Брак их не был счастливым. Скрипка и не предполагала, что смычок окажется таким ревнивцем. Если бы в музыкальном коллективе, руководимом мужем, можно было обойтись без пальцев и подбородка, то смычок давно бы их уволил. Его подозрительный глаз часто подмечал, что во время концерта пальцы слишком ласково прикасались к скрипичной шее, слишком нежно перебирали струны, а подбородок прижимался к ней с явной страстью!
"А моя-то и рада, уж и растаяла!" – с досадой думал ревнивец и в бессильной злобе пилил скрипку, иногда грубо ударяя её по струнам. И однажды в конце выступления скрипка не выдержала и запела так грустно, так горько разрыдалась, что многие носовые платки в зрительном зале принялись вытирать хлюпающие носы.
Поздним вечером, когда супруги улеглись в свой футляр, скрипка укрылась отдельным одеялом, отвернулась и презрительно бросила через плечо прижавшемуся было к ней мужу:
– Не прикасайся ко мне. От тебя пахнет канифолью. Ненавижу.
– Никуда не денешься, – ухмыльнулся смычок, – без меня ты никто. И выброси блажь из своей деревянной головы. Кто он? Один из пальцев? Подбородок? Скрипка молча страдала.
Но как многие ослеплённые ревностью мужья, смычок не догадывался, откуда грозит настоящая опасность. Он забыл о тех пальцах, которые помогали ему исполнять виртуозные движения и пилить скрипку, а иногда сами касались струн. На среднем пальце восседал массивный серебряный перстень с печаткой... Все считали его бесполезным в работе, но терпели в коллективе, поскольку ходил слух, что перстень «оттуда»... К тому же парнем он был простым, «пальцев не загибал» и официально числился в коллективе талисманом.
Перстень тайно любил скрипку, та это чувствовала и всё чаще тайком от смычка посылала ему взгляды, полные нежности.
Разумеется, в ансамбле все об этом знали, кроме мужа, чуткое ревнивое сердце которого всё же было не на месте. Коллеги с интересом ждали: чем разрешится ситуация?
Но случилось несчастье: то ли от напряжённой работы, то ли от душевных переживаний скрипка тяжело заболела: она потеряла голос и могла только шептать.
– Без голоса я не смогу жить, – шептала скрипка, - лучше бросьте меня в камин...
Старый опытный доктор, внимательно осмотрев и выслушав больную, объявил, что голос можно вернуть, только поставив на скрипку струны из серебра самой высокой пробы.
Много струн из благородного металла приносили для скрипки, натягивали на колки, пробовали, но каждый раз придирчивый смычок не удовлетворялся звучанием: видимо низким было качество серебра. Скрипка готова была впасть в депрессию...
Тогда перстень скользнул с пальца и с тихим звоном упал на грудь скрипки – её лакированную деку.
– Ах! – вздохнула скрипка, первый раз ощутив возлюбленного совсем близко.
– Моя любовь, всё будет хорошо, – успел сказать перстень, а пальцы подняли его и унесли. Перстень пропал.
Через три дня скрипка получила прекрасные серебряные струны, отливающие матовым блеском. Смычок пробежался по ним, и скрипка запела великолепным звонким голосом. Звук был такой красоты, что на вечернем выступлении смычок, забыв ревность, был в отличном настроении: гладил и ласкал скрипку, и та отвечала самыми сложными фиоритурами, самым чистыми тоном!
Опять носовым платкам пришлось потрудиться, но теперь они утирали слёзы счастья.
После концерта за кулисами собрались коллеги, пришли многие инструменты из оркестра, и все стали наперебой поздравлять скрипку, восхищаясь её обновлённым, великолепным голосом. Даже строгая дирижёрская палочка легонько стукнула её по плечу и сказала: "Прелестно!"
А больше всех радовалось тоненькое, почти незаметное серебряное колечко надетое на мизинец. Это был влюблённый перстень, изменившийся до неузнаваемости... Он тоже крикнул "Браво!" и "Поздравляю!" Но голос колечка был совсем слабым, и скрипка его не услышала.