королевству нервный и не уверенный в себе принц? Причём, мама, ты ведь помнишь, с чего всё началось? Да-да, – с горошины, которую ты сама и подложила под двенадцать перин, а принцесса её всё-таки почувствовала. Ещё тогда нам нужно было понять, к чему эта повышенная чувствительность в итоге приведёт! И это я не про то, что горох мы теперь готовимся закупать, поскольку сами отказались его выращивать. Это я про весь комплекс проблем. Мы совершили очень опрометчивый поступок, признав её принцессой и моей невестой. А сейчас мы ничего не можем сделать, если, конечно, не хотим воевать или, по меньшей мере, потерять уважение в глазах соседей. "Бедную девочку" нам не простят. Проблему надо решать! И дракон – отличное решение! Он – фактор непреодолимой силы. Если он украдёт принцессу, то к нам претензий не будет. А он не сможет отказаться от принцессы, если узнает и про неё, и про её… скажем так… случайную опрометчивость на прогулке… ну и, конечно, про преступную гипотетическую потерю охраной должной бдительности … – ведь похищение принцесс у драконов в крови. Совершенно не понимаю, кстати, почему. Всё-таки, несмотря на весь их ум –  они неразумные твари! Мда… Нам нереально повезло, мама! Нужно только понять, каким образом этот дракон может узнать о несчастной. Я, конечно, в случае чего, буду ежегодно пытаться отбить и спасти принцессу, но логово дракон выбрал слишком уж недоступное. Пока хоть какую-то дорогу в этих скалах построим – столько времени уйдёт… К тому же, сопутствующие инвестиции в западные регионы будут совершенно оправданы, и никто из соседей нас не упрекнёт, что мы укрепляем границы.
– Гениально! Я горжусь тобой, сын! – восторженно произнесла королева. – Ещё раз, прости меня за тот неуместный удачный эксперимент. Но теперь нужно выработать конкретный план, и я верю в вас, мужчины. Да помогут нам боги!

Королева, радостно улыбаясь, покинула тронный зал. Король с принцем начали обсуждение деталей предстоящей трагедии возможной потери близкого человека.

А в пещере на самой верхушке неприступной скалы дракон доедал заднюю ногу украденной накануне коровы и не подозревал, насколько ему повезло, и какое счастье ему вот-вот привалит.

Учитель физики
Малая родина встретила Виктора Сергеевича новым вокзалом.  Разноэтажные модули с островерхими башенками, объединённые в единое краснокирпичное строение, делали его похожим на часть средневековой городской стены, защищающей город от набегов степных кочевников. «Интересное решение», - мысленно одобрил  проект Виктор Сергеевич, выходя через стилизованные под старину ворота.
Привокзальная площадь, когда-то казавшаяся огромным асфальтовым плацем, оказалась маленьким пятачком, зажатым уже совсем незнакомыми зданиями. Разумеется, Виктор Сергеевич ожидал, что детские воспоминания не совпадут с его нынешним восприятием, но не настолько же! Он огляделся, пытаясь найти хоть какие-то приметы прошлого. К счастью, парк, через который мальчик Витя десять лет подряд ходил в школу, остался на прежнем месте. Слегка волнуясь, Виктор Сергеевич ступил на аллею старого, теперь уже очень старого, парка.
И здесь новое перемешалось с прежним.  Бывшие когда-то  мягкими и уютными, песчаные дорожки спрятались под банальной тротуарной плиткой; тяжеловесные, вросшие в землю скамьи сменились тонконогими, кокетливо изогнутыми, лавочками; а вечно недействующий фонтан всё так же был недееспособен и окружен скульптурами девочек в каменных старомодных платьях.
- Старею, что ли? – усмехнулся Виктор Сергеевич, - всё бы мне критиковать да ностальгировать.

Школу, открывшуюся взгляду сразу за парком, Виктор Сергеевич не узнал, да и не мог узнать, поскольку на её месте стояло современное, похожее на арт объект, здание, обнесённое прочной, но ажурной и лёгкой на вид, металлической оградой.
Виктор Сергеевич любил учиться. Точнее сказать, он полюбил учиться, когда в старших классах появился необычный предмет под названием «Физика».
Преподавателем этого предмета тоже оказался не совсем обычный человек. На первый взгляд он выглядел довольно непрезентабельно, даже неряшливо. Вечно перепачканный мелом, он забывал вовремя отряхнуться; его волосы частенько были взлохмачены; роговые очки висели на кончике носа, и когда он поднимал глаза от журнала, они со стуком падали на стол; а над нижним бельём, выглядывающим из-под брюк, тихонько хихикали зоркие одноклассницы .
Но все: и отличники, и двоечники - со временем зауважали и даже полюбили Геннадия Степановича, прозванного по школьному обычаю Генычем.
Этот странный человек не преподавал физику, а восхищённо делился её тайнами, заново открывая на уроке давно открытые законы. Он порой входил в раж, бегал по классу и, как увлекательный детектив, рассказывал очередной скучный материал.
Детей трудно обмануть, они легко отличают спектакль от искреннего воодушевления.
Геннадий Степанович не умел притворяться.
Бывало, в порыве, он мог назвать ученика, оскорбившего его незнанием величайшей из наук, бестолочью, трижды взятой в куб, а  девчонок, путающихся в его предмете, обозвать болотом, но  при этом крайне уважительно относился к ребятам, которых сумел зажечь своей любовью к физике.
Не было случая, чтобы чьи-то родители пожаловались на Геныча, да и сами дети никогда на него не жаловались, осознавая справедливость выданных характеристик и собственную вину.
Виктор Сергеевич на секунду представил нынешнее поколение учеников и родителей, зацикленных на собственных правах и забывших о собственных обязанностях, и опять почувствовал приступ ностальгии по прежним, более адекватным, на его взгляд,  взаимоотношениям.
То далёкое прошлое, и привело Виктора Сергеевича в город его детства, в его школу.
Он не смог попасть на встречу выпускников, приуроченную к восьмидесятилетию Геныча, но как только выдалась свободная неделя, решил исправить это упущение.
Геннадий Степанович уже не работал в новой школе, но адрес его в учительской дали, предупредив, что старый учитель сейчас не дома, а в больнице:
– Возраст! Что Вы хотите?
На другой день Виктор Сергеевич отправился навестить любимого педагога.
Он слегка опасался, что не узнает учителя, которого, не видел без малого сорок лет. Но тот оказался ещё совсем не плох. Хоть и с палочкой, похудевший, в обвисшем спортивном костюме, но всё тот же Геныч, живой и непосредственный, он был искренне рад своему ученику; а когда узнал, что Виктор, закончив МГУ, занимался ядерной физикой, побывал во Франции и Швейцарии, где работал с адронным коллайдером, то необычайно возгордился им.
Он тут же засыпал Виктора Сергеевича вопросами по поводу чрезвычайно интересного для него проекта. И ученик увидел, как на глазах молодеет его учитель, как дрожат от возбуждения его руки, как блестят глаза.
Потом они вспоминали школу, кружок физики и опыты, которые умудрялся проводить Геныч на бог весть из чего собранных им приспособлениях.
«Спасибо Вам, Геннадий Степанович! – уходя, поблагодарил Виктор Сергеевич учителя. -  Только из-за Вас я стал учёным-физиком».
- Нет, нет, Витюша, - запротестовал Геныч. Ты и без меня бы стал физиком!
Геннадий Степанович по-прежнему был уверен, что лучше этой науки нет, и лучший ученик, разумеется, должен был служить только ей!

Сестра-лягушка
Мы познакомились в самолете и, как это часто случается в дороге, разговорились.
- У вас душа не на месте, - заметил мой попутчик.
Стюардесса только что принесла готовые обеды, но у меня кусок в горло не лез.
- Боюсь летать, - вздохнул я.
Иван Николаевич, так его звали, усмехнулся.
- Летать страшно, потому что противоестественно. Если бы для людей было нормально отрываться от земли, мы все рождались бы с крыльями. Или легче гусиного пуха.
Мне стало обидно за человечество.
- Может, мы и не гусиный пух, но и не камни. И подняться в воздух можем, пусть и не без помощи машин.
- Не камни, говорите? Помню со мной в детстве произошел случай. Мы с ребятами часто собирались у моего друга на даче. У родителей Вадика был роскошный сад, и там мы прятались от взрослых, ели вишни, иногда разводили что-то вроде костра. Сухие ветки и листья — получалась большая дымная куча. Сестра Вадика, красивая малышка лет четырех, изящная, как куколка, все время крутилась рядом с нами. Он почему-то звал ее Лягушкой. Там мы часто играли в «Верю-не верю». Один из нас рассказывал историю — чем невероятнее, тем лучше, а остальные угадывали, правда это или выдумка.
- Есть такой телевизионный сериал, - сказал я.
Иван Николаевич хмыкнул.
- Хотите сыграть? Я расскажу историю Вадика, а вы решите, правда это или нет.
Я кивнул. Несколько минут мы молча ели. Мой попутчик — спокойно и с удовольствием, я — нервно прислушиваясь к гулу мотора.
- Однажды Вадик с дедом пошел на сказочное представление, - начал Иван Николаевич. - Очень занятное. Представьте себе огромный зал. Даже не зал, а как бы полянку, всю усеянную камнями. Не какими-то самоцветами, а по виду обыкновенными булыжниками разных размеров. Дети с родителями заходят, в зале темно, и только эти камни слабо мерцают. И вдруг они раскрываются, как цветочные бутоны, а из них выходят сказочные персонажи — яркие, как живые. Принцессы, русалки, баба Яга, звери всякие, золотая рыбка, Жар Птица, Конек Горбунок.
- Из камней?
- Да, такой эффект. На самом деле они в темноте светом нарисованы. Вадик не понял, как именно, да оно и не важно.
- Вроде лазерного шоу?
- Тогда, наверное, такого не было. Разумеется, что-то брать оттуда строго запрещалось. А Вадик не удержался — поднял зеленоватый камешек, самый маленький, из которого Царевна Лягушка появлялась, и положил в карман.
Я улыбнулся.
- Этот камень оказался волшебным?
- Возможно. Вернувшись домой, в родительской спальне он увидел детскую кроватку, в которой спит малышка, якобы сестрёнка. А камушек исчез.
- Они с дедушкой смотрели спектакль, а мама лежала в больнице? - предположил я.
- А вот и нет. Девчонка, как выяснилось, не новорожденная, уже ползает и пытается вставать на ножки. Каково, а?
- Удочерили? Взяли сироту?
- Вот и мы так подумали и сказали Вадику. Он сперва смутился, а потом покачал головой. Лягушка — не обыкновенная девочка. Когда мама ругается, кричит на нее, или папа выпьет и начнет буянить — она превращается в камень, в зеленоватый булыжник, и лежит тихо в комнате у брата. Или по ночам исчезает из кроватки и мерцает зелёным светом на стенах, как
Царевна Лягушка в сияющей короне.
- Это же сны.
- Вы так считаете? - насмешливо изогнул бровь Иван Николаевич. - И, конечно, мы стали приставать к Лягушке, мол, покажи, как ты умеешь. А она только хлопала ресницами и смотрела на нас пронзительно зелёными глазами. Вот такая история. Ну, и каков ваш вердикт?
Я пожал плечами.
- Выдумка, конечно.
- Нет, правда, - возразил Иван Николаевич, складывая на коленях салфетку.
Между рядами прошла стюардесса с тележкой, и мы отдали ей пустые подносы.
- Откуда вы знаете?
- Знаю, потому что годы спустя женился на этой девушке. И слова друга могу подтвердить. Бывает, что просыпаясь посреди ночи, я вижу, как она становится светом. И, знаете, я стараюсь очень бережно нести ее по жизни, но все равно, когда моей любимой больно, когда несправедливость или обида слишком велики — она каменеет. И требуется очень много тепла, чтобы отогреть этот неприметный зеленоватый булыжник и снова превратить его в человека.
Иван Николаевич замолчал, словно к чему-то прислушиваясь. На губах его играла легкая улыбка. А я размышлял о волшебных камешках. Что они такое? И что случилось бы, если вместо зеленого — лягушачьего Вадик взял бы, например, камень Бабы Яги? Возможно, у него появилась бы добрая бабушка? Или злая... Нет, сказки злыми не бывают. Не должны быть.

Ты помнишь, как всё начиналось?

Я, признаюсь, просто обожаю тишину. Даже долгое время жил в единении с природой.
Красота! Только птицы поют на ветках, только ручей журчит, только ветер листья деревьев причёсывает. Помнишь? Эх, откуда тебе...
Выйду, бывало, утром на пригорок, вижу — оленята несмышлёные пасутся. И ведь не боятся меня! Подойду, поглажу их, побегаем с ними наперегонки.
А потом молока оленихи наберу. Вкусное — слов нет.

Если солнце днём слишком горячо, лягу в тени фигового дерева. Плоды его сладкие, сочные. Сам выращивал! Я, вообще, садовод от бога.
Помнишь, какие у меня груши были?
Размером с две ладони. Беру плод в руки, разламываю пополам, откусываю мякоть. Сок по рукам и губам стекает. А вкус... оторваться невозможно. Ну и что, что липкое! Бегу к водопаду, ныряю в прохладную воду. Да я вообще мог всё время нагишом ходить! А что? Никого же нет рядом. Не жизнь, а рай!

Правда, как-то ночью сердце прихватило. Болело очень. Отключился. А когда очнулся, оказалось, что торакотомию перенёс. Так ведь мы с тобой и познакомились. Помнишь? Конечно, помнишь.
Я потом без тебя — никуда. Вместе рассвет встречаем, вместе трапезничаем, вместе садом нашим занимаемся. Я же тебя и научил звериные языки понимать. Помнишь, как по-медвежьи будет «Осторожно, пчёлы». Забыла? Эх, ты...
А ведь когда-то свободно и по-лисьи, и по-рыбьи, и по-птичьи, и по-змеиному умела.

И всё было замечательно в нашем с тобой саду: погода тёплая, приятная; звёрьё милое, доверчивое; урожаи круглый год. Деревья гнулись от тяжести плодов. И только одно деревце странное было — мелкие яблочки. Помнишь, ты первая попробовала и ещё сказала: «фу, кислятина», но меня тоже заставила откусить. Мол, если отравимся, то вместе. А я что? Я - дурачок, влюблённный в тебя, готов был на любую глупость. И чем всё закончилось? Пришёл грозный хозяин сада, стал громы и молнии метать, и выгнал нас.

Теперь вот живём в джунглях, но каменных. Нагишом не побегаешь — заберут в психушку. Да и холодно на улице. Но мы по-прежнему с тобой вместе, и только иногда, сидя при свечах (во всём доме нет света) на маленькой кухне за чашкой чая, мы вспоминаем как всё прекрасно начиналось.

Предсказание
Фотоателье было расположено на тихой улочке, примыкающей к шумному проспекту, и его вывеска не бросалась в глаза. Но в нём работал очень хороший мастер, фотохудожник. Евгений, так звали мастера, любил свое дело и не нуждался в рекламе. Его рекомендовали друг другу сами посетители. Поэтому мастер принимал всех с благодарностью, зная, что получил от предыдущего клиента хорошую характеристику.
-Проходите, присаживайтесь, - сказал фотограф, пропуская на стул для клиентов высокую, стройную, тоненькую девушку.
Налаживая аппаратуру, он смотрел, как лучше дать свет, и разглядывал при этом клиентку. Девушке было лет девятнадцать. Ее волосы были темно-каштанового цвета и завитки уложенных локонов напоминали корону. У нее были большие чуть раскосые карие глаза, полные любопытства. Белые круглые перламутровые серьги подчеркивали слегка смуглое лицо. На девушке было черное платье с отливающей синевой блестящей вставкой. В настроении клиентки чувствовалась восторженность, внутренняя утонченность, и фотограф подумал, что она увлекается музыкой или пишет стихи, и, наверное, сегодня у нее знаменательное событие.
Мастер готовился к конкурсному показу своих работ и в последнее время работал очень много, тщательно отбирая самые лучшие свои фотографии. «Жаль, что фото будет черно-белое», - подумал он, размышляя, под каким углом сфотографировать девушку. Наконец он выбрал такой ракурс, при котором взгляд был направлен не прямо, а как бы немного в сторону, будто девушка смотрит вдаль. Фотография получилась очень красивая. Когда девушка пришла за готовым фото, она выглядела более просто и буднично – волосы не были уложены, но спускались на плечи мягкими волнами, скромное, но красивое платье завершало ее образ. Девушка спешила, была слегка озабочена, из ее сумки выглядывал рулон ватмана. Но фотография вернула ее во вчерашнее настроение, и снимком она осталась очень довольна. Фотограф успел заметить, какая приятная у девушки улыбка.
Утром телефонный звонок прозвучал, как сирена, - так часто бывает, когда ждешь чего-то, от напряжения отвлекаешься, и вдруг ожидаемое происходит. Евгений получил приглашение на просмотр лучших работ для отбора на выставку, уже нужно было идти. Быстро пересмотрев подготовленные раньше снимки, он добавил к ним еще новые, среди которых было и фото девушки с белыми перламутровыми серьгами. Какое-то непонятное предчувствие мешало ему взять эту фотографию, но Евгений не придал этому значения и положил фото к остальным выставочным работам.
Выйдя на улицу, он увидел неподалёку толпу людей. Откуда-то взялся столик – его раньше здесь не было. Появилась даже вывеска «Гадаю, предсказываю судьбу, можно по фотографии». Колоритной внешности цыганка раскладывала карты на столике. Никто из толпы пока не решался узнать свою судьбу. Евгению пришлось идти через эту толпу, и вдруг миловидная женщина потянула его за рукав:
-У Вас столько снимков, - давайте покажем. Пусть погадает.
Не успел Евгений опомниться, как женщина потянула из папки фотографию девушки в черном платье. У фотографа на секунду промелькнул внутренний протест, но фото было уже в руках у цыганки. Всеобщее любопытство словно передалось ему от толпы, чем-то заинтересовала его девушка, и фотограф тоже захотел узнать ее судьбу.
Цыганка посмотрела на карты и сказала:
- У этой девушки два имени - одно дано ей матерью, а другое бабушкой. Эти имена несут и разные судьбы. Мать предназначала дочери быть любимой женщиной, а бабушка - доброй матерью и хорошей хозяйкой. Обе желали ей добра. Но эти два имени – это две разные судьбы! Каждую надо прожить отдельно. В ее жизни будут двое мужчин. Первый будет любить ее всю жизнь, но они не будут вместе. А жить она будет с тем, которого встретит позже.
И еще цыганка сказала, что до тех пор, пока судьба человека не озвучена, он может свою судьбу изменить, а после этого уже нет. Она пойдет по назначенному сценарию. И прикрыв глаза, цыганка забормотала:
- Могущественные Пески Времени стирают грани прошлого, настоящего и будущего. Тот, кто посягнет на их владычество, призовет проклятье на свое племя, и ни богатство, ни власть не остановят неумолимого течения минут.
Фотограф забрал у цыганки снимок и подумал, что если ее пророчества - правда, то он нечаянно, просто из любопытства и подстегиваемый толпой зрителей, вмешался в чужую судьбу, не имея на это права. Теперь, если верить предсказанию цыганки, девушка встретит свою большую любовь, предназначенную судьбой, и потеряет ее. И у нее не будет возможности выбора, и это он лишил ее этого. А проживет она обычную жизнь с человеком, который возможно будет ее любить, но не подарит ей того спектра чувств, которого она заслуживает и на которое способна ответить. Но стоит ли верить цыганке? Евгений чувствовал, что в словах гадалки была такая энергия, такая уверенность, что больше не сомневался – все будет именно так, как она предсказала.
Он вспомнил, что нужно спешить на выставку, а толпа быстро рассеялась – никто больше не хотел предсказаний, вдруг сбудутся.

Знакомая незнакомка
Известно, что многие дети, достигнув определённого возраста, интересуются, как познакомились их родители, как развивались отношения. Наши дети – не исключение: даже сейчас, когда приезжают в гости уже со своими детьми, не преминут попросить рассказать нашу историю снова и снова. Мы наигранно возмущаемся, да сколько, мол, можно, но в очередной раз с удовольствием уступаем. Тем более, что с некоторых пор регулярно добавляем подробности в рассказ и демонстрируем небольшое слайд-шоу на мониторе компьютера с фантазийными ремарками: вот здесь перешли улицу, здесь папа споткнулся о валяющийся кирпич, а вот с этого балкона за нами пристально наблюдала бабулечка, попивая чаёк с плюшками.

Моя версия и версия жены в основном совпадают, но слегка разнятся в деталях. Например, от кого пахло духами, а от кого винцом, или чьи брюки забрызгал проехавший по лужице подросток-велосипедист… Есть ещё десяток-полтора подобных мелочей, споры по которым удлиняют время рассказа, непременно подымая настроение.

Предлагаю более точный и лаконичный мужской вариант. Меня зовут Михаил, жену Галина.

Мы учились в одном классе. Часто искали глазами друг друга, но оказавшись рядом, смущались, а Галя даже краснела под всё понимающими взглядами одноклассников. Такие взаимоотношения сохранялись до девятого класса, когда я, волнуясь и путая слова, пригласил Галю в кино. Оказалось, что нам легко и интересно общаться: я был уверен, что блистал остроумием, а она смеялась, впрочем, не стесняясь подшутить надо мной, что вовсе не обижало, а сближало – и наконец, сблизило до поцелуя, после которого любые взгляды и намёки одноклассников перестали иметь значение.

Школа, выдав аттестаты зрелости, проводила во взрослую жизнь. Мы не представляли себя друг без друга, мечтали о свадьбе. Родители с обеих сторон воспротивились, предложив сначала «встать на ноги»: получить образование или профессию, проверить первую любовь на прочность.

Поступили в учебные заведения в разных городах. Другое окружение, свобода и возможности больших городов захлестнули новыми интересами. Письма становились реже и реже, а когда встретились на каникулах, то оказалось, что огонёк недавней любви не обжигающий, как прежде, к тому же далеко не всеми новостями хотелось поделиться…

Десять лет гонялся то за длинным рублём, то за личным счастьем в короткой юбке. Но рубль попадался не длинный, а короткая юбка – не счастье вовсе…

Вернулся в родной город. Родители - рады, поддерживали во всём, помогли найти работу. Не по специальности, грузчиком на товарной станции. Трудные времена - говорят в подобных случаях. Приходилось, как сегодня, задерживаться из-за разгрузки «внеплановых» вагонов. Всегда шёл домой пешком, районный центр – городок не из крупных, тысяч двадцать жителей. Лёгкий летний ветерок остужал горячку жаркого дня, приводил в порядок мысли.

За выносным столиком кафе не мог не заметить женщину, застывшую в одном положении, задумчиво смотревшую в никуда. Перед ней – явно остывший кофе. Присмотрелся внимательнее.

«Неужели Галина?» – не поверив глазам, спросил себя.

Пройдя мимо, обернулся и еле слышно прошептал:

- Галина, малышка… - её рост в сто шестьдесят сантиметров против моих ста восьмидесяти позволял такое обращение.

Встрепенувшись, женщина привстала:

- Михаил?!

За столиком долго разглядывали друг друга. Молча. Девичья угловатость выгодно сменилась женственными чертами. Находил много знакомого в блуждающей улыбке, манере подпирать голову руками, поправлять волосы. Но также отметил нечто незнакомое. Что именно, не мог разобрать из-за волнения, пленившего меня.

По очереди с долей разочарования поведали о своих кусочках биографии после разрыва. Решили помянуть их бутылочкой лёгкого вина.

После первого бокала естественным образом пришло время «А помнишь?..» - и в первую же минуту оборвалось: покраснев, Галина буквально убежала, подхватив сумочку. Я не последовал за ней: маленькими глоточками допил вино, вдруг потерявшее вкус, рассчитался с официантом, медленно, понурив голову, побрёл в направлении дома, сжимая записанный на салфетке номер телефона.

Дело в том, что сразу стало ясно, что это не та Галина, «моя малышка»: с женщиной, пять минут назад сидевшей напротив, учились в разных школах, при этом разница в возрасте составляла четыре года, и мы не могли быть даже знакомыми.

Как бы то ни было, Галина мне понравилась. Приблизительно через неделю решился позвонить. После долгих уговоров получил согласие на новую встречу, приобретшую статус свидания.

Надо ли говорить, что я сделал всё возможное и невозможное, чтобы не упустить свою судьбу в брючном костюме…