Я шёл за медсестрой. Её каблуки отчётливо отбивали куплеты известной арии, но боюсь, не вспомню какой. Чёрный планшет, который она зажала левым локтем, на фоне белого халата напоминал медвежий нос.
В этой больнице правил холод.
– Вам сюда.
Медсестра приоткрыла дверь палаты. Лихорадочно щёлкая по затылку авторучки, медсестра продолжила:
– Заходите.
Зашёл.
В палате было 5 кроватей, крови не было.
Расположение кроватей напоминало плашку домино: четыре мебели касались стен, в центре комнаты стояла изящная раскладушка, на ней бойко спал Дрезден. Он лениво посмотрел на меня, отвернулся, достал из отщербленной тумбочки краски, альбом. Отложил альбом, открыл книгу, «Бойня номер пять…».

Ближе к окну, слева, на матрасе (точнее, на татами), нервно дёргаясь, застыл Хиросима. Уткнулся в подушку, вышитую серыми журавлями, не обратил никакого внимания на меня. Ниже, то есть, слева, в углу, на обычном матрасе, наполненном бамбуковыми листьями, лежал Нагасаки. Он был повежливее. Привстал, его тень на стене была менее галантной. Фотография девушки с пандой, прикреплённая двусторонним скотчем к свежим обоям, отклеилась.

Вот, кто меня поприветствовал по-братски, с южным колоритом, даже не-много привстал, Герника (кровать справа). Из-под одеяла торчала голова мёртвой лошади, абрис которой, скорее всего, напоминал быка. Под кроватью лежала рука, рука сжимала цветок. Она, рука, протянула цветок, я взял.

Я бросил вещи на кровать справа, в нижнем углу. На картонке больничного изголовья кто-то уже успел написать первую букву моего имени (неразборчивое М). Как они узнали?

Тотчас медсестра добавила дату: апрель, 2022.

За окном выпал последний снег. Белые медведи беспечно играли, ползали по осенней мёртвой листве, катались на качелях. Впрочем, возможно, это была всего лишь фантазия: какие могут быть качели в это апрельское время?