Хорошо тому, кто засыпает рано и спит крепко. Но проснулась я потому, что кто-то двигал мой диван.
— Какого чёрта?! Двадцать три тридцать — нормальные люди спят!
За окном гудела толпа. Соседи, на удивление быстро, высыпали из квартир и со страхом ждали, что сейчас ещё раз как тряханёт!
Бабуля без меня не вышла, она сердилась:
— Я же говорила, что этот район никуда не годится!
— Ба, это земной шарик никуда не годится!

Народ ждал — больше не трясло. Старушки делились знаниями из телевизора. Мужички с пивом, прихваченным из дому при первых подземных толчках, сидели на детской площадке.

Аркаша-длинный, проверяя вишнёвую Ладу, рассказывал всем желающим:
— Слышь, выхожу вчера, сажусь за баранку, чувствую — холодно мне. Стекло лобовое украли — гады! Ну, сказали б, я бы им на сервисе стекло нашёл, а то так и ехал по мосту с лицевым обдувом.
Аркаша — автослесарь. Это особый шик: запчасти, широкие связи, выпендрёж... Он изо всех сил пытался соответствовать самому себе — модные джинсы, походы на автородео, кооператив, еврейская жена с двумя детьми и русская любовница.

Я дружила с обоими супругами. К жене забегала покурить, потрепаться — мне нравилось её неспешное трезвое отношение к жизни. Принимая этот мир философски, она спокойно растила детей.
Он иногда подвозил меня в институт и рассказывал о своей «шикарной» жизни — кто ему поверит, если не студентка, живущая от стипендии до стипендии.
Как-то я спросила Аркашину жену, отчего они не уезжают в Израиль. А она спокойно так:
— А куда мы нашу Ларису Ивановну денем? — понимала, что от любовницы муж не уедет, тем более что Лариса Ивановна к тому времени вообще забеременела.

Взбудораженная Мальвина (Аркашина соседка) с фольгой на голове сообщала, что трясёт оттого, что инопланетяне добрались до фундамента. Раньше транслировали только с крыши, причём излучение попадало исключительно в её голову:
— Только начну посуду мыть, а они уже в мозгу! Так и гудят, так и сверлят — тут уж не до посуды!

Мальвина овдовела сразу после переезда в кооперативный блок нашей девятиэтажки. Муж её в процессе бурного новоселья решил доказать, что шагнёт с крыши прямо на свой балкон. Шагнул, но по капризу архитектурного сооружения не попал. С тех пор инопланетяне непрерывно транслировали ей гул и треск, который мешал зарабатывать деньги и заниматься домашним хозяйством. Страдала нешуточно. Её бы в психушку, но соседки жалели — она же никому не мешала. И сыну-Пашке сочувствовали. Легко ли в одиннадцать лет остаться без отца и постоянно подкармливать яичницей чокнутую мамашу (ничего другого Пашка готовить не умел).

Район новостроек и впрямь «никуда не годился». Переполненные автобусы ходили «в час по чайной ложке». Запланированный универсам никак не входил в эксплуатацию и продукты возили из центра. Поздними вечерами, стоя у окна, бабуля высматривала меня, бредущую по утоптанной дороге. От остановки до новостройки километра полтора, а вокруг ни души. Иногда чудилось, что из лесопарка наблюдают за мной алчные волчьи глаза. Прожившие всю жизнь в центре, мы тосковали в своём многоэтажном захолустье по старым соседям, друзьям, театрам и бульварам. Несмотря на то, что жизнь постепенно налаживалась, иначе как «Хандерьяловкой» мы свои выселки не называли.

Новостройки, пройдя небольшой период расцвета, удивительно быстро одряхлели.
А потом умер Аркаша… Ему и сорока не было — лопнула аневризма. Может быть, поэтому он спешил жить так, как загребает воду пловец, плывущий баттерфляем.

Мальвинин Пашка подрос и ушёл с кошачьим цирком. Соседи уважительно перешёптывались о том, что видели его по телевизору.

Аркашина жена живёт в Израиле. Я встретила её в торговом центре. Мы остановились среди шумной толпы и разговаривали, как будто не было между нами этих длинных лет другой жизни…

Вы спросите, почему именно сегодня я вспомнила о событиях давно минувших лет? Да потому что сегодня ночью, совсем в другой точке земного шарика, двигалась и раскачивалась моя кровать. Так ощущались «слабые» толчки мощного землетрясения, случившегося далекой в Турции.