Ты помнишь, как всё начиналось?
Конечно, помнишь... Сомнения, страх, неразбериха последних дней, уплывающие лица близких и друзей, бессонная ночь в тамбуре поезда, пересадка в Польше на самолёт - всего-то две строчки на бумаге, а для нас - тысячи бесконечных минут.
При посадке в аэропорту нас настойчиво попросили всё сдать в багаж, оставить при себе только самое необходимое.
О чём мы думали в тот момент, я не помню, но в южную ночь мы сошли, держа на руках щенка пуделя, огромный китайский термос и видик... На большее рук не хватило. Дети, пяти и девяти лет, держались за руки бабушки.
Чемоданов в багажном отделении не было. "Получите завтра" - заверили нас и выпустили в новую жизнь.
Дней пять мы жили в маленькой квартирке у приютивших нас родных, которые прожили в Израиле уже почти год. Тогда нам казалось, что это - эпоха... Они же и помогли снять квартиру, как было сказано в объявлении " с мебелью" - на единственной табуретке стоял телефон, хозяева разобрали даже встроенные шкафы.
На наш ежедневный звонок в аэропорт насчёт чемоданов мы получали неизменный, но вежливый ответ - завтра, наверное...
Когда мы покидали Минск, там ещё лежали тяжёлые серые сугробы, в Израиле нас встретил мартовский хамсин - жара и духота.
"Пуховики" мы сняли сразу же (до сих пор они лежат в полиэтиленовых мешках, в подкроватном ящике, зачем - не знаю), а вот ни лёгкой одежды, ни летней обуви у нас не было, и вообще, ничего не было...
Что значит ничего - понять трудно, попытаюсь объяснить - не было вилок-тарелок-кастрюль, не было одеял-простыней, стульев-кроватей и прочего необходимого барахла, которым обычно под завязку забит каждый жилой дом, даже поганой метлы, подмести этот дом - и той не было. А, самое главное, не было языка (100 слов, выученных до отьезда, мало помогали) и не было никакого понимания реальности...
И тут случилось чудо.
Открыв дверь на первый звонок, мы получили в дар лоток яиц, через пять минут нам вручили плед в упаковке, потом коробки с новой детской обувью и квитанцей на обмен (вдруг размер не тот или цвет не понравится), потом... мы просто не запирали дверь...
Оказывается, кто-то из соседей, узнав о нашем появлении, поднял всю улицу на на ноги.
Вечером, когда мы уже уложили детей спать, опять позвонили. На пороге стоял мужчина лет сорока, в шортах и сандалиях, державший в руках яблочный пирог.
Используя все доступные ему языки - иврит, идиш, английский, венгерский, вставляя невпопад русские слова "бабушка, комсомол, хорошо", помогая себе жестами, он, как мог, объяснял нам причину своего позднего вторжения. Оказывается, он пришёл с работы (жена была в отъезде), а дочки, узнав, что за стеной появились новые жильцы, испекли пирог, но постеснялись его отнести...
Как мы всё это поняли - для меня до сих пор загадка, а может, в тот момент, мы ничего не поняли, а просто, обжигаясь горячим чаем и слезами, слопали ту шарлотку и начали отсчёт новой жизни.
И потянулись будни, наполненые повседневными заботами, борьбой с ивритом, поисками себя в этой незнакомой действительности. Мягко сказать, непростое время - пропитанное нашим потом, с привкусом горечи ошибок и разочарований, и очень, очень медленного движения вперёд. И люди нам встречались по пути разные, некоторых даже вспоминать не хочется, но я точно знаю - нам никогда не забыть, как всё начиналось.