Я не была знакома с Иветкой, когда моя бабушка перепродавала вещи, принесённые её папой. Бабушка получала целых девять рублей — пенсию по утере кормильца, и каждая копейка была помощью в нашем нехитром хозяйстве. После распродажи она покупала овощи, в особо удачные дни — курицу. В сезон — вишню или клубнику. Её усилия создавали иллюзию хорошей жизни, я никогда не чувствовала нашей бедности. Некоторые жили лучше, но постоянно жаловались на нехватку денег, а бабушкин удивительный характер создавал атмосферу спокойствия и достатка.
Раз в полгода мы готовили передачу для папы. Вместо простых сухарей, она намазывала на хлеб толстый слой масла и хорошенько зарумянивала их в духовке (с виду сухари, а на деле калорийные хлебцы). Жаль, что в леденцы нельзя было уместить никаких сытных добавок.
В школе знали, что отец сидит, но меня никто не обижал — кто-то сочувствовал, кто-то не обращал внимания. К шестидесятым полстраны уже отсидело — люди устали от «процессов» и «культа личности».
Ах, да — Ветка! Ветку я встретила на первом курсе — её чёрные кудряшки победно реяли над бесчисленными веснушками, а карие глазки доверчиво улыбались. Никакой особой красы, но характер — чистое золото! Мы подружились сразу, как это бывает только в ранней юности.
Перед летними каникулами я приметила объявление о путёвках в Болгарию:
— Ветка, смотри! Давай махнём!
Мы сразу представили себе: как поедем… как посмотрим… как накупим!
В комитете комсомола предупредили, что для поездки нужна характеристика от парторга. И мы, две беспартийные дурочки, попёрлись к парторгу. Шиш нам, а не характеристика!
Ну и ладно! Мы прихватили Веткиного ухажёра и поехали в Феодосию.
— Не грусти, там тоже Чёрное море!
С утра, как на работу, на пляж. Днём — очередь в столовку. Вечером — прогулки, танцы... Ветка танцевала старательно, она танцевала так, как выполняла домашнее задание. А я, пустосмешка, смеялась.
Как-то раз, свистнули у Ветки тапки. Она бродила по пляжу в надежде разыскать пропажу, даже в милицию обратилась — тапки у неё, видите ли, украли! Мы потом долго шутили, мол, это точно был чей-то размерчик, или чей-то фасончик, или тапки соскучились по Ветке, пошли на поиски и затерялись в песках Феодосии… Две недели солнца, моря и смеха — хорошо отдохнули.
В гости к друг дружке заходили запросто. Тогда все приходили без предупреждения, то ли телефонов было мало, то ли жизнь была проще.
Я зашла, а Иветка затеяла «Наполеон». Перед тем как раскатать, каждый корж взвешивала на весах для точной одинаковости. Я хихикнула:
— А мы никогда не взвешиваем, делим на глазок. У нас тоже вкусно получается!
Ветина мама строгая и раздражительная, не обращая на меня внимания, холодно раздавала указания. Я думала, что это она на меня сердится за то, что я не взвешиваю.
— Бабуль, Веткина мама всегда сердится. Ветка старается, а она всё равно не довольна.
— Мань, она не мама. Её мама умерла, когда Иветке пять лет было. Папа потом платья приносил, чтобы я на рынок снесла. Вторая жена низенькая, кругленькая, ей ничего не подошло. Эта женщина её вырастила, Иветка её любит.
— Ветка-то, любит, а вот она — не очень...
— По-всякому бывает... — вздохнула бабуля.

На третьем курсе Ветка вышла замуж. А потом одного за другим родила двух крупных, кудрявых пацанов.
Когда она приезжала ко мне, пацаны громко пели хором: «Что тебе снится, крейсер Аврора?..» А как только мы зазевались, выкатили из кладовой банки с вареньем и принялись на них ездить.

Ветка умерла в тридцать пять лет — рак, такой-же, как был у её матери.
Я недавно вспоминала её, когда в очередной раз прилетела в Болгарию. Жаль, Иветка не дожила... и характеристики от парторга нам не понадобились бы...