- Что за холера!? Что за карантин!? Кто запретил выезд!? Они в этом Болдино совсем обалдели, что ли!?... Хм... каламбурчик-с...

Прекратив возмущаться и слегка успокоившись, Александр Сергеевич присел к столу. Сдвинул - одному Богу известно откуда тут взявшиеся - щипцы и бритвенные принадлежности в сторону, обмакнул перо в чернильницу и нацарапал только что придуманный каламбур на бумаге.

- Митька, балда, вылезай из-под стола, - позвал он.
- Не вылезу! - отвечал Митька. - А то ведь опять посуду переводить будете. И ладно бы просто так били - хоть и жалко посуду-то, от батюшки вашего досталась. Так вы ж всё об меня бьёте...
- Вылезай, говорю. Иди, и няню позови. Пусть пожрать чего захватит. Хоть варёную полбу. И мигом! А не то как дам тебе щелчка по лбу... Ты смотри-ка, опять каламбурчик. Надо записать, авось пригодится.

Не поворачиваясь к Пушкину спиной и не спуская глаз с графина, к которому Александр Сергеевич уже потянулся, Митька выскользнул в двери. Отыскав няню, он свалился перед ней на колени:

- Арина Родионовна, миленькая, спасите! Барин с утра всё ворчал, потом каламбурить начал. Уж не заболел ли?

Старая няня, вскрикнув "батюшки мои!" и всплеснув руками, поспешила в спальню поэта.
Александр Сергеевич держал в руках графин с тёплой водочкой и озирался по сторонам в поисках более мелкой посуды.

- А, няня... - Пушкин с глуповатой улыбкой уставился на вошедшую. - Прилетела, голубка дряхлая моя... Няня, а давай выпьем? Где-то тут кружка завалилась...

Александр Сергеевич посмотрел под стол, согнал со стула кота, даже заглянул в стоявшую рядом гитару. Няня только укоризненно качала головой:

- Боже, Боже, бедный мой мальчик, - причитала она, беря Пушкина за руку и усаживая на стул, - в кого ты только превратился? Вот и бигуди после сна забыл снять... А как увидит тебя Жуковский, да с бигудями? А как доложат государю-императору? А как начнутся демонстрации на Сенатской, выйдут декабристы с плакатами "Ай да Пушкин, ай да сукин сын"? Ох, и наберёмся же мы стыду-позору...

Словно убаюканный няниными словами, Александр Сергеевич опустил графин с водкой на место.

- Ты же поэт, - продолжала говорить Арина Родионовна, - ты же наше всё! Тебе надо памятник себе нерукотворный воздвигать, а ты всю осень тут, в Болдино просидел. Давай, давай, бери в ручки пёрышко, бумагу... Записывай: "У лукоморья дуб зелёный..."

2012