За порогом Она улыбалась редкими зубами, раскачиваясь как маятник. В подслеповатом окне появлялся то покосившийся забор, то угол сарая. Забор — сарай, забор — сарай… Она качала на руках своего малыша под дребезжание холодильника, потом под стук мухи о стекло окна, потом просто в мертвой тишине. Окоченение ещё не наступило и кроха лежала как спящая в ее больших руках. Вой, опухшие щели глаз, рев в голос, мольбы в сторону иконы в углу — она не могла пойти копать яму в земле, где оставит свое маленькое Счастье. А вдруг... Баю-бай, баа-юу бай… мычала она… Любинка моя Забор — сарай... забор - сарай...
Расставание Голые ветки сливы скребут окно.Она лежит локтями на перекрестье рамы, вглядываясь в сумрак, где, укрывая землю, светятся огнями листья клена у деревянного креста. Сквозь могильный холм она видит свою малышку, и боль разрывает сильными руками комья земли, пытаясь вернуть ее оттуда, чтобы прижать к груди. Целует, улыбаясь, пальцами ласкает стекло запотевшего окна.
Пепел с неба. Летит весь день… и падает. Серый и невесомый.
— Ангел мой, — скрюченные пальцы отпускают отражение лампады божьего угла. — Весной ещё земли надо подсыпать и посадить оранжевые ноготки.
Не проходит Где ты, мой ангел, в каких небесах летаешь? Прошёл почти год. Твой холмик затянуло травой и цветами - яркими огоньками ноготков. Время не лечит. Оно идет - и ты вместе с ним, живешь в моем настоящем. У нашей старой облепихи за окном отломилась ветка. Помнишь, мы любили вместе молчать. Повозившись, ты устраивалась рядом на диване и мы смотрели на тонкое серебро листьев облепихи на оранжевом круге солнца - словно рисунки бамбука с японских акварелей. Лохмотья белых облаков повисали, цепляясь за колючие ветки. Ладно, не облака, конечно. На исходе лета закружила белая метель - августовский ветер срывал пух семян нескошенных трав и носил их над землёй, как теплый снег. В бочке с дождевой водой птицы как прежде оставляют свои легкие перья после купания. В бледных сумерках в темной глубине воды тонет черный рисунок веток, рябью тревожа воспоминания, вздрагивая от холодных капель осеннего дождя.
Хорошо.) ------ "Забор — сарай, забор — сарай… она качала на руках своего Малыша под дребезжание холодильника, потом под стук мухи о стекло и раму окна, потом просто в мертвой тишине". Я бы "она" написала с большой буквы. Очень похоже, что здесь всё же другое предложение начинается. А "Малыша" с маленькой. Просто, чтобы читатель не вспоминал про Карлсона. Далее, почему муха бьётся о стекло, я понимаю - она не соображает, что это стекло и хочет вылететь на улицу. Но почему муха бьётся об оконную раму - я не понимаю.
Но сама первая часть очень мощная. Молодец. -------
"Она лежит локтями на перекрестье рамы..."
Не сразу поняла, как это. Она ведь стоит, а не лежит? Лежат локти... Но... В общем, звучит странно, и картинка рисуется с трудом. Я бы (но это не есть приказ!) написала что-то типа: Она стоит у окна, вжавшись локтями в белое перекрестье рамы, прислонясь лицом к стеклу, вглядывается в сумрак...
"Сквозь холм могильный" - спотыкается язык. Почему нельзя привычно поставить слова: могильный холм?
"... боль разрывает сильными руками..." - уже были (совсем недавно) большие руки. Сильные теперь напрягают. Слишком много рук. -------
"Помнишь, мы любили вместе молчать. Повозившись, ты устраивалась рядом на диване и мы смотрели на тонкое серебро листьев облепихи на оранжевом круге солнца - словно рисунки бамбука с японских акварелей".
Красивый кусочек, но... Кроху на больших руках вначале лично я восприняла, как грудного младенца. А здесь уже и ползала, и устраивалась рядом, и смотрела осознанно на серебро листьев облепихи... И ещё, не вяжется у меня первая часть с большими руками, редкими зубами, забором, сараем, мухой... и т.д. в одну цепочку с третьей частью, где серебристые листья, японская акварель с бамбуком... Там животная боль, ужас, безвыходность и убогость. Здесь - махровый налёт интеллигентности. Не соединимо, как по мне.
И вот здесь: "...В бледных сумерках в темной глубине воды тонет черный рисунок веток, рябью воды тревожа..." - "воды" два раза близко. Вторую "воду" вобщем-то можно убрать. --------
Но в целом, достаточно сильная трилогия. Хорошая работа.
Спасибо)), исправила, что смогла. До остального мозг пока не дорос. По соединению начала и конца. Когда страшная боль - ни до чего, и все рушится. Год - дает возможность подлатать хотя бы внешнее.
------
"Забор — сарай, забор — сарай… она качала на руках своего Малыша под дребезжание холодильника, потом под стук мухи о стекло и раму окна, потом просто в мертвой тишине".
Я бы "она" написала с большой буквы. Очень похоже, что здесь всё же другое предложение начинается. А "Малыша" с маленькой. Просто, чтобы читатель не вспоминал про Карлсона.
Далее, почему муха бьётся о стекло, я понимаю - она не соображает, что это стекло и хочет вылететь на улицу. Но почему муха бьётся об оконную раму - я не понимаю.
Но сама первая часть очень мощная. Молодец.
-------
"Она лежит локтями на перекрестье рамы..."
Не сразу поняла, как это. Она ведь стоит, а не лежит? Лежат локти... Но... В общем, звучит странно, и картинка рисуется с трудом.
Я бы (но это не есть приказ!) написала что-то типа:
Она стоит у окна, вжавшись локтями в белое перекрестье рамы, прислонясь лицом к стеклу, вглядывается в сумрак...
"Сквозь холм могильный" - спотыкается язык. Почему нельзя привычно поставить слова: могильный холм?
"... боль разрывает сильными руками..." - уже были (совсем недавно) большие руки. Сильные теперь напрягают. Слишком много рук.
-------
"Помнишь, мы любили вместе молчать. Повозившись, ты устраивалась рядом на диване и мы смотрели на тонкое серебро листьев облепихи на оранжевом круге солнца - словно рисунки бамбука с японских акварелей".
Красивый кусочек, но... Кроху на больших руках вначале лично я восприняла, как грудного младенца. А здесь уже и ползала, и устраивалась рядом, и смотрела осознанно на серебро листьев облепихи...
И ещё, не вяжется у меня первая часть с большими руками, редкими зубами, забором, сараем, мухой... и т.д. в одну цепочку с третьей частью, где серебристые листья, японская акварель с бамбуком...
Там животная боль, ужас, безвыходность и убогость. Здесь - махровый налёт интеллигентности.
Не соединимо, как по мне.
И вот здесь:
"...В бледных сумерках в темной глубине воды тонет черный рисунок веток, рябью воды тревожа..." - "воды" два раза близко. Вторую "воду" вобщем-то можно убрать.
--------
Но в целом, достаточно сильная трилогия.
Хорошая работа.
По соединению начала и конца. Когда страшная боль - ни до чего, и все рушится. Год - дает возможность подлатать хотя бы внешнее.
1 часть. ...и кроха лежал как спящий...
3 часть. ...ты устраивалась рядом...
------
Вначале как бы мальчик, а в конце - явно девочка.
Пока не классик, хорошо, когда есть учителя))
Ты очень нежный, Равлик:)))
Миниатюра тонкая, грустная, но светлая и красивая, как
этот самый "летний снег".
Ангел твой памятью согрет.