Опять этот странный сон. Странный не тем, что я оказываюсь в одном и том же месте – такое бывало и раньше – а тем, что там, во сне, я живу совсем другой жизнью. У меня другой муж, дети, город, работа. Всё! Всякий раз, просыпаясь, я с ужасом думаю, что схожу с ума. Шизофрения! Раздвоение личности! Мне страшно рассказать кому-либо об этом, потому что такого у нормального человека не бывает. Уже почти целый год я варюсь в своём собственном котле безысходности. Каждый сон – это отдельный эпизод из жизни моего второго я. Иногда я просто стою у окна и смотрю на закатное небо, на зябкий дождик, на лужицы с дрожащим отражением жёлтых вечерних фонарей, на тёплый свет от окон домов и слушаю звонки пробегающих мимо забавных трамвайчиков. Боже мой! Я никогда в жизни не видела таких маленьких, словно из прошлого, ретро-трамвайчиков. Откуда они появляются в моих снах? Прошлый раз я сама ехала в нём, сидя на открытой платформе, как на веранде. Трамвайчик натужно пыхтел, взбираясь вверх по крутой дороге, под полом у него что-то поскрипывало, но всё это вторую меня ни капли не удивляло, а было привычно как ежедневный атрибут обычной жизни. И дети. Их там у меня двое. Маленькая кудрявая девочка, ласкуша, не желающая расставаться со мной ни на минуту, и сын – подросток, со всеми, присущими этому возрасту, всплесками добра и зла. Но мы с мужем как-то справляемся с этим. Муж… Любимый. Кстати, внешне я почти не запоминаю его. Проснувшись, я не могу представить, как он выглядит. Только ощущение защищённости, доверия и спокойствия невидимой аурой окружают меня в той странной реальности. Мне там было хорошо. До некоторых пор. Но неделю назад случилось что-то плохое. В мои безмятежные сны просочилась тревога. Не так весело звенели трамвайчики, почти не показывалось солнце, а себя я видела в незнакомом, пугающем месте, плутающей в поисках выхода. Я растерялась. Если раньше странные сны беспокоили меня только своей необычностью, то теперь они как будто требовали от меня каких-то действий. Тревога перетекала в реальную жизнь.
А что, если такой город и такая улица существуют на самом деле? Я ухватилась за эту мысль, как за спасательный круг. Интернет. Поиск. Ретро-трамваи. Город. И нашла! Точно такой трамвайчик. Филадельфия. Очень, очень похоже. Откуда-то пришло осознание, что я должна побывать там. Пусть это бред шизофреника, но, если я не увижу город моих снов, случится что-то непоправимое. Дальше моя реальная жизнь стала похожей на стремительно раскручивающуюся пружину. Я сумела выпросить отпуск у совершенно неуговариваемого начальника, фантастически быстро оформила визу, талантливо сочинила правдоподный повод срочного посещения Америки и улетела в город, где провела год виртуальной жизни. Прямо из аэропорта я поехала в тот район, где бегают знаменитые канатные трамваи. Сон превращался в явь. Трамвайчик натужно пыхтел, взбираясь вверх по крутой дороге, под полом у него что-то поскрипывало, а я сидела на скамейке, как на открытой веранде, и узнавала никогда не виденные дома и улицы. Вот и моя остановка. Я вышла и сомнамбулически двинулась к двухэтажному дому, сохранившему, как и окружающие его здания, старинный фасад. Консьержка кивнула мне, как хорошо знакомой: - Привет, Хелен! А Ваши уже дома. Я поднялась по узкой крутой лестнице и нажала на кнопку звонка. Открылась дверь. В её проёме я увидела себя. Мы стояли, онемевшие от неожиданности. Но это продолжалось ровно секунду. Потом моё второе я кинулось мне на шею и закричало, обращаясь к кому-то, кто был в глубине квартиры: - Она приехала! Она жива! Из квартирных глубин на её крик выбежали кудрявая девочка, мальчик-подросток и мужчина, внешний вид которого я не могла вспомнить. После объятий, бестолковых возгласов и слёз рассеялся туман моих странных сновидений. Всё оказалось просто до тривиальности. Мы – сёстры - близняшки, разлучённые в младенчестве. Наша родная мать умерла при родах.
Хелен удочерила и увезла бездетная семья из Филадельфии, а меня, слабую до такой степени, что никто и не надеялся на возможность выживания, оставили в России, где потом и взяли в дочки добрые русские люди. По сей день я считала их своими кровными родителями. Говорят, что близнецы соединены друг с другом некими телепатическими связями. Иногда они слабее, иногда сильнее, но наш случай оказался абсолютно уникальным. По крайней мере, так сказали психиатры, которым я, наконец-то, рассказала о своей аномалии. И самое главное – Хелен действительно нуждалась во мне. У неё обнаружили лейкоз. Болезнь плохо поддавалась лечению, потому что врачи никак не могли подобрать нужного донора костного мозга. Стоит ли говорить о том, что я идеально подошла ей по всем медицинским параметрам? Хелен пошла на поправку. И я очень надеюсь, что наступившая ремиссия станет началом полного выздоровления моей сестры.
Комментарии:Пожалуй, одно из самых интересных и необычных из всего прочитанного здесь. Интересная завязка с как бы шизофреническим бредом героини рассказа и последующей её поездкой в далёкий зарубеж – не совсем адекватное решение для обычного, среднестатистического человека – получает неожиданную развязку и объяснение. Если бы описание событий до встречи сестёр было бы раза в 3-4 длиннее, то появилось бы ощущение затянутости и скуки, но в этом формате – миниатюры – было сказано ровно столько, сколько необходимо для поддержания интереса читателя к событиям. Да и сюжет разворачивается с постепенным усилением эмоционального фона – сначала просто беспокойство от повторяющихся снов, потом чувство безысходности и подозрение на болезнь, и, наконец, явное «требование» действий. Обращает внимание акцент автора на невозможность вспомнить облик мужчины – мужа двойника, т.е. как будто выделено главное звено в интересах героини в снах – дети, которых в этой жизни у неё, похоже, нет («их там у меня двое»). Я прочитал текст несколько раз, и ни разу не возникло ощущение неестественности происходящих событий, натянутости, т.е. вполне вероятная история разлучённых в детстве близнецов. Ну, может, требуется лишь чуточку напрячь фантазию. Есть небольшое замечание, возможно, придирка, но всё-таки хотелось бы спросить: как попала в Америку одна из сестёр? Судя по тексту, обе близняшки из России, или точнее – из СССР (учитывая возраст, наличие детей), и возможность удочерения американцами ребёнка тогда была весьма проблематичной, если не сказать невозможной. Ну и упоминание о добрых русских людях излишне - уже сказано, что больной ребёнок остался в России. И, может, автору стоит подумать над другим названием - существующее уж больно автологично. Одно из лучших. В шорт.
К картинке №2
Обыкновенный как жизнь
Вы часто задумываетесь над тем, как живёте? Я... живу самой простой жизнью. Как обычно, проснулся сегодня рано. Потянулся, пораскачивался, немного вибрируя в пространстве между рекой и небом. Около шести, как по часам, по мне пробежала, звонко шлёпая, босоногая пара – муж с женой. Они каждое утро, плечом к плечу, бегут по траве у кромки тропинки, заскакивают на мой выгнутый остов, бодро стучат по нему пятками и в конце ловко и в унисон спрыгивают на дорожку, поворачивающую налево за раскинувшийся багряный клён.
Сейчас я весел и спокоен. Ночь прошла тихо, дав по-настоящему отдохнуть, а затем достойно провести очередной трудовой день на многолетней службе. Несмотря на преклонные годы я до сих пор нахожусь в прекрасной форме. А ведь когда-то ни здесь, ни где-то ни было ещё, меня не было. Предшественника разобрали на части прямо на моих глазах, пока недалеко от реки я ждал своей участи. Длинные, скрипучие, потрескавшиеся доски медленно пронесли мимо моих глаз куда-то в конец парка старые рабочие. Проволокли подгнившие, позеленевшие деревянные сваи, за которыми тянулись по дорожке прерывистые рытвины и колеи. Протащили мешки с какой-то щепой. Наконец, принялись и за меня. Подошла новая рабочая смена, в форменных комбинезонах с зелёными логотипами, и стала растаскивать и нести меня частями к реке. Не помню, что было дальше. Погрузился в состояние близкое к обмороку. Река, облака, деревья, люди – все как в тумане. И при этом еще бешено вертелся калейдоскоп цветных линий, пятен и отрывистых звуков.
Очнулся как после наркоза, не понимая, кто я и где. Потихоньку полностью пришёл в себя. Внизу что-то приколачивали к моей деревянной плоти, наверху проверяли пригнанные одна к другой доски, по обоим бокам заканчивали устанавливать последние балясины, больше похожие на вычурные шахматные фигуры. Я посмотрел на небо, опустил глаза на гору, потом перевёл взгляд на тоненький клён и опять забылся. Когда очнулся, мой пахнущий свежестью и лаком настил заканчивал подметать жёсткой щетиной какой-то безусый юнец. По обеим сторонам реки собирался любопытный народец. Прибыла группа важных лиц, самому из них важному на подушечке преподнесли серебрянные, по старинке выкованные ножницы. Он, как пуповину, разрезал палевую атласную ленту, и началась моя нескучная жизнь в этом красивейшем месте.
Дни тут мелькают почти также быстро, как проносятся надо мной птицы. Из года в год по мне пробегают, проходят, прошаркивают тысячи ног. Стучат ходунки младенцев, цокают каблучки дам, постукивают палки стариков. Я провожаю взглядом каждого идущего, сужу о настроении и самочувствии людей даже по их походкам. Иногда мне самому тоже нездоровится. Это бывает после бессонно проведенной ночи, когда парк не закрывается для посетителей, жаждущих полюбоваться при луне цветением сакуры. Они бессмысленно топчутся на месте, опираясь на мои толстые перила. Вздыхают и охают от восхищения, ловя пролетающие в белесом свете розоватые лепестки. Умиляются цветочными перьями, опустившимися на воду и по воздействию на тонкие души соперничающие с лунными перьями, в ясную погоду покачивающимися на мягких волнах.
Вас может удивить моя богатая лексика и грамотная речь. Мне уже говорили об этом облака и ветер, река и сосед-клён. Иногда я разговариваю сам с собой, и эта привычка с возрастом усугубляется. Для вас, людей, это ничем не примечательные скрипы, стуки или скрежет. Но пролетающей каждый день надо мной стайке воробьёв эти звуки расскажут о многом. Впрочем, воробьям не до меня, спешат по своим делам. Да и я не очень-то разрешаю к себе приближаться птицам, одна морока от них и грязь. Лучший мой собеседник – приятель клён. Мы понимаем друг друга с полуслова. Только он протянет ко мне свою толстую нижнюю ветку, а я уже знаю, о чём он думает. Ну вот, приревновал к вам, бросил мне почти в лицо охапку свежих бордовых листьев... Вы только что засмеялись. Надо мной? Думаете, я всё преувеличиваю, а сам силы никакой не имею? Не принуждайте показать её! Вот с предшественником кто-то не посчитался, а потом оказался в реке с оторвавшейся доской в руках. А ещё, если захочу, мне всегда поможет ветер: налетит, да сдунет вас в воду, ни одна балясина удержаться не поможет. Ну, ладно, это я просто шучу. Хотя когда приближается сильнейший тайфун, вход запирают от посетителей, и лучше вам не знать, что здесь начинает твориться.
Забыл представиться: я мост, самый обыкновенный, безымянный мост, один из многих в огромном национальном парке. Сегодня уже поздно, парк закрывается. Приходите ко мне завтра, поговорим!
Комментарии:Увы, но эффекта неожиданности, на который, по-видимому, расчитывал автор, не получилось – уже после первого абзаца стало ясно, что герой рассказа – мост. И получается, что излишне затянутое, на мой взгляд, описание его строительства, пояснение про богатую и грамотную речь и отношения с клёном - всё это ради концовки – «я мост»? Другого объяснения у меня нет.
К картинке №1
Остров
Игоря Петровича Голощапова, пенсионера, в прошлом ведущего инженера НПО "Туман", в заграницу не тянуло. Совсем. В своё время он намотался по командировкам по всей стране, от Петропавловска-Камчатского на востоке до Калининграда на западе, от Байконура на юге до Амдермы на севере – и попросту не видел смысла в загранпоездках. "Чего я там не видел? – спрашивал он сына Вовку, который с завидным упорством регулярно убеждал отца съездить то в Турцию, то в Египет. – Наше море ничем не хуже, а их сервис мне по барабану. Вон у меня сервис – огурчики, помидорчики. Сам растил. Оно и вкуснее и приятнее. А прибраться в комнате да приготовить что – мне не в тягость. Так что, ты Вовка, наливай да закусывай. Моя самогоночка всяко лучше всех этих текил заморских."
Однако такое отношение к поездкам возникло у Игоря Петровича не сразу, как он вышел на пенсию. Тем более, что случилась она ранней – северный стаж был не маленьким. Напротив, сначала Петрович даже ждал, когда можно будет попутешествовать. Но поначалу мешала первая форма, с которой бывший инженер сроднился ещё с семидесятых, и связанный с ней десятилетний запрет на выезд, а за эту десятилетку он втянулся в дачные заботы – и желание куда-то ехать совершенно пропало. А уж когда умерла Зина, жена, так он и вообще переселился на дачу, возвращаясь в город только на зиму. Однако с появлением Интернета возникла у Петровича привычка путешествовать по городам и странам виртуально. Вовка ехал в Прагу – а отец в это время там гулял на экране монитора. Вовка в Лондон – и Петрович в Лондон. Вовка приезжал, делился впечатлениями, рассказывал о красотах – а отец его выслушивал, да ещё и дополнял. И посмеивался. "Бать, ну там красиво. Сказка!" – говорил сын. "Сказка в душе, сынок, – слышал сын в ответ. – А ты не про сказку говоришь, а про виды, про картинки. А картинки – вот они, смотри, – и отец показывал фотографии, выкачанные из Интернета. Моя же сказка вон – за окном." Сын пытался возражать, но отца было не переубедить.
В этот день, как говорится, "ничего не предвещало". Вовка приехал к вечеру, привёз отцу чешского пива. Поговорили о погоде, о здоровье, об учёбе внуков Игоря Петровича. Затопили баньку. Разговор снова коснулся сказок, но сначала как-то вскользь. А потом Петрович сказал: "Вот, кстати, смотри, Вовка – сказка". И показал на фотографию, украшающую рабочий стол экрана монитора. На рисунке был вечер, вдоль мокрой от дождя улицы стояли красивые, действительно сказочные, домики, по улице двигалась пара старинных, похожих на игрушки, трамвайчиков, а впереди виднелись море, кораблики, острова и горы. "Видишь, – сказал Петрович, – художник с душой рисовал. И это чувствуется. И ехать никуда не надо – всё здесь, всё по-доброму". Сын внимательно посмотрел на экран, потом перевёл задумчивый взгляд на отца и сказал: – Это не картина, пап. Это фотография. – Да какая это фотография? Трамваи без проводов. Так не бывает. – Бывает, пап. Это Сан-Франциско. Канатные трамваи. Туристы на них катаются и фотографируют. Но не в этом суть. Вон, видишь остров впереди. Это Алькатрас. Там была тюрьма. Она и сейчас есть, но там уже никого не держат, но раньше… страшная это тюрьма была и очень известная. Так что в твоей сказке есть островок несвободы. Как и в любой волшебной сказке, впрочем…
Наутро сын уехал. Игорь Петрович проводил его, вернулся в дом, включил компьютер и минут десять разглядывал фотографию на рабочем столе. Потом снова вышел на улицу, оглядел огород, забор вокруг него, калитку, посмотрел на небо и на лес на горизонте. "Тюрьма, говоришь? Остров?" – спросил он в пустоту и опять вернулся в дом, где сел за компьютер и набрал запрос в Гугле "туры в Норвегию". "Там вроде как даже тюрьмы сказочные", – подумал он. В тюрьму Петровичу не хотелось…
Комментарии:Не совсем понял замысел автора: человек всю жизнь мотался по командировкам внутри страны, у него сложилось своё мнение о загранке – предубеждённое и железобетонное, картинки вполне заменяли ему живые впечатления… и вдруг одно замечание о знаменитом Алькатрасе в далёкой Америке поменяло его мировоззрение? И почему Норвегия с её тюрьмами? Концовка для меня осталась загадкой - почему вдруг Петрович решил, что в Норвегии его посадят в тюрьму? Возможно, я не уловил логики, но, думаю, автор объяснит.
К картинке № 1
Дом, трамвайчик… и любовь
Мы живём в мире, который создали сами. Поэтому нет ничего удивительного в том, как сильно похожи на нас наши творения. Или всё-таки мы на них? Например, есть люди-дома – приземистые, основательные. Их жизнь – это пространство. Место. Такой если займёт свою территорию, никуда уже не сдвинется – врастёт в землю, выстроит стены, крышу, забор, займется обустройством быта. Обзаведётся хозяйством, будет его расширять и приумножать. И гордо поглядывать на соседей, мол, смотрите, какой я большой и красивый! Всё у меня есть, всего в достатке! Такие люди довольны своей жизнью и ни в чём особо не нуждаются. С ними бывает тепло и уютно. Они знают, что правильно, а что – нет. И хотя почти всё время проводят на одном месте, не чувствуют себя обделёнными. А есть люди-трамвайчики, которые всегда куда-то спешат. Постоянно что-то ищут, придумывают, исследуют. Изредка делают остановки, потом снова продолжают бег. Их жизнь – это путь. Им не бывает скучно. Одиноко? Возможно. Иногда они догоняют друг дружку и какое-то время движутся рядом. А порой бегут наперегонки, весело перезваниваясь и задорно подмигивая глазами-фарами. Но пробегая мимо стоящих домов, трамвайчики немного им завидуют. А те в глубине души завидуют бегущим, хотя не признаются в этом даже себе. Люди-дома хранят традиции. Люди-трамваи открывают новые горизонты. Часто они друг друга не понимают и даже презирают, но и те, и другие одинаково важны. *** Когда я выбирала собственный путь, он предложил мне дом. Предложение шикарное: симпатичный молодой человек из приличной семьи, с перспективной должностью в перспективной компании. Дом – полная чаша, автомобиль и обещание золотых гор в придачу. Очень льстило, что завидный жених выбрал меня – скромную «серую мышку». И он это всячески подчёркивал. Теперь я понимаю, что мою самооценку целенаправленно разрушали. А тогда… Процесс воспитания будущей жены был нелёгким и болезненным. Любовь и обожание сменялись жесткостью и бескомпромиссностью. Страсть и нежность – показным равнодушием. Он сюсюкал со мной как с ребёнком – я была на четыре года младше. Бросал одну по праздникам – наказывал за непослушание. Диктовал условия и ставил рамки, не брезгуя шантажом. Всё должно быть так, как хочется ему, иначе он уйдёт. Прямо сейчас и навсегда. Став моим первым мужчиной, он радовался: теперь – т а к а я – я никому не нужна, кроме него. Мне внушалось, что сейчас я никто и ничто, а когда стану ж е н о й, буду иметь всё. Я выбрала пойти своим путём. Он долго цеплялся за меня, но в какой-то момент всё-таки отпустил. Тогда я не знала, что первый опыт отношений остаётся с нами навсегда. Натыкаясь на те же грабли, совершая те же ошибки, вспоминала его и ненавидела. Злилась и не могла простить. Желала ему одиночества и нелюбви. Создавала себя заново и мечтала когда-нибудь показать ему, чего достигла, как изменилась, насколько ушла вперёд. Это было бы долгожданной местью. …Сегодня я узнала, что его уже год как нет. Он умер в одиночестве, не оставив семьи, детей... Его дом стоит заброшенный и никому не нужный. А мой травмвайчик едет дальше. Долго не могла понять, что же сейчас чувствую. Сначала казалось, что внутри пустота, но потом чувства хлынули потоком. Обида – как будто меня обманули. Немного вины – человека уже нет, а я всё поминаю лихом. И много злости. За всю причинённую мне боль. За все несчастливые годы после. За то, что лишил возможности отомстить так, как мечталось. А ему уже всё равно. И теперь мне придётся его отпустить…
Комментарии:Только один момент стал неожиданностью в размеренно-предсказуемом описании трамвайно-домовых психотипов и приложении их к сложным отношениям литгероини и её жениха – это смерть последнего. Да и та дана лишь для усиления обиды героини рассказа за невыплеснутую месть. Мне показался сомнительным эффект от сравнения людей-домов как консерваторов с людьми-трамвайчиками как прогрессивистами – т.е. сами образы вызвали у меня сомнения. Весело звенящие трамвайчики очень даже запросто можно трактовать в консервативном смысле – всю жизнь по накатанным рельсам, по одному и тому же маршруту – ни вправо, ни влево в сторону от заданного раз и навсегда маршрута. Аналогично можно подобрать примеры разнообразной архитектуры домов, совершенно непохожих и внешне, и функционально – от избушки до небоскрёба. А дальше, в собственно сюжете, где показаны основные события/чувства, все эти предварительные рассуждения вообще не играют какой-либо роли – уберите их, и ровным счётом ничего не ухудшится в восприятии остального текста, и даже скажу больше: рассказ выиграетет, т.к. исчезнут ненужные вопросы о том, что же такого трамвайно-прогрессивного в поступке главной героини, если, по сути, речь идёт о чувстве собственного достоинства, о неприятии морального и духовного насилия со стороны. Совсем не обязательно прибегать к таким аллегориям, чтобы было понятно, что есть хорошо, а что – плохо. Ну вот как-то так, имхо.
К картинке №3
Бармен
Приполз домой уставшим и раздражённым событиями рабочего дня. В холодильнике — шаром покати. Нет, кусок сыра увидел, не смог разгрызть — положил обратно. Кровать не убрана — проспал... Эх, есть минусы в холостяцкой жизни! Звоню другу: — Колян, давай по барам прошвырнёмся? — Не могу — занят, да и Светка не отпустит. — А с нею? — Ты что? Она ж твоя первая любовь! Вдруг ваши чувства вернутся — ты парень видный! — Вместо бара сейчас приеду, морду тебе набью и Светку заберу. — Но-но-но! Остынь, нечего боксёрским прошлым бахвалиться. Слушай: есть адресок бара, однажды туда случайно попал. Понравилось! Только будь начеку — часто в него не ходи. Пропадёшь! Переоделся и пошёл. Последние слова друга пропустил мимо ушей — тоже мне пугатель-предсказатель. А зря…
Непривлекательная вывеска у входа в подвальное помещение — Кафе-бар «Волшебный» — вызвала саркастическую улыбку. Вхожу. — Молодой человек, если вы здесь впервые, то располагайтесь у барной стойки, а когда освоитесь, пересядете за любой столик, не обязательно свободный. Прислушался к совету. Стал изучать скудный ассортимент напитков. Видимо, выдал оттенок разочарования на моём лице, и бармен поспешил отреагировать: — Не смотрите на витрину, заказать можно любой известный напиток. Если затрудняетесь, я попробую подобрать что-нибудь из неизвестных вам. Подивился, но доверился его вкусу. Не без опаски сделал глоточек, но того хватило, чтобы лишиться языка — мямлил и жестикулировал вместо благодарности: — М-м-м… о-о-о… это… Бармен опять пришёл на помощь: — На языке производителя это называется… - и подал наушники, прослушать название: прозвучал куплет песни на незнакомом языке, а язык ли это был? Кивнул, выказывая восторг от напитка. С шумом в кафе ворвалась группа подростков. — Привет, Серж! Мы в кабину! Всё как обычно! — парни подошли к автомату, пробежали пальцами по кнопкам — тут же в их руках оказались горшочки и бутылочки. Без сомнений — еда и питьё. — Серджо, чао! — девчонки пропели дуэтом, обернувшись и помахав руками рядом с нарисованной, как я думал, дверью, за которой и скрылись. Бармен, улыбнувшись, помахал в ответ. — Молодость! — Серж, Серджо, — я непонимающе посмотрел на бармена. — Моё имя! Буду признателен, если обратитесь его аналогом на неизвестном мне языке. — Сергей. По-русски, — зачем-то уточнил я, протягивая для пожатия руку. — Давай на ты. Тёзка засиял, будто получил долгожданную радостную весть. Непринуждённая, но всё же рабочая вежливость, сменилась восторженностью без видимой на то причины. — Ты не представляешь, как я рад, что ты тоже Сергей! В знак расположения прими шкиль. Это для расчёта, как неразменный пятак — оплачиваешь им покупки или услуги, а он остаётся целым у тебя. Но только на сегодня. Иди, сядь за столик и почитай инструкцию-путеводитель по кафе. «Какой путеводитель? Слегка благоустроенный подвал, примерно сорок квадратных метров, бар и столики. Да нарисованные на стенах двери», — мелькнуло в голове. Хотел спросить, за что же такая честь — шкиль, да не успел, бодро вошёдший старик, услышав последние слова, попросил: — Присаживайтесь, пожалуйста, молодой человек, — мне очень нужно переговорить с Сержиньо. Ничего не оставалось, как идти за стол. Неказистое с виду кресло оказалось очень гостеприимным: объяло, как родного, окружив теплом и лаской стан. Натруженный седалищный нерв заурчал от блаженства.
Инструкция представляла собой электронную книгу с разделами на все случаи жизни: — не хватает освещения — используй лучики солнца разной длины, ими же можно подогреть поостывшие напитки; — вспомнил о срочном деле — используй телепорт (или другие средства — сапоги-скороходы и ступу бабы Яги, додумал я); — влюблённые, скрывайте объятия и поцелуи за цветным облачком (а я гадал, что за розовый туман за соседним столиком?); — гости из других планет, миров, измерений, получите синхронизатор времени (время где-то летит, а где-то ползёт?) и адаптер роста, чтобы приобрести объём среднестатистического землянина. Читал и не верил своим глазам. Порывался обратиться за разъяснениями к бармену, но беседа со стариком продолжалась, и тёзка, видя недоумение, утвердительно кивал в мою сторону, мол, да, именно так! Впал в оторопь (а ведь ещё не добрался до путеводителя). Сбросить её решил с помощью блюза Бесс Харт и Джо Бонамассы — музыка полилась из подплывшего к голове облачка.
Стало намного лучше. Открыл глаза — рядом сидел старичок-бодрячок, оказавшийся хозяином заведения. — Сергей, я без предисловий: предлагаю работу — так достойно никто не держался в первое посещение. Одна из традиций — бармен должен носить имя Сергей. Сергиуса окрутила красотка из пятого измерения, он уйдёт, когда будет ему замена. Условия: вы не можете отсюда выйти, зарплаты нет. Режим работы: сутки — вы бармен, сутки — посетитель со шкилем. Согласны? Неожиданно! А кто, ждёт меня за дверью этого кафе? Родственников нет, детдомовец, как Светка и Колян, они — да, родные! Но скоро им будет не до меня — ждут первенца. Так я стал барменом.
Комментарии:Не могу отделаться от мысли, что уже читал нечто подобное – с барменом, инопланетянами… Но тем не менее рассказ вызвал интерес прежде всего оригинальной идеей замены. На мой взгляд, произведение выиграло бы, если убрать некоторые недочёты. «кусок сыра увидел, не смог разгрызть — положил обратно», - если сыр уже имеет такой вид, что его даже разгрызть нельзя, то вряд ли потянет пробовать его на зуб, а если на такое всё же решиться, то первое и логичное решение после – выбросить в мусор, а не оставить в холодильнике. «Ты что? Она ж твоя первая любовь! Вдруг ваши чувства вернутся — ты парень видный!», - т.е. жена ушла к другу. Дружба, тем не менее, осталась, но сомнения в верности жены, в её чувствах у друга есть? В таких ситуациях или друзья становятся бывшими, или не мучаются вопросами верности жён. Ну и фраза по боксёрское прошлое выглядит вставкой для перехода к конкретному предложению посетить необычный бар. После звонка другу и предложения прошвырнуться по питейным заведениям, слова о чувствах и боксе явно лишние – они просто заполняют сюжетную пустоту. «Видимо, выдал оттенок разочарования на моём лице, и бармен поспешил отреагировать», - здесь не хватает указательного местоимения «меня» после «видимо», иначе фраза повисает в воздухе немым вопросом – кому, кем, кого? «Не смотрите на витрину, заказать можно любой известный напиток», - здесь правильней тире вместо запятой, т.к. поясняется, почему не надо смотреть на витрину. То же касается и пояснения о детдоме. И для меня осталась непрояснённой ситуация с дежурством Сергея - если он сутки дежурит барменом, а сутки – в роли посетителя со «шкилем», то кто в это время бармен – Серж-Серджо или кто-то третий? Понравилась реакция главного героя на первый глоток предложенного напитка - так и представляешь гримасу изумления и невнятно-восторженное мычание от неведанного ранее вкуса. У автора есть фантазия – это видно, что называется, невооружённым глазом, но немалое количество недочётов, с моей точки зрения, явно смазывают впечатление от текста, мешают его восприятию как единого целого.
К картинке №2
Человек под мостом
На Стивена наступила очередная тяжёлая осень. Наступила, но не раздавила. Он изо всех сил цеплялся за жизнь, несмотря на то, что у него почти ничего не осталось - ни дома, ни семьи, ни работы, ни друзей, ни даже водительских прав, где было бы написано, что он действительно Стивен. Иногда ему казалось, что тот старый Стивен умер, сгорел вместе со своей женой и детьми, а новый Стивен не более, чем призрак, обитающий под мостом. Слава Богу, зимы в штате была тёплые. Поэтому Стивен мог умереть от чего угодно, только не от переохлаждения. Снег... Стивен никогда вживую не видел снега, не трогал его руками, не играл в снежки, не лепил снеговиков, не пробовал на вкус... От этой мысли ему стало немного грустно. Но во всём есть свои плюсы - он мог спокойно жить под мостом, не боясь приближающейся зимы и точно зная, что снег не станет для него белым саваном. Стивен тут же пожалел бродяг, живущих на улицах в далёкой России, откуда в своё время эмигрировал его прадед. В желудке у Стивена заурчало, напомнив ему, что сегодня он практически ничего не ел. За четыре года он изрядно похудел. Лишние килограммы судьба тоже забрала. Всё у него забрала и не подавилась. Вырвала счастливые страницы из книги его жизни и бросила их в огонь, чтобы Стивен мог начать с чистого листа. Он и начал. В буквальном смысле. Нашёл на помойке ручки, тетрадки и стал писать роман. Нет, не про серые будни бездомного мужика, а фантастический роман о будущем... Фантазия переносила его в иной мир, который казался ему реальней того, где вынужденно находилось его тело. Свободного времени у него было завались и часть его он, конечно, тратил на поиски и приготовление пищи. Такой ежедневный квест в реальности под названием "Найди или умри". Однажды, бродя по свалке, он нашёл старую гитару без струн, потом украл в музыкальном магазине струны и теперь играл на оживлённых улицах и зарабатывал этим немного денег, радуясь каждому центу словно маленькому блестящему чуду. А в перерывах между делами насущными, но необходимыми для выживания, Стивен брал в руку шариковую ручку - этот волшебный ключ с чернильной душой внутри - и открывал ей дверь в свой сказочный мир... Стивен верил, что его книга непременно станет бестселлером. А если не станет, то он напишет вторую, третью... И так пока не достигнет своей цели, пока его книги не начнут ходить по рукам, собирая для него тысячи зеленых бумажек, на которые он купит себе небольшой уютный домик, в котором начнёт новую жизнь. И каждый раз, засыпая в мягкой тёплой постели, он с улыбкой будет вспоминать, как когда-то проживал под мостом на берегу реки, что постоянно шептала ему - "Стивен, нырни в меня и на самом дне ты навсегда обретёшь покой". Но он не нырял. Он брал ручку и писал. Писал, чтобы жить.
Комментарии:Здесь у меня от стиля двойственное впечатление – с одной стороны ирония, а то и хохма – «На Стивена наступила очередная тяжёлая осень. Наступила, но не раздавила», «Лишние килограммы судьба тоже забрала», с другой – трагично-драматично-серьёзные посылы – потеря семьи, друзей, дома… И одно с другим у меня как-то плохо сочетается. И почти сразу опечатка – «зимы в штате была тёплые». Ну и логика - куда ж без неё? Начнём с зим в штате: они тёплые и переохлаждением ЛГ не грозили, и зимой можно было спокойно жить, не боясь снега… Да-да, того самого снега, которого Стивен никогда не видел, не держал в руках, не лепил снежков, т.е. имеет о нём чисто теоретическое представление, но при этом точно знает, что снега можно бояться, что он может стать белым саваном, иначе говоря – причиной смерти. Вот я уверен почему-то, что, к примеру, пигмей, даже прочитав 10 книжек о снеге, вряд ли будет всерьёз опасаться его, поскольку снег для него – чистая абстракция, а долган с Таймыра вряд ли поймёт, как можно умереть от жары в пустыне. И даже если прадед что-то и рассказал ЛГ о России, о её зимах, то эти знания – весьма отвлечённая от реальности Стивена информация. Всё это имело бы смысл, если бы бродяга-писатель знал о снеге из собственного опыта. Строчки о поиске еды как-то провисли в сюжетной линии – появились вдруг и даже не в связи с очередным голодным днём и урчащим желудком, что было бы логично, а в связи со свободным временем, и после слова «Однажды…» как-то ожидаешь продолжения эпизода о еде, пояснений, но всё заканчивается… гитарой. Вот такие композиционные разрывы, такое броуновское движение мысли явно не способствуют цельности восприятия текста. Ну и концовка так и не дала окончательного ответа - был ли Стивен просто одержим идеей романа и она держала его «на плаву» или у героя рассказа поехала крыша на этой почве, и уже не имеет значения – напишет он роман или нет? В общем, у меня как-то не срослось с пониманием мысли автора, точнее – способом её выражения.
К картинке №1
Место встречи
Этот город... Он зыбко зеркален и неизменно наш — как будто место встречи совершенно невозможно изменить... Я нахожу этот город, или он находит меня и выдёргивает из вязкой рутины, похищает в себя — неразменная магнетическая метка-мета́ ? Цель бытия? Привязанный к пространственному серверу аккаунт? Как бы там ни было — я снова здесь, совершенно случайно и вдруг, и ни разу не случайно. Сегодня «похищение» состоялось необычайно чудесно и просто до обыденности: конкурс прозаических миниатюр, картинка-иллюстрация — в качестве темы... На картинке — наш город! Теперь он существует и на земле: можно просто купить билет и приехать... и побродить по мокрым от постоянных дождей улочкам, поглазеть на корабли, приходящие в залив и уходящие «за поворот»... Но — не будем торопиться! Плоть нашего города — створожившийся сгусток памяти, материализованный след наших посещений. Мы ВСЕГДА там, но каждый раз проявлены по-разному. Сегодня нам отведено время сумерек — сине-серых, стремящихся к монохрому, но так его и не достигающих... Синее — основа, опора, незыблемость — тысячи оттенков сине-сине-серого, исключающие вульгарность пестроты... Строгая королевственность единоцветия-единобожия... Невозможность предательски-красного, игриво-зелёного, развлекающих глаз, уводящих от главного... Мегазеркальность присуща сырой амальгаме асфальта — он, наверное, не знает иной погоды. Да и зачем ему — всё уже есть там, в его глубинах... Асфальт прозрачен до самого глубочайшего бездонья: не сравнить ни с морской пучиной, скрытой от самой себя, ни с океаном небес, непо-/недостижимом самим собою. Пучина иномирья, возможность ходить по воде и всматриваться в необъятность собственного существа, стоящего на грани... Ярусы погружения исчислимы лишь возрастом древа иггдрасиль — тогда мы, стоящие курчавыми липами по обочинам дороги, чувствуем себя его проявленными корнями, берущими впечатления зримого, будто солнце и влагу, питая листву вневременья... Солнце сочится из многочисленных окон — им позволено, подобно фонарю Диогена, подсвечивать поиск несуетных начал бытия; они тепло оттеняют строгость сдержанной серым синевы... Да, в этом пространстве сосуществуют миры! Их не счесть — мы своей сосредоточенностью вбираем их, познавая подобие и неповторимость. Но сегодня... Я ищу нас-сегодняшних на этом всевременном фрагменте пространства. А вот они — мы! Вот эти, кажущиеся на картинке почти игрушечными, трамвайчики. Трамвайчики-фонарики, снующие по зеркальным рельсам. Те, кого мы впустили в свою тёплую среду — это наши родные и близкие. Мы заботимся о них, любим, оберегаем от непогоды, от всего, от чего в силах оберечь, ожидаем на остановках. Но они сами выбирают свой маршрут: заходят, выходят, возвращаются или покидают нас навсегда... Мы заняты этими — самыми неотложными — делами: от пути невозможно отвлечься. Но всё же, когда, случайно (или нет в этом никакой случайности?) мы встречаемся на поворотах (где же ещё нам встречаться, если маршруты — совершенно разные?), мы светим друг другу. Светим по-особенному, потому что безошибочно друг друга узнаём. Мы храним в памяти эти «почти-что встречи». Они живут в нас и питают надежду: однажды мы встретимся по-настоящему...
Комментарии:После прочтения было состояние некого ступора в попытке осознать… «меру, степень, глубину» авторкой мысли. Если автор добивался именно этого – ему удалось. Собственно, что я понял: мы – любой из нас, появляемся в разные времена в разных воплощениях в неком существующем виртуально «городе» - месте в пространстве, каким-то образом «вшитым» в нашу память (метка-мета). И вот картинка чудесным образом визуализировала этот мифический город, вызвав поток «воспоминаний» ЛГ. Причём, на сей раз «мы» – каждый, оказавшийся в городе в данный момент времени – в образе трамвайчиков, перевозящих дорогих нам людей. В прошлый раз ЛГ со товарищи были здесь в образе курчавых лип на обочине дороги. Ну ничего так картинка – психоделическая. Но кроме… ммм… не совсем чётко осознаваемой идеи рассказа смущает и сверхобразнось языка: «створожившийся сгусток памяти», «королевственность единоцветия-единобожия», «питая листву вневременья» и мн. др. С монохромностью и вообще с цветовой гаммой я ещё как-то разобрался, но мегазеркальность сырой амальгамы асфальта оказалась несколько шире моего воображения – без эпитета «сырой» выражение было бы ближе к пониманию, а вот «листва вневременья» в принципе не осиливается ни логически, ни образно. Вообще вопросов по тексту избыточно много, поэтому резюмирую коротко: образность языка – это хорошо, но когда она становится самоцелью или средством впихнуть максимум смысла в минимум слов – это часто ведёт к нарушению логики и фраз и повествования в целом. Возможно, кто-то и считает текст так, как задумывал автор, но я не вхожу в число этих людей.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
Спасибо за высокую оценку моему рассказу (14) и за обнаружение авторской фантазии! Указанные недочёты постараюсь побороть. ))) Кроме того, респект за нормальный (по количеству призовых мест), а не резиновый шорт!
Когда впервые прозвучало о продолжении - ухмыльнулся... Во второй раз - думаю, наберётся (не верю!) хотя бы пять вопросов об этом, тогда и буду решать. Вы - четвёртый спросивший...
Ну, по-видимому, не я один разглядел незавершённую фабулу - рассказ выглядит как самостоятельный эпизод большего по объёму произведения, вот и напрашивается вопрос о продолжении. Мне бы было интересно почитать.
Сорри, но придётся подождать - реал не даст сосредоточиться на литературе ещё несколько дней... а там, глядишь, и пятый подоспеет... и пишу я не быстро Спасибо!
Собственно, что я понял: мы – любой из нас, появляемся в разные времена в разных воплощениях в неком существующем виртуально «городе» - месте в пространстве, каким-то образом «вшитым» в нашу память (метка-мета)
-Вы, Сергей, восприняли даже шире, чем задумано... Там - всего о двоих.
Замечания приняты. Подумаю, как их можно применить. Спасибо!
там деревья - разные, и вообще-сумерки, трудно их распознать. На первом плане - вроде как дуб. Но лирические ЛГ - не дубы же! Такая вот персонифицированная ботаника )
От №9. Пелагея. "Странные сны". Большое спасибо за высокую оценку рассказа! Я на самом деле так сжилась с ЛГ, что её переживания ощущала чуть ли не как свои собственные) А насчёт времени, когда удочеряли девочек, то я предполагала начало девяностых. Тогда уже можно было иностранцам участвовать в усыновлении-удочерении. Наверное, чуть-чуть промахнулась с возрастом подростка). Тут Вы правы. И насчёт названия, пожалуй, соглашусь.
Спасибо, Сергей. От номера 11. Не было цели тянуть интригу с мостом до конца миниатюры, по-моему, в первом абзаце уже понятно, о чем речь. Хотелось красивой истории, рассказанной о себе самом старым мостом.
Я убеждён, что в любом произведении что-то должно быть сильным - завязка, кульминация, финал. В идеале - всё, но это уже шедевр. Если повествование начинается в спокойном тоне, далее так же развивается и сюжет, то финал обязан быть сильным, ярким, неожиданным. Часто неординарныая концовка спасает не слишком яркое остальное.
Сергей, спасибо. Я уважаю Ваши убеждения. Сильный (яркий, неожиданный) и спокойный - для меня не противопоставление. Для подобной миниатюры, по-моему, возможно ровное развитие. Хотя если бы я могла пустить в конце по мосту какого-нибудь особо несчастного котика... Но я не могу
Объясню, Сергей. У героя не сложилось никакого предубеждения, тем более "железобетонного". Ему просто не нужна заграница - он чувствует себя дома, на даче, вполне счастливым. И те красоты, которыми его искушал сын, вполне заменимы фотографиями... фильмами ещё, наверное... ещё чем-то "инетным"... в общем личного присутствия "на достопримечательных местах" ему (Петровичу) не нужно. Далее: Дело не собственно в Алькатрасе. Дело во фразе сына "в каждой сказке есть свой островок несвободы". А сказкой для Петровича был его мир... ограждённый забором с калиткой, за которой лес... мир, над которым небо, простирающееся и дальше, до горизонта. Петрович сумел посмотреть и соотнести этот свой мир с услышанными словами. Для Петровича его мир - показался островом, и, следуя логике - тюрьмой. В которой вроде бы как и нет заключённых, но тюрьмой она быть не перестала. Петрович решил покинуть свой островок. И выбрал Норвегию. Потому как "там даже тюрьмы - сказочные"... то есть сказки в Норвегии больше, чем где-то, коль уж если и тюрьмы там такие... И, конечно, никто его в тюрьму в Норвегии не посадит. ))) Ну вот, не знаю, объяснил ли, и стоило ли это делать? (
Андрей, да мысль-то была понятна про счастливое дачное существование, и про намёк сына. Я против логики внезапного озарения в пенсионном возрасте, когда у человека всё настолько устоялось в мировоззрении, что просто замечанием мимоходом сдвинуть его консерватизм мне представляется маловероятным. Ну а финальная мысль про нежелание попасть в норвежскую тюрьму мне показалась как-то слабо связанной с "садово-огородной тюрьмой" устоявшегося мирка Петровича.
Кроме того, респект за нормальный (по количеству призовых мест), а не резиновый шорт!
Спасибо!
Там - всего о двоих.
Замечания приняты.
Подумаю, как их можно применить.
Спасибо!
Вообще на многолюдие наводит фраза о липах вдоль дороги - там деревья не высаживают поштучно.
Но лирические ЛГ - не дубы же!
Такая вот персонифицированная ботаника )
Большое спасибо за высокую оценку рассказа! Я на самом деле так сжилась с ЛГ, что её переживания ощущала чуть ли не как свои собственные)
А насчёт времени, когда удочеряли девочек, то я предполагала начало девяностых. Тогда уже можно было иностранцам участвовать в усыновлении-удочерении. Наверное, чуть-чуть промахнулась с возрастом подростка). Тут Вы правы.
И насчёт названия, пожалуй, соглашусь.
От номера 11.
Не было цели тянуть интригу с мостом до конца миниатюры, по-моему, в первом абзаце уже понятно, о чем речь. Хотелось красивой истории, рассказанной о себе самом старым мостом.
Я уважаю Ваши убеждения.
Сильный (яркий, неожиданный) и спокойный - для меня не противопоставление.
Для подобной миниатюры, по-моему, возможно ровное развитие. Хотя если бы я могла пустить в конце по мосту какого-нибудь особо несчастного котика... Но я не могу
У героя не сложилось никакого предубеждения, тем более "железобетонного". Ему просто не нужна заграница - он чувствует себя дома, на даче, вполне счастливым. И те красоты, которыми его искушал сын, вполне заменимы фотографиями... фильмами ещё, наверное... ещё чем-то "инетным"... в общем личного присутствия "на достопримечательных местах" ему (Петровичу) не нужно.
Далее: Дело не собственно в Алькатрасе. Дело во фразе сына "в каждой сказке есть свой островок несвободы". А сказкой для Петровича был его мир... ограждённый забором с калиткой, за которой лес... мир, над которым небо, простирающееся и дальше, до горизонта. Петрович сумел посмотреть и соотнести этот свой мир с услышанными словами. Для Петровича его мир - показался островом, и, следуя логике - тюрьмой. В которой вроде бы как и нет заключённых, но тюрьмой она быть не перестала. Петрович решил покинуть свой островок.
И выбрал Норвегию. Потому как "там даже тюрьмы - сказочные"... то есть сказки в Норвегии больше, чем где-то, коль уж если и тюрьмы там такие... И, конечно, никто его в тюрьму в Норвегии не посадит. )))
Ну вот, не знаю, объяснил ли, и стоило ли это делать? (