Ищенко Геннадий 2020 г
anarhoret@mail.ru

Страшный сон


Рассказ

         На улице опять прозвучали выстрелы. Михаил Борисович вздрогнул и с опаской посмотрел в окно. На противоположной стороне улицы по тротуару бежал молодой, хорошо одетый парень, за которым гналась толпа оборванцев. Кто-то опять выстрелил, и беглец упал. Его окружили и потащили к ближайшему фонарному столбу. Соседние уже были заняты повешенными, а на этом ещё осталось место. Раненый в ногу парень был ещё жив и пытался вырываться, но получил удар по голове и безвольно обвис в руках палачей. Отшатнувшись от окна, Михаил Борисович взял мобильный телефон и позвонил.
         – Ты ещё жив, Миша? – раздался из трубки голос приятеля.
         – Привет, Виктор! – поздоровался он. – Какая у вас обстановка?
         – Такая же, как и повсюду, – отозвался Хаевский. – Народишко бунтует и вешает всех, у кого сытая морда и дорогая одежда.
         – А чего это они вдруг так взбесились? – не понял Михаил Борисович. – То всё терпели, даже отмену пенсий, а сейчас эти бунты…
         – Кричат, что нечем кормить детей, – объяснил Виктор. – Сами-то давно сидят на одних макарошках, а дети – это святое. По-моему, наверху излишне перегнули палку. Нужно было дать хоть какое-то послабление. Потом всё вернули бы.
         – А почему не видно полиции? – поинтересовался он.
         – Сколько тех полицейских! К тому же говорят, что многие тоже бунтуют. Повесили своё начальство…
         – А национальная гвардия?
         – Её всю стянули к Москве. Передавали, что в столице ездят грузовики, из которых москвичам разбрасывают деньги. Там пока спокойно.
         – Есть же ещё армия. Неужели так долго ввести чрезвычайное положение? В Новочеркасске в шестьдесят втором…
         – У меня есть знакомый полковник, который сказал, что власть может не рассчитывать на армию. Хоть она вся наёмная, но родные большинства солдат сейчас на улицах. Думаешь, они будут в них стрелять? Скорее прикончат тех офицеров, которые это прикажут, и присоединятся к бузотёрам.
         – Так что же делать? – беспомощно спросил Михаил Борисович. – Семья в Швеции, а я всё откладывал отъезд. Хотелось собрать больше денег…
         – Я думаю добраться до Владислава. У него свой самолёт – это шанс свалить из этой дикой страны. Мои все в Израиле, а я здесь застрял.
          – Может, и мне с вами?.. – задумался он.
         – Давай, самолёт большой, а Влад не откажет. В крайнем случае заплатишь. Только смени прикид, а то в твоём точно повесят.
         – Где же я возьму рваньё? – растерялся Михаил Борисович.
         – Я купил у нашего дворника. За какую-то дерюгу содрал сто баксов! Но я заплатил, потому что жизнь дороже.
         Он прервал разговор и поспешил добраться до дворника, который жил на техническом этаже их дома. Потолок был низким, поэтому пришлось идти согнувшись.
         – Эй вы там! – крикну в темноту Михаил Борисович, и в ответ зажглась тусклая лампочка накаливания.
         – Господин Ривкин, – узнал его сидевший на трубах отопления старик. – Чем могу быть полезным?
         – Можете, – сказал он. – Продайте мне хоть какую-нибудь одежду!
         – Хотите бежать, – оживился дед. – Хорошее дело! Я против расправ на улицах, просто вы слишком сильно придавили народ, вот он и озверел. Судить – дело другое. Только чинуш очень много, да и судьи ничем не лучше. Поэтому, чем больше вас смоется за бугор, тем меньше будет проблем с оставшимися.
         – Одежда, – напомнил о себе Михаил Борисович. – Я дам вам за неё сто баксов!
         – Баксы не берём, – отказался дворник. – Американцы ввели новые санкции, поэтому их деньги у нас никому не нужны. Эти сволочи как-то метили все купюры, которые привозили в Россию с пятнадцатого года, а сейчас объявили их недействительными. Никто не знает, что это за метки, поэтому за баксы ничего не купишь. Да и рубли… Если турнут нынешнюю власть, деньги точно обесценятся. Давайте я обменяю свой тулуп на ваше пальто? Оно вам всё равно уже не понадобится.
         Обмен состоялся, и ободрённый Ривкин поднялся лифтом в свою квартиру. Там он открыл сейф и набил карманы вонючего тулупа долларами. Рублевой наличности было мало, потому что он предпочитал рассчитываться картой. Последними сгрёб карточки на разные счета и сунул в карман брюк. Когда Михаил Борисович вышел из дома, во дворе было безлюдно. На улице тоже не было никого, если не считать раскачивавшихся на фонарях покойников. Мусор никто не убирал, и он попадался на каждом шагу. Пока добрался до проспекта, увидел с десяток сожжённых иномарок. Надежда поймать такси не оправдалась, поймали его самого.
         – Стой, жирная рожа! – крикнул кто-то за спиной, и Ривкина схватили несколько рук.
         – Точно, чинуша, – сказал другой голос. – Мозги заплыли жиром. Напялил тулуп, а брюки и ботинки не сменил. Вешай его, ребята!
         – Я никому не делал зла! – в страхе закричал Михаил Борисович. – Отпустите, Христа ради!
         – Я объяснил бы тебе, сволочь, почему твоё благополучие построено на нашей бедности и голоде моих детей, да недосуг, – сказал ему интеллигентного вида мужчина с худым от недоедания лицом. – На фонарь его!
         – Нет! – жутко заорал Ривкин и… проснулся.
         «Надо валить отсюда! – вытирая пот со лба, думал он. – Есть Вилла в Гётеборге, квартира в Мальмё, три миллиона баксов и ещё столько же на рублёвых счетах. Это не считая машин и украшений жены. К чёрту эту службу и эту страну! Или ещё задержаться? Уж больно хлебное место. Я никому не нужен в Швеции, а семья привыкла жить на широкую ногу».