- Бьянка! Горе мое оливкоое! Домой!
- Уже бегу-у, мамочка!
Сонный, сонный летний день. Однообразный звон мух над мостовой. Редкое цоканье копыт и шарканье башмаков. Даже эхо, кажется, задремало в узких улочках.
- Бьянка! Чертенок рыжий! Господи, прости… Домой немедленно!
- Да бегу же!
Золотые кудри вразлет. Крепкие, сбитые коленки, выстреливающие из-под задранного платья. Безудержный смех и лукавый взгляд из-под ресниц на редких встречных.
Топот босых ног по лестнице.
- Ну вот она я, мамочка!
Смачный поцелуй в щеку.
- Опять шляешься невесть где. Смотри у меня, шельма!
- Смотрю, мамочка.
Смех. Поцелуй. И вот уже обе хохочут, и кружатся, обнявшись, в языческом танце. И мамочке тоже опять шестнадцать.

- Тс-с. Тихо.
- Спят?
- Спят. Но все равно тихо.
Приглушенное фырканье в кулак. Узкая темная ладонь звонко шлепает по широкой спине:
- Не смей смеяться, пизанец! Застукают – башку оторвут твою глупую.
- А что, переживать, небось, будешь?
- Я-то? Да ни за что на свете! Размечтался!
Еле слышный скрип калитки. Двое убегают, взявшись за руки, в ночь.
- Постой, глупый.
- Стою. Зачем?
- Смотри, какие звезды! Расскажи мне про них, пизанец.
- Ну, звезды, это такие огромные горячие шары. Вроде как огонь у свечки, только очень большие.
- Такие?
- Что ты! Гораздо больше!
- Как дом? Как Дуомский собор? Как весь город? Что, неужели еще больше?
- Гораздо. Гораздо больше. И висят в пустоте, сами по себе, ни на что не опираясь.
- Да ты, фантазер, пизанец! И за что я тебя только полюбила? Звезды – это дырочки в небесном своде. Ма-асенькие такие! Это у нас каждый ребенок знает.
- Не дырки. Шары.
- Ах, ты, дурачок мой упрямый! Какие у вас там в Пизе все глупые! Глупые-преглупые. Ленивые-преленивые… Ай!
- Что? Что такое?
- Бо-ольно. Целуй! Целуй быстрее!
Чмок. Чмок.
- Здесь?
- И здесь тоже. Ну целуй же! Что остановился?
Тишина. Долго-долго. Секунд сорок. Два шумных вздоха – один с хрипотцой, пизанца, другой – быстрый, проворный, тихий.
- Ой, смотри, звезда упала! Дай руку, пизанец, живо! И загадывай желание. Только, чур, не вслух.
Тишина. Большая, уютная рука пизанца крепко сжимает узкую ладошку Бьянки. Два одинаковых желания несутся, несутся сквозь пространство вслед за упавшей звездой. То ли к огромным жарким шарам, висящим в пустоте без всякой опоры, то ли к маленьким дырочкам в небесной сфере.
- Глупый, неповоротливый мой медведь. Что ты загадал?
- Не скажу.
- Нет, скажи! Нет, скажи! А то любить не буду.
- Не скажу.
- Ну и правильно, а то не сбудется. Стой. Вот так. Дай на тебя посмотреть.
Глаза. Огромные глаза, влажно поблескивающие в ярком свете луны. И ничего больше на свете, кроме этих глаз.
- Я люблю тебя, пизанец!
- Ты плачешь, милая? Что с тобой?
- Я люблю тебя, пизанец. Не уходи.
- Я тут.
- Вообще никогда не уходи.
Тишина.
- Я люблю тебя, пизанец!
- И я тоже.
Звезды осыпались гроздьями в эту ночь над Флоренцией. Двое любили друг друга. Он и она.

- Кьеза! Золотце мое ненаглядное! Домой!
- Бегу-у, мамочка!
Звонкая летняя тишина. Мерный стук копыт по мостовой. Сонное царство. Запах навоза.
- Доча! Беги скорей! Какая же ты неповоротливая! Вся в отца!
- Да бегу же!
Золотые кудри вразлет. Худые коленки из-под платья. Безудержный смех. Топот босых ног по лестнице.
- А вот и я!
Смех. Звонкий поцелуй в щеку.
- Господи, доча, какая же ты у меня красавица! Вся в отца.
- Что ты, мамочка! Ты гораздо красивее.

Звезды знают, когда им падать…