Старик и девушка

Раскалённое солнце медленно клонилось к закату. Лучи его падали наискосок в воду, превращая поверхность залива в тысячи мелких осколков. Сверху хорошо было видно, как горный хребет, словно руками, пытался охватить залив кольцом своих объятий, но не достал и половины. Море до конца не отдавало горам своё детище — залив. В туманной, голубоватой дымке нельзя было различить, где вода смыкается с небом.

Старик неподвижно сидел на камне и, прищурившись, смотрел на расстилавшуюся перед ним гладь залива. У ног его лежала корзина со снедью, покрытая сброшенным с плеч плащом, ещё прихваченным золотой застёжкой.
Природа словно специально создала этот чудесный уголок над морем, эту круглую полянку среди гор, поросших низким раскидистым кустарником. Внизу, в долине, среди ровных квадратов виноградников виднелись ярко-красные крыши домов, обрамлённые зеленью деревьев.
Сюда в далёкие годы приводил его, юного наследника древнего рода, полуслепой старец, открывавший перед ним огромный и прекрасный мир. Множество сказаний и легенд поведал любознательному мальчику старый хранитель. Сколько лет минуло с той поры. В бесчисленных походах, в чужих странах, в тяжёлых битвах, раненый он вспоминал об этой полянке, и память о ней поддерживала его тающие силы.

Жизнь прошла, утекла, как вода сквозь пальцы.
Болезни подкрались незаметно и, словно стая воронья, чуя лёгкую добычу, набросились на него. И что ему сейчас власть и богатство, если нет уже когда-то могучего тела, а рука, привыкшая сжимать меч, способна держать лишь посох.

Вчера за вечерней трапезой он любовался совершенными формами белокожей рабыни. Врождённая грациозность, сдержанное достоинство и приветливость выдавали в ней царское происхождение. Он знал, что её хозяин, друг его детских игр, не откажет ему. И потому он пригласил девушку на эту полянку. Он пригласил её в надежде вновь обрести силу и мужество, ушедшие из дряхлеющего тела. Он захотел снова испытать страсть и желание — уже полузабытые им чувства.
Подперев голову руками, старик углубился в воспоминания. Теперь он чаще думал о прошлом, чем о будущем. Вся его бурно прожитая жизнь раскручивалась перед углублённым в себя взором.

Он не услышал лёгких шагов по тропинке, и девушка появилась перед ним неожиданно, как будто возникла из воздуха и света. Старик оторопело смотрел на неё, а она, не издавая ни звука, стояла перед ним, очаровательная и таинственная, в своей бело-голубой одежде. Лёгкая усмешка играла на её свежих, полных губах, в широко раскрытых, чуть удлинённых глазах таилась настороженность. Тёмные волосы ниспадали широкой волной до самого пояса.
– Нимфа, — прошептал старик, медленно поднимаясь и сразу забыв обо всех своих болезнях и о самом бренном теле. — Как твоё имя?
– Пифия, — произнесла девушка звучным, высоким голосом, чуть улыбнувшись краешком губ.
Старик, наконец, опомнился, расстелил на траве широкий плотный кусок ткани, и жестом пригласил девушку сесть. Она уселась, поддёрнув тунику и грациозно подогнув под себя ноги так, что они обнажились выше колен. Старик опустил голову и склонился над корзиной, чувствуя спиной взгляд её диковатых глаз. Внезапно в спине появилась боль, которая после ночёвки в малярийном болоте под Сузами иногда досаждала ему.
Он стиснул зубы, достал из корзины две амфоры с вином и две чаши, потом оттуда же появились жареные цыплята, холодная телятина, сыр и фрукты.
Себе он наполнил чашу из амфоры с тяжёлым и хмельным Родосским вином, а ей налил лёгкого, светлого вина из местного винограда. Они подняли чаши и молча выпили, глядя друг другу в глаза, он — в её большие, ярко-зелёные, таинственные, она — в его бледно-голубые, выцветшие, мудрые, по-старчески влажные. Потом он обгладывал цыплячью ножку, запивая её вином, а она маленькими глотками опорожняла свою чашу, отламывая кусочки сыра и прихватывая их белыми, крепкими зубами.

Старик покончил с ножкой, вытер руки и заговорил. И сразу воспоминания обступили их. Он придвинулся к девушке, обнял её за плечи и стал рассказывать о походах и сражениях, о доблести и трусости воинов, о пепле поверженных городов, о радости победителей и горе побеждённых.
Речь его лилась теперь широко и спокойно, голос окреп. Девушке было приятно чувствовать его рядом. Она уже не замечала отсутствующих зубов, лысеющей макушки, глубоких морщин, избороздивших лицо. Вино слегка туманило голову. На её плече лежала рука мужчины, рука полководца, привыкшая крепко сжимать меч. Глаза старика блестели, на бледных, впалых щеках играл румянец. Сила и страсть молодости, казалось, вернулись к нему.
Его рука скользнула вниз, вдоль её гибкого тела. Девушка изогнулась и лишь слегка вздрогнула, когда искривлённые подагрой пальцы коснулись нежной груди под лёгкой туникой. Они полулежали в траве, над ними было высокое небо и закатное солнце, и только волны прибоя разбивались внизу о камни, внимая ударам их сердец. Девушка трепетала, тело её горело от ласк. Старик шептал что-то пересохшими губами, в глазах его полыхало пламя.
Желание, давно забытое, переполняло его.
Мир перестал существовать, только они двое, только они одни были сейчас во Вселенной. Старик приник к девушке, она ждала его, полузакрыв глаза.

И вдруг невыносимая боль в спине, как предательский удар сзади, пронзила всё его тело, кровь бросилась в голову, перед глазами поплыла красная пелена. Сердце, словно необъезженный конь, то останавливалось, вскакивая на дыбы, то неслось бешеным галопом.
Старик повернулся, глотнул широко раскрытым ртом воздух, и тотчас же затрясся в тяжёлом, раздирающем грудь кашле.

Девушка открыла глаза, и некоторое время недоумённо смотрела на старика. Потом запахнула тунику, села, обхватив руками колени. Лицо её исказила гримаска обиды.
Старик вытер куском полотна губы, отёр испарину со лба и привалился спиной к камню, поникший и обессиленный.

Эх, старость. Как бы он хотел сейчас стать одним из тысяч своих безвестных воинов, которых мановением руки мог послать на смерть. Стать хотя бы на день, хотя бы на мгновенье. Он, не раздумывая, отдал бы за это всё своё богатство, всю свою славу.
Но время необратимо. И каждому в свой час дарит оно мужество и силу молодости, мудрость и немощь старости.

Девушка отвернулась от старика и вскочила с травы. Следы обиды уже исчезли с её живого, прекрасного лица. Она оглянулась вокруг, зажмурилась от ярко сверкающей под солнцем воды и рассмеялась весёлым, беззаботным смехом.
Потом, не переставая смеяться, побежала вниз по тропинке, придерживая развевающуюся одежду. Смех её хрустальным колокольчиком нёсся по склонам гор, звенел меж раскидистых низкорослых кустов, гулко прыгал по голубой глади залива.

И смеялось вместе с ней коснувшееся моря багровое солнце, и смеялось вместе с ней высокое небо вечно юной Эллады.