Если проснуться темной ясной ночью, когда звезд на небе больше, чем черного космоса, подойти к окну и открыть его створки, то ты окажешься Там, и оно будет каждый раз совершенно непредсказуемым. Кровать, письменный стол, стены комнаты – всё исчезнет и останется только окно, летящее в загадочное Туда, как космический корабль. Приближение такой ночи десятилетний Вовка научился предчувствовать заранее по прозрачности воздуха, наполненного тихой музыкой, которую можно было услышать только тогда, когда облака не закрывали землю от неба. В такие дни он заранее открывал окно, чтобы послушать звездную музыку, от которой где-то в груди около сердца заводилась теплая пушистая щекотка, а на спине, где у всех людей находятся лопатки, начинали шевелиться…

Мама не поверила, когда четыре года назад ее шестилетний сын уверял, что у пижамной рубашки совершенно необходимо сделать разрезы для крыльев, иначе им тесно. После того, как Вовка сам взялся за дело, мама забрала ножницы и «категорически» сказала, что он уже большой мальчик и должен понимать, что ради детской фантазии нет необходимости портить хорошие вещи. Но, глядя на сникшего сына, всё же сделала аккуратные прорези в рубашке обмалевшей пижамы старшего брата. Откуда-то Вовка абсолютно точно знал, что у детей крылья белые, как у ангелов, а когда люди вырастают, они становятся у каждого своего цвета. Но сколько он ни пытался разглядеть их в трюмо, сам и с маминой помощью… он видел только тощую коричневую спину с торчащими лопатками. Но ведь в Такие ночи за спиной совершенно точно что-то шевелилось.

Дождавшись, когда темный бархат занавеса, усыпанный рисунками алмазной мозаики, опустится до самой земли, Вовка вместе с Тринадцать, умным и молчаливым черным котенком, отправлялся в космические странствия.
- Как думаешь, Женька сегодня придет? – спросил Вовка Тринадцать, поправляя кустик белой азалии на деревянном подоконнике большого арочного окна. Не меняя позы, Тринадцать, слегка дернула кончиком хвоста, что означало: «Не говори глупости».

Цветок подарила Женька на второй день их необычного знакомства. Вовка встретился с ней случайно почти месяц назад в созвездии Ориона. Она одна играла там в классики, расчерченные в звездной пыли. Безмолвным стражем за ее спиной возвышалась темная Конская Голова на фоне ярко-красного свечения, мерцающего хрусталиками звезд. Незнакомая девчонка прыгала то на одной, то на двух ногах, от чего колыхания воздушных воланов лилового платья делали ее похожей на легкое облачко. Закончив игру, она подняла голову, откинув назад длинные, совершенно белые пряди волос.
- Привет, - увидев Вовку, она помахала ему рукой, будто совсем не удивившись его появлению.
- Здравствуй, - ответил он, слегка растерявшись от неожиданности, потому что впервые встретил кого-то в своих космических путешествиях (к тому же девочку).
- Можно присесть? – спросила она, подойдя к Вовкиному окну.
- Ага… конечно!
Девочка подпрыгнула и ловко села на подоконник. Тринадцать, для порядка несколько раз потянув носом воздух, устроилась у нее на коленях и затарахтела, удивив хозяина столь быстро принятым решением.
- Как его зовут?
- Ее, – поправил Вовка. – Это Тринадцать.
Кошка повела ушами, не прекращая тихо урчать.
- Как чертенка из мультика? – улыбнулась девочка, гладя между ушами, замершего от удовольствия котенка. - Потому что черная?
- Ага.
- Ты оставляешь ее на подоконнике, чтобы потом найти свое окно? Не боишься, что она убежит?
- Зачем мне искать окно – вот же оно, - не понял Вовка.
- Ты что, ни разу не выходил на другую сторону?
- Нет… - эта мысль как-то никогда не приходила ему в голову. Вовке нравилось летать, представляя окно иллюминатором большого космического корабля. – А ты как путешествуешь? У тебя тоже есть окно?
- У меня балкон – на верхнем этаже дома почти у самого неба. Только ты не думай, будто это какая-нибудь пластиковая лоджия, - торопливо пояснила она. – Папа хотел, чтобы у нас было больше света, и сделал на балконе заграждение, как в старинных домах, из черных железных прутиков. Поэтому, когда выходишь на балкон, кажется, что делаешь шаг в небо, а потом, если не смотреть вниз, то будто летишь.
- И тебе не страшно? – Вовка представил уходящий вниз город, россыпь огней под ногами, и у него тут же закружилась голова.
- Неа, я же там с рождения живу, поэтому привыкла. Мама выносила меня туда гулять, потому что в доме часто ломался лифт. А летом на балконе была моя спальня, я засыпала в коляске прямо под звездами.
«Девчонка, а такая смелая», - подумал Вовка и вспомнил своих одноклассниц, с визгом кидавшихся врассыпную от паучка, пробегавшего по полу.

Потом Женька рассказала о том, как она сначала летала с космическим ветром, который, как огромный дракон подхватывал ее с балкона, сажая на спину, и вместе они путешествовали по разным уголкам Вселенной.
- Он будто архитектор, перемещая звездное вещество в огромном космическом пространстве, создавал новые галактики и зажигал звезды, почти такие же, как фонари, только ослепительно яркие. Он показал мне биполярную туманность: гигантские Песочные Часы, которыми измеряется вселенское время.
Вскоре Женька научилась путешествовать сама: она упросила маму купить в Книжной лавке Звездный атлас и по вечерам просто закрывала глаза и представляла, где хочется оказаться.
- И ты ни разу не заблудилась? – спросил Вовка, захваченный ее рассказом.
- Почти сразу же. Знаешь, как испугалась? Это же ведь не в лесу, в котором всё равно где-то есть люди, и они обязательно придут за тобой. Тогда я подумала всё, совсем пропала.
- И как ты вернулась? – представив себя совершенно одного в огромном космосе, почти шепотом спросил он.

Прижав к себе затихшую Тринадцать, Женька рассказала о том, как металась по галактикам, не находя знакомых созвездий, кричала и звала на помощь в совершенной тишине, надеясь на невозможное, ревела, скорчившись от страха, а потом, когда решила брести наугад, куда ноги несли, вышла к остановке.
- Она была совсем такая же, как у нас на Земле: с лавочкой, прозрачными стенками и крышей.
- Остановка? А это точно было в космосе, может ты не заметила, как оказалась на Земле? – спросил Вовка, от волнения подтянув ноги к подбородку и обхватив их руками.
- Это было странное место… и красивое. Я шла по темной поверхности, гладкой, как стекло, в которой отражались сиреневые и розовые всполохи, метавшиеся по темно-синему небу, а надо мной, как светляки, кружили маленькие золотистые звездочки. Когда я добрела до лавочки, то решила, что раз есть остановка, значит должен быть какой-то космический транспорт, и осталась ждать.
- Вроде летающей тарелки? И ты не забоялась? Вдруг какие-нибудь инопланетяне забрали бы тебя с собой неизвестно куда?
- Я как-то об этом не подумала тогда. Просто хотела, чтобы кто-нибудь прилетел за мной, чтобы не одна… в этой огромной пустоте…

Женька замолчала, а Вовка представил, что это он, без папы и мамы, вдали от всего привычного остался совершенно один в тишине, которая закладывает уши, как вата. Оцепенев, он почувствовал, как холод, от которого нельзя согреться, заползает в него всё глубже, забирая тепло и превращая в каменную статую. Тринадцать, будто почувствовав неладное, спрыгнула с Женькиных рук. Прогоняя холод, тыкалась в руки мокрым носом, терлась выгнутой спиной, щекотала кончиком хвоста, пока ее человеческий друг, очнувшись, не взял ее на руки и не прижал к себе, вбирая тепло ее пушистого тела.
- Раньше я думала, что в космосе полная тишина, - продолжила Женька. – Но, если есть уши, значит тишины быть не должно – ведь в жизни, если что-то есть, то оно зачем-то нужно. Пока сидела и ждала на остановке, я поняла, что тишина наоборот – нужна, чтобы услышать.
- Что услышать? – не понял Вовка
- Тишина – это возможность услышать смыслы
- Смыслы чего..?
- Всего, что сможешь расслышать. Они же всё время звучат, их просто надо уловить и случится открытие.
- Ух, ты… - оправившись от удивления, выдохнул Вовка.
- Здорово, да? А потом пришел автобус.
- Обычный автобус?
- Знаешь, как я тоже удивилась! Ярко желтый, как школьный, только будто старинный и с табличкой «Межгалактический маршрут» на лобовом стекле. Когда я вошла, возле кабины водителя зажегся экран, где высветилось: «Исходная точка – NGC 2030». Оказывается меня занесло в самосветящуюся туманность в созвездии Золотая Рыба – я ее уже дома, когда вернулась, нашла в звездном атласе.
- А дальше?
- Электронный голос сказал отметить пункт конечного назначения и сообщил, что время прибытия 20.30 по межгалактическому времени. Смешно совпало, да? Странно, наверное, но это было самое неинтересное путешествие, потому что, когда едешь на поезде, то окно, как экран, и будто смотришь длинное кино под постоянный ты-гы-дык. В самолете – днем экскурсия по Заоблачью, а ночью – небо наоборот, когда летишь над городами. А тогда было похоже на полет в самолете над тайгой, когда сидишь, гудит и… ничего не происходит, даже не трясет… хотя откуда на космических дорогах быть кочкам.
- И автобус привез тебя прямо домой?
- Нет, он же межгалактический, он высадил меня на Млечном Пути у дома тетушки Глафиры. Я потом узнала, кто она, когда мы с ней познакомились. Это она мне объяснила, почему можно потеряться насовсем.
- То есть, из путешествия можно совсем никогда не вернуться?
- Она сказала, что теряешься, когда разрывается связь с домом, с дорогим, к чему тянется сердце. Я в тот день поссорилась с мамой, обиделась и улетела, будто дверью хлопнула… и она закрылась – поэтому я никак не могла отыскать дорогу назад. Потому что, когда теряешься, внутри живет только плохое: страх, отчаяние, сомнения, бессилие, злость. И всё это вовсе не помогает, а только мешает, связать то, что порвалось. Мне тетушка Глафира объяснила и помогла вернуться… и про другое потом много рассказывала.
- А кто она, эта тетушка Глафира?
- Давай завтра, ладно? Мы можем вместе ее навестить, а то сейчас уже поздно, мне домой пора.
- Договор! – обрадовался Вовка не только следующей встрече, интересному приключению, но, кажется, и это главное, новому другу (хоть и девочке) – А где?
- Давай здесь же, у Большой Лошади, сможешь найти?
- Ага.
- Тогда, счастливенько.
- Пока-пока.

***
На следующий день Женька принесла горшок с небольшим кустиком, у которого белые розочки цветов, словно в ладошках, сидели в пазухах зеленых глянцевых листьев.
- Это азалия, нравится? – аккуратно ставя цветок на подоконник, спросила она. – Тетушка Глафира сказала, что на первое время живой цветок, который нравится, самый простой способ найти свое окно. Видишь, здесь совсем другие расстояния и, заигравшись, можно не заметно оказаться в другой галактике или заблудиться в космической туманности.
- Я уже понял, - кивнул Вовка, отодвигая от цветка Тринадцать, проявлявшую к нему неподдельный интерес.
- А кто она, всё таки, эта тетушка Глафира?
- Они вместе с сестрой стражи и караулят проходы, - как само собой произнесла Женька.
- Какие проходы? С какой сестрой? – Вовка совсем растерялся, всё больше запутываясь в непонятностях и недоговоренностях.
- Мы можем навестить ее, и ты сам всё увидишь, – поправляя небольшую сумочку на длинном ремешке, предложила она. - Здесь совсем недалеко, пойдешь?
- Давай, - недолго подумав, согласился он.

Женька соскользнула с подоконника и взяла на руки котенка, молча спрыгнувшего за ней.
- Давай возьмем с собой Тринадцать, тетушка Глафира ей обрадуется, - попросила она, обернувшись к Вовке, и увидела его растерянное лицо. – Ты чего?

Спустившись с подоконника, он стоял, держась за раму окна, не решаясь разжать пальцы. Он понял, что в своих путешествиях никогда не терял связь с теплом и уютом привычного. Окно было прочной пуповиной, связывавшей его с домом. А сейчас Вовке казалось, что он стоит за ограждением Женькиного балкона, а вокруг пустота, заполненная точками огней, и ему предстоит сделать шаг в пропасть, откуда веет жутким холодом неизвестности.
- Давай руку, - услышал он Женькин голос среди оглушающего гула тишины.
Он протянул руку, и его застывшие пальцы почувствовали согревающее тепло ее ладони.
- Ты как? Если не получается, можем никуда не ходить сегодня.
- Всё нормально, - глядя под ноги он сделал несколько нерешительных шагов.
- Не спеши, здесь надо привыкнуть перемещаться.
- Похоже, как на Луне, будто притяжение слабее, - почувствовав уверенность, он прибавил шаг.
- Не совсем, твоя скорость зависит от устремленности, - опять увидев непонимающий Вовкин взгляд, она попыталась разъяснить подробней. – Это как у волшебников – чудеса зависят не только от взмахов палочки и громкости заклинания, но и от силы желания, понимаешь? Внутренней устремленности.
- Понял, - кивнул Вовка, постепенно осваиваясь.

Страх отпустил, а на его место пришла радость и чувство, что вот это всё, весь этот огромный бесконечный мир, где он чувствовал себя гостем, теперь тоже стал его домом. Они шли держась за руки по дороге присыпанной звездной пылью, Тринадцать то забегала вперед, сверкая яркими, как звезды глазами, то останавливалась, поворачивая уши и слушая что-то, находящееся за гранью человеческого восприятия.
- Здесь живет огромный Конь, у которого видно только голову, ты его уже видел, - рассказывала Женька, скрашивая время пути историями о том, что видела и запомнила. – В созвездии Дракона поселился хитрый Кот, который прячется в темноте и всегда смотрит только одним глазом. В созвездии Скорпиона летает Бабочка с крыльями легкими и прозрачными, как вуаль, а в созвездии Орла плавает огромный аквамариновый Ламантин, такой же большой и добрый, как его родственники на Земле. Они знают множество историй и легенд о стародавней жизни Вселенной и любят делиться ими, когда я их навещаю. А за советом я прихожу к тетушке Глафире. Кстати, мы уже почти пришли. Вон, видишь? Там впереди ее избушка.
Проследив взглядом за Женькиной рукой, Вовка увидел стоявший на дороге светлый бревенчатый дом, из трубы которого валила звездная пыль, то рассеиваясь в пространстве, то оседая на крыше дома.

- Смотри,– неожиданно Женька остановилась, раскинув в стороны руки. - Красиво, да?
Вовка оглянулся вокруг и, если бы не был уверен, что он не на Земле, то подумал бы, что они стоят на цветочном лугу, где на тонких стеблях качались серебристо-белые цветы, с острыми, как лучи лепестками. Между ними, как тыквы на огороде, медленно поворачивались шары, мерцающие разными цветами. Тринадцать убежала далеко вперед, пытаясь поймать пушистые хвосты комет, которые со стремительностью ласточек носились над цветами. Вовка не почувствовал запахов, но вслушавшись, различил звучание голосов, которые вместе сливались в музыку. Женька присела около цветка, лепестки которого закрылись, образовав светящийся фонарик. Она сомкнула ладони вокруг него и спустя мгновение, фонарик отделился от стебля, оставшись в ее руках.
- Что это за цветы? Где мы?
- Это звездные сады – здесь живут планеты и зарождаются будущие звезды. Хочешь подержать? – она раскрыла свои ладони и осторожно переложила фонарик в Вовкины руки. – Чувствуешь?
- Он живой?! Там тумкает, будто сердце бьется, только очень быстро и неровно.
- Подожди немного и он успокоится, доверится тебе.
Вовка почти не дыша, прижал светящийся фонарик к груди.
- А если эти семена посадить на Земле, они приживутся?
- Да, вырастут цветы, красивые, почти такие же, как здесь, но звездами не станут никогда.
- Почему?
- Чтобы стать настоящей звездой, семенам нужен простор неба, - коротко вздохнув, ответила Женька.
- Ты пробовала уже?
- Да, хотела посадить на своем балконе, но тетушка Глафира отговорила. Понимаешь, привязанные к земле, они не смогут улететь, и всю жизнь будут смотреть вверх и тосковать по небу. - Вдруг Женька радостно замахала сначала одной, потом обеими руками, подняв их высоко над головой. – Это она, тетушка Глафира, видишь, машет в ответ?
Подойдя ближе, Вовка с удивлением заметил, что избушка вовсе не стояла, а сидела, свесив куриные лапы с дороги, а на ступеньках крыльца древняя старуха с длинным крючковатым носом доставала из корзины светящиеся фонарики и очищала юные звезды от шелухи. Слегка подтолкнув, она отпустила очередную лететь в возрастание, а Тринадцать, обогнавшая ребят и, похоже, уже освоившаяся на новом месте, вылетела из дверей избушки и, прыгая и кувыркаясь, пыталась зацепить лапой серебристое семечко будущей звезды.
- Это же … - начал он, глядя на обернувшуюся к нему Женьку, большими круглыми глазами, забыв закрыть, такой же круглый рот.
- Да нет же! Это ее сестра, я же говорила! Баба Яга внизу на Земле охраняет проход в царство мертвых, а тетушка Глафира здесь сторожит вход в мир ушедших.
-Ёоошкин кот… Это что, всё по правде?!

Из детских сказок Вовка знал, что дорога к избушке Бабы Яги ведет через дремучие леса и высокие горы, но он нигде не читал, что тропинка с растущими на ней подорожниками и белыми фонариками четырехлистного клевера ведет всё вверх и выше. По ней продолжают путь те, кто не боится высоты, потому что леса, моря и горы остаются далеко внизу. В избушке, что сидит, свесив лапы в бездну, живет бабушка всех бабушек – древняя старуха-ведунья, знающая тайны мира. Аленушки и Иванушки, однажды узнав дорогу, забегают к ней, скрашивая бесконечность времени громким смехом и веселыми забавами. Она ворчит на проказников, но улыбается в морщины, глядя, как раскачиваясь, взлетают над темной бездной качели на куриных лапах.
- Идите ужо сюда, неча стоять на дороге! – проскрипела старуха, ловко продолжаю свою работу. – Женьк, корзинку прихвати, никаких рук не хватает со всем управиться. Да аккуратней там ступайте! Будь неладен, пыли от вас, как от табуна коней! Там пяток планет к параду готовятся – замучилась им сегодня кольца начищать. Ох, уж мне эта богема – понапялили на себя цацки, то ли дело малыш Меркурий.

Подхватив у дороги корзинку с фонариками, Женька подбежала, ласково обняла тетушку Глафиру и, достав из сумочки, положила ей на фартук гостинец – коробочку с ее любимым песочным печеньем.
- Тьфу ты, непутевая, - поправляя сбитый платок, проворчала ведунья, отвернувшись и пряча довольную улыбку. – Балуешь ты меня, нечо, лишнее это.
- Здравствуйте… вот еще один… одна, - запинаясь от смущения, Вовка протянул ей свой фонарик.
- И тебе не хворать.
От ее пристального взгляда, как острое шило, проникавшее во все тайные уголки души, ему стало слегка не по себе.
- Иди в дом, - закончив сканирование, сказала она. – Там на лавке стоит ведро, на нем за ручку ковш висит, зачерпни живой воды – усталость, как рукой сымет. Чево смотришь, ты же пить хотел, разве нет?
- Нет, то есть да… то есть… живая вода?
- Не боись, козленком не станешь.
- Да я не про то…
- Аааа! Ты думаешь в сказку попал? – Старуха, всплеснув костлявыми руками, затряслась от беззвучного смеха. Успокоившись, она отерла намокшие глаза концами древнего, как она сама платка. – Нет, милок, это не сказки и не волшебство, а мудрость житейская. У вас живая вода «непочатой» зовется. Берут ее из родников, куда солнце косы окунает, а ночью звезды, как рыбки плещутся. В путь отправляются до рассвета, чтобы первыми зачерпнуть. Всю дорогу идут, не проронив ни слова, а возвращаются, не оглядываясь. Новым сосудом черпают водицу с запада на восток с первого разу, не добирая и не сливая. Вот тебе и вся магия. Иди ужо, пей, сказочник.

Отодвинув любопытную усатую морду от корзинки, ведунья пытливо посмотрела на Женьку.
- Ну, что, стрекоза, кажется, по себе друга нашла? – и, покачав головой, добавила. – Робок только твой молодец…
- Кто меня учил – не узнавай друга в три дня, узнавай в три года? – хитро прищурившись, ответила Женька тетушке Глафире ее же присказками, которыми щедро были пересыпаны ее мысли.
- Умница. Друг не испытанный – что орех не расколотый, да без беды друга не узнаешь, – усмехнулась она, довольно качая головой. – Что-то он долго там телится, пойди-ко, глянь.
Благодарно ткнувшись лбом в плечо ведуньи, девчонка легко поднялась со ступеньки и, оправив платье, крикнула в полуоткрытую дверь избушки.
- Володь, пойдем покатаемся на избушкиных качелях!
В затянувшейся тишине, она увидела изменившуюся в лице ведунью и стремглав влетела в дом.
- Вовка, нет! Стой! – схватив за руку, она оттащила испуганного мальчишку от неприметной деревянной двери в глубине дома, по углам затянутой сетью липкой паутины.
- Ты чего? – ничего не понимая, Вовка смотрел на белую, как ее волосы Женьку. – Я просто хотел посмотреть, кто там играет… слышишь музыку?
- Да… это Макс.

Потом, когда все успокоились, и ребята сидели над темной бездной на избушкиных качелях, Женька рассказала всё, что знала от тетушки Глафиры о звездном скрипаче и запретной двери.
- Макс часто прибегал сюда, когда был мальчишкой – читал книги, слушал музыку звезд. Он понял, что у каждого небесного тела есть свой тон и длина звучания. Поэтому Звездный ветер старается найти каждому такое место, чтобы его звук влился и дополнил собой общую музыку Вселенной. Представь, галактика арф или поющая голосом дудука ... А может всё вовсе не так, и у каждой из них своя музыкальная история а вместе они составляют созвучие всей огромной жизни… А потом Максим сам научился играть на скрипке. Он говорил, что звуки – это волны, а музыка – их переплетение. Он мечтал сплести узор, который помог бы людям стать добрее, и искал созвучия, на которые будет откликаться только светлое внутри человека. Тогда люди не смогут думать о плохом, потому что эта часть души будет молчать. А потом… помнишь, в Новостях передавали о взрыве в торговом центре? Он тоже там был… взрывом ему повредило руки и он не смог больше играть.
- Но он же играет?
- Ты не понимаешь… Там за дверью все живы и здоровы, как раньше и вроде даже лучше, потому что никогда не болеют…
- Ну и что там тогда не так?
- Оттуда нельзя вернуться… они больше никогда не найдут дорогу домой.
Она замолчала, глядя в грустное никуда, а Вовка, наконец, до самого конца понял от чего уберегла его Женька.
- Как ты… поняла? – еле слышно, почти шепотом спросил он.
- Что? Что ты у двери? – тень улыбки скользнула по ее задумчивому лицу. - Просто твое молчание было слишком подозрительным.
- А ты знаешь, что стало бы со мной там?
- Ты бы просто пошел дальше.
- Куда?
- У каждого своё дальше.
- Откуда ты всё это знаешь? – Вовка замер от неожиданной догадки, яркой вспышкой мелькнувшей в голове и, подсказавшей простое объяснение. – Ты… была там?
- Ага… но меня оттуда только холодом опалило, тетушка Глафира вовремя заметила и закрыла дверь. А те, кто уходят туда насовсем, его уже не чувствуют. – А потом чуть слышно добавила, открывая другу свое сокровенное, о котором знала только тетушка Глафира. – Зато теперь я будто могу бывать там, но только совсем недолго – холод быстро забирает силы…

Где-то далеко внизу иссиня-черной бездны, над которой, чуть покачиваясь, молчали ребята, постепенно расширяясь, обозначилась темно-сиреневая линия горизонта. Тринадцать, до этого чутко дремавшая на Вовкиных коленях, подняла голову и пристально всматривалась в неясные очертания небольшого города, проступающие на фоне постепенно розовеющего неба.
- Нам пора возвращаться, - погладив Тринадцать, выгнувшую дугой спину, сказала Женька. – Отсюда самый близкий путь до дома.
- А как же окно и азалия? – Вовка вдруг понял, что совершенно о нем забыл за лавиной событий, произошедших с ним сегодня.- Они же остались…
- Ничего страшного, - перебила его Женька, но встретившись с непониманием в Вовкиных глазах, на мгновение задумалась, подбирая понятные слова для объяснения. – Окно, как будто часть тебя, понимаешь? Раньше оно было нужно, как надувной круг для тех, кто не умеет плавать.
- Аа… и что теперь?
- Как ты обычно возвращался?
- Просто… представлял, будто я дома…
Внезапный порыв ветра подтолкнул качели вверх, доска слегка накренилась, потому что Вовка с Тринадцать исчезли.
- Ну… как-то так.