Несколько слов о лопате Фокина

      Рассмотрев как следует лопату Фокина, я порадовался за изобретателя и отвёл инструменту почётное место в дачном сарае — рядом с шайбой Гровера и счётчиком Гейгера. Появился повод задуматься о значении персонифицированных предметов и понятий, сохранивших в себе имя их создателя или первооткрывателя — о самых разных бытовых сущностях, сопровождающих нашу жизнь и делающих её комфортной и привлекательной.
      Если кто-то не видел лопату Фокина, то она представляет собой деревянный рычаг Архимеда с хитро изогнутым крюком на манер ленты Мёбиуса в соответствии с таблицами Брадиса. Крюк выплавлен из железа, вольфрама и некоторых других элементов таблицы Менделеева. Чтобы придумать и изготовить такой крюк, мало знать теорему Пифагора; тут надо уметь головой думать, как над кубиком Рубика, и иметь чуткие пальцы, каких требует винтовка Драгунова.
      Втыкая в грядку лопату Фокина, я обратил внимание, что в грунте остаются дырки в виде точек или тире, как в азбуке Морзе, — и это повторяется из раза в раз, происходи оно хоть на земле Франца-Иосифа, хоть на островах Кука.
      Я сказал «комфортной и привлекательной»? Кажется, осталась без внимания безопасность землеройных работ. А зря. Цепь неудач при освоении лопаты Фокина началась с того, что накануне я пил коктейль Хемингуэя сперва чашкой Петри, а потом и кружкой Эсмарха. И это при самых поверхностных представлениях о полевой хирургии Пирогова, а между тем теория относительности Эйнштейна ясно указывает на несовместимость в моём случае Колумбова яйца и финтов Месхи.
      В отличие от меня даже лошадь Пржевальского сообразила бы, что опасно размахивать и тыкать во все стороны лопатой Фокина, имитируя маятник Фуко или пращу Давида. Я действовал явно вразрез с учением Дарвина, поскольку давешний синдром Корсакова на тот момент ещё не оставил меня в покое. Характер мышления у меня тяготеет в большей степени к тормозу Вестингауза, чем к ускорению Кориолиса. Взрыхляя грядки лопатой Фокина, я как-то упустил из виду систему Станиславского, а равно и пренебрёг коммунистической доктриной Маркса. В общем, понаделал кучу принципиальных ошибок: сказалась Торричеллиева пустота моих познаний о третьем законе Ньютона.
      Для исцеления нанесённых себе увечий оказалось недостаточно мази Вишневского — понадобились искусственное дыхание по Сильвестру и аппарат Илизарова, что и привело меня в институт Склифосовского, где поколение пепси как раз скандировало клятву Гиппократа.