Много спорного и бесспорного сказано про русскую баню, но есть у неё одно удивительное качество, которое ни у кого не вызывает сомнений – после парилки душа словно сбрасывает с себя тяжёлый груз. У кого-то она просто отдыхает, и такой человек в молчании пребывает в умиротворённом состоянии; а кому-то его душа не даёт покоя, требуя контакта с душами друзей и желая поделиться с ними тем, что тревожит.
К таким страстным любителям парилки относится наш общий знакомый Лёня Кошаков. Или Кошакин. Точно его фамилию мы с Серёгой не помним. Но мы были осведомлены: трудится этот двухметровый атлет кузнецом на огромном штамповочном прессе. Гордился своей профессией Леонид неистово и безудержно, воспевая свой пресс и кузнечный цех там, где только было возможно.
После разрушительных девяностых, когда половина заводов города превратилась в склады и гипермаркеты, а другая половина под присмотром расплодившихся чиновников что-то продолжала худо-бедно выпускать, предприятие, на котором трудился наш знакомый молотобоец, выстояло. Мало того: даже заработная плата там ежемесячно выплачивалась.
Посещал Лёня баню не каждую неделю, чаще через раз, и это было связано с его сменным графиком. И вдруг появился в неурочный день.
– Не спрашивайте, мужики, – отмахнулся, – вот одна радость и осталась у меня – баня!
Мы переглянулись, заметив, что вместо термоса с чаем из сумки нашего друга на стол была выставлена полторашка дешёвого пива, но расспрашивать не стали. Захочет – сам поделится.
Наш друг хлестал себя берёзовым веником, выбегая из парилки и ныряя в ледяной бассейн, а затем опустился на скамью в предбаннике и горько признался:
– Уволили меня, уволили-и-и...
– Гонишь! – не поверил Серёга.
– Не может быть! – засомневался я, – ты же не пьёшь, на хорошем счету. Кузнец высшего разряда!
– Так-то оно так, – вздохнул Лёня, – потирая распаренную, волосатую грудь, – да только заехали вчера под вечер на завод человек тридцать. Московские джипы и микроавтобусы. Нашу охрану быстренько разоружили, за ворота выставили. И нам говорят: завод закрыт, за долги. Работать пока не будет. Ступайте по домам. А у меня кредиты, Манька холодильник, телевизор и стиральную машину оформила.
Серёга аж пристал с места:
– А как же полиция? Куда смотрят местные власти?
– Интересный поворот, – высказался я, – действительно, куда? И почему в интернете и по «ящику» ни слова.
– Сегодня было по телевидению сообщение, – ответил Лёня, – короткое. Мол, спор двух хозяйствующих субъектов, дескать, всё в правовом поле и нормально. Полиция в конфликт не вмешивается.
– Людей за ворота, и это нормально! – не выдержал Серёга.
– Мы теперь разве люди! – махнул рукой Лёня.
Откупорил ёмкость с пивом и без отрыва отпил из неё больше половины. Вдохнул влажного воздуха, шумно выдохнул, тяжело поднялся со скамьи и пошёл париться, не сказав больше в тот вечер ни слова. Мы, понимая его душевное состояние, не спрашивали...

***

Через неделю вечером, но чуть позже обычного времени наш знакомый снова появился в бане. Не в потёртой джинсовой куртке и видавших виды штанах – в новом, прекрасно сшитом, с иголочки костюме.
– Ты с какого праздника? – потрогал за лацкан модного пиджака Серёга.
– После объясню, – улыбнулся Лёня, аккуратно развешивая брюки, белоснежную сорочку и пиджак на «плечики», – на работу устроился, и этот костюмчик теперь вроде спецовки.
– Кем? – в один голос воскликнули мы.
– Секретарём, – широко улыбнулся бывший кузнец.
Он назвал не очень большое предприятие.
Пенсионер Петрович покачал головой, протянул бутылку «Жигулёвского», но Лёня решительно махнул рукой:
– Нельзя! Надо держать себя в форме!
Спустя полчаса он, будучи человеком открытым, всё же снизошёл до откровенного рассказа:
– Знали бы вы, ребята, как достали меня жена с тёщей, – прихлёбывая чай, начал Леонид, – все газеты и интернет просмотрели насчёт вакансий, три дня искали и ничего подходящего. И вдруг – удача. Тёща верещит: «Скорей поезжай, литейщик требуется». Я ведь до штамповки в литейном вкалывал. Собрался, прибыл. Заводик частный, не большой, не маленький. В заводоуправлении вместо отдела кадров, как потом выяснилось, пошёл не в ту сторону по коридору. Отсчитал нужную дверь, захожу – никого. А за второй дверью шум какой-то, крики. Не удержался, вошёл в помещение. Вижу: большой кабинет, длинный полированный стол, а под прямым углом к нему другой поменьше, и вокруг него трое – пузатый мужик в съехавшем на бок галстуке, у шторы модельной внешности деваха, и толстая тётка постарше, которая лупит мужика папкой и орёт как потерпевшая: «Я тебе покажу, кобель, я тебе покажу». А мужик оправдывается, закрываясь руками: «Зина, это не то, что ты подумала, совсем не то...»
Мы с Серёгой засмеялись, так живописно представил Лёня эту сцену.
– Я... растерялся, вижу: не вовремя, – продолжил наш знакомый, – а тётка увидала меня, оставила в покое толстого мужика и строго так, по-хозяйски спрашивает: «А вам чего надо?» Я объяснил. Она: «Таблички на дверях читайте! Третья дверь от лестницы». Не успел я выйти, кричит вослед: «Подождите». И толстяку: «Тут у меня прекрасная идея – этого мордоворота возьмёшь в секретари, а этой пигалицы – чтоб духу не было. Не будет у тебя больше на работе баб, кобель».
– Ну и ну! – не выдержал Серёга, – мордоворот! Вот так поворот! Так ведь ты не работал... секретарём-то.
– Не работал, – согласился Лёня, – и мужик тот тоже говорит, как это? А баба его отвечает, дескать, на звонки отвечать много ума не надо, сообразит. Медведей на велосипедах учат кататься. А потом своему насчёт акций и раздела предприятия пригрозила. Я так понял, невыгодно ему с ней в судах бодаться. Расспросила меня про зарплату в литейном. Мужу заявила: «А платить будешь ему вдвое против того, ясно тебе?» Конечно, мне неловко, мужики. А что делать? Кредиты висят камнем, а зарплата белая. Дома довольны. Теперь вот осваиваю новую профессию.
Лёня вздохнул и направился в парную, а я подумал: «И чего только в нашей жизни не бывает».

2 июля 2015 г.