Пролог

Бывает, человек стоит у двери не потому, что хочет войти. А потому, что за плечами ещё не рассеялся туман прежней комнаты,
а впереди – не свет, а только возможность света.

Она – такая.

Вот и сейчас: после операции, после боли, после слов, сказанных вслух впервые, —
стоит у окна, будто у входа в дом,
который ещё не построен, но уже чувствуется в костях.

Это не возраст – это переход.
Как в старых китайских трактатах: человек не стареет, а меняет форму присутствия.
Огонь угасает – и становится землёй.
Земля трескается – и прорастает травой.
И вот – травка зеленеет в декабре.
Не по календарю.
По внутреннему течению.

Иногда самое смелое, что можно сделать —
это не открыть дверь,
а перестать придерживать её ладонью,
боясь, что ветер ворвётся.

Часть I. Миленький дождик и младенец с миллионом долларов



Она мечтает о младенчестве. Но в её мечтах это не о бессилии, а о полном,
безусловном праве на существование.
У младенца нет резюме, ипотеки, обязательств перед будущим.
Его попка – как шёлк, а слёзы – как дождик:
ни к чему не обязывают.

И тогда – вдруг – фантазия: 69 мужей, расписанных по неделям.
Не для плоти или власти, а чтобы выбор не мучил.
Чтобы даже в любви был распорядок, как в часовне:
свеча, молитва, тишина…
И никаких сомнений.

Но и тут – прозрение: а мучения-то всё равно будут.
Просто в красивой обёртке.
Она сжимается… Не от страха, а от стыда перед своей жадностью к покойному совершенству.
И осознаёт вдруг: не геройство нужно, а милосердие к себе.
Как к больному, которого наконец перестали заставлять «вставать и идти».
Она стоит.
Никуда не идёт.
Просто не падает…



Часть II. Тайцзи в тапочках и боль в большом пальце



Она стоит на кухне.
Кастрюля булькает.
И вдруг – внутренний зов: покачайся.

Нет музыки. Нет видео. Просто тело вспомнило – ритм, который разум забыл.
Она начинает: пятка-носок, вдох-выдох, вес – в левую, вес – в правую…
И в этом – вся её жизнь: попытка распределить баланс там, где баланс невозможен.
Потому что покачивание – не техника, а попытка довериться земле, даже если под ногами – линолеум.
Даже если боль в пальце – это напоминание: ты ещё здесь.
Ты ещё чувствуешь.

Она хочет, чтобы боль прошла – не как награда за старания, а как естественный исход присутствия.
Как уходит волна.
Не потому что заслужила уйти, а потому что пришло время вернуться морю.



Часть III. Зевок. Волна. Простукивание по памяти



Она лежит в кровати перед сном.
Телефон тёплый в руке.
Глаза – устали, но ум – всё ещё держит вахту.

И тогда – простукивание.
Не по инструкции.
По ощущению.
Где-то – глухо, там – звенит, как колокольчик в ветру, где-то – ничего.
И в этом «ничего» – больше правды, чем в десяти отчётах.
А потом – зевок.
Не вежливый.
Не прикрытый ладонью.
А тот – огромный, животный. Словно душа вытягивается из грудной клетки, как кошка из корзинки.
И вот – волна. Не та, что бьёт о берег. А та, что садится на плечи и шепчет:
— Ты устала не от жизни. Ты устала от того, что всё время держала её на весу.

Тело знает путь к себе.
Оно не объясняет – показывает:
потянуться – значит согласиться с собой,
зевнуть – значит открыть врата внутрь,
а лечь – значит довериться земле, даже если она – кровать в съемной квартире.



Эпилог:
Травка зеленеет в декабре

Она боится старости. Но не той, что в зеркале. А той, что в голосе:
«Ты уже не должна:
• мечтать о младенчестве.
• хотеть, чтобы боль ушла – сама, без танцев.
• стоять на кухне и качаться, как ветка ивы».

Но вот парадокс:
чем ближе к пятидесяти – тем меньше ей нужно доказывать.
Не потому, что сдалась.
А потому, что освободила место.

Как в даосском саду: камень кладут не для красоты, а чтобы видеть, как мох постепенно его обнимает. Никто не садит мох, он приходит сам, когда камень перестаёт сопротивляться влаге.
Не побеждает. Не покоряет.
Принимает.

Так и она – не борется с декабрём.
Она стоит в нём. Дышит. Смотрит, как травка – не по закону,
а по милости – зеленеет. И тогда – декабрь остаётся декабрём.
Дождик – миленьким.
Море – за окном.
А травка —
зеленеет.

Потому что не время правит ею.
А жизнь.
Та самая – непослушная, щемяще-нежная,
которая иногда падает – но чаще стоит.
И смотрит.
И ждёт – не чуда.
Тебя.

Ты – повивальная бабка собственной души.

Старость – это не когда перестаёшь мечтать.
Это когда перестаёшь мечтать вместо себя.
А молодость – она не уходит.
Просто переходит в другую форму:
из прыжка – в стояние,
из крика – в шёпот,
из «я должна» – в «а что,
если я… просто?»

Последняя нота /от автора/:

Иногда – чтобы родиться заново, не нужно возвращаться в утробу.
Достаточно: закрыть глаза, потянуться – и позволить себе перестать держать мир в руках.
И дышать —
осторожно.
Щемяще…
И – с надеждой,
как утренний свет на мокром асфальте.

Этот текст
о трогательном и мудром процессе женского перехода
через кризис тела и возраста.
В нем – попытка показать изнутри, как он:
• стучится в виде зевка,
• приходит в образе младенца с миллионом долларов,
• отказывается от должности «начальника души»,
• зеленеет в декабре – вопреки всем прогнозам.

А за окном – всё ещё дождик.
И всё ещё море.
И всё ещё – она.

1-3.12.2025