Троллейбус
Улица именовалась проспектом. Но, конечно, никакой это не был проспект, а была обычная улица. Уложенная еще дореволюционным булыжником, брусчаткой, на протяжении нашего квартала она круто поднималась в гору, затем выравнивалась. И пол-лета и первую половину осени каждый день по ней проезжали бортовые грузовики, полные арбузов, дынь, тыкв или капусты. И каждый день подростки постарше выходили «на охоту». В те минуты, когда машина, замедляя ход, взбиралась на гору, старшие цеплялись, подвешивались к заднему борту и снимали «добычу»; после чего шли в ближайшие дворы и продавали жителям по дешевке. С нескольких машин собиралась неплохая сумма.
Чтобы снять не один, а несколько арбузов, нужна была «банда», помощники. Вот тут мы, младшая пацанва, и были задействованы.
Частенько арбузы выскальзывали из рук, падали и, разбиваясь, разлетались кусками по брусчатке. До ближайших дождей весь подъем был загажен, заляпан как свежими, так и давно высохшими пятнами. Мухи, мошки, осы тоже оказывались при деле. Дворники сметали, сгребали ошметки, но пятна оставались.
Конечно, водители знали об этом, но никогда не устраивали скандала.

Года через три, ко времени, когда и я мог бы уже цепляться за борт и быть «старшим», дорогу асфальтировали (центр города все-таки) а грузовики пустили другим маршрутом. А вскоре и вовсе мы переехали. Теперь до школы мне приходилось идти не пешком, а добираться через полгорода с пересадкой двумя троллейбусами.
Утром троллейбус набивался под завязку. На остановке проезжал дальше или останавливался ближе – чтобы хоть как-то уберечься от толпы ожидающих. Часть толпы все же бежала к нему, за ним, чтоб хоть как-то ухватиться за поручень, повиснуть в дверях, продавить стоящих на подножке «жлобов» внутрь салона. Я был быстр, сообразителен, худ и гибок, и мне почти всегда удавалось зацепиться – не вдавить, так вдавиться между висящих тел. И пусть не пришлось мне висеть на борту грузовика, зато пришлось повисеть на подножках троллейбусов.
Водители ругались, иногда останавливались где-то между остановками, выходили, чтобы хоть как-то, хоть руками закрыть двери. Но часто так и ехали – с висящими мешками, гроздьями человеческих тел.
Однажды парень, с папкой в одной руке (возможно, студент), неудачно перехватившись за поручень, свалился с подножки на дорогу прямо на ходу. Папка, бумаги – все разлетелось. Слава богу, никто на него не наехал. Троллейбус не остановился, и я, удаляясь, смотрел, как студент, неловко перевернувшись, встает на ноги, собирает бумаги...
Тогда, еще на брусчатом «проспекте», точно так же сорвался один из «старших». Грузовик, ехавший следом, резко остановился. Водитель, выскочив из машины, ругаясь и с монтировкой в руке, погнался за нами. Да куда там...
Это был единственный случай, когда водитель хоть как-то отреагировал на «грабеж».
Видно, все-таки напрягала их наша «охота».