Громыхнуло где-то впереди. Витек сразу присел и направил локаторы, усыпанных конопушками ушей, в сторону звука:
- Противопехотка, - констатировал со знанием дела.
- Слышу, что не гаубица, - устало юморнул, прихрамывавший капитан.
Они бежали по зеленке почти двое суток. Вошли туда с группой разведроты N-ского мотопехотного полка, для рекогносцировки местности будущего марш-броска, и бездарно напоролись на засаду. В перестрелке, в первые же минуты, потеряли почти весь личный состав и вдвоем пробивались назад, отстреливаясь одиночными выстрелами от наседавших на пятки "духов" - экономили боекомплект. До блок-поста оставалось всего ничего, преследователи увязли в бою возле соседнего села - похоже, внутренние разборки между тейпами, и шансы у двух случайно уцелевших возросли в разы. Тем более, что у каждого осталось по последнему патрону - для себя, а вода в единственной фляге закончилась еще вчера. Капитан Иван Горелов, не услышав больше ни звука, негромко отдал приказ младшему по званию:
- Сержант, только осторожно. Глянь, что там.
Витек послушно пополз вверх по насыпи, маскируясь за каждым чахлым кустиком пожелтевшей, запыленной травы.
Горелов на минуту замер, а потом последовал за ним. Оставаться совсем одному хотелось еще меньше, чем рисковать.
Он лежал, в быстро увеличивающейся луже крови, на обочине с оторванными ногами, тяжело привалившись на вышедший из строя, в результате взрыва, АК. Раздробленный приклад, незаменимого во всех войнах мира автомата, скорбно выглядывал из-под спины. Мальчишка, а это был именно пацан лет двенадцати, заметил их почти сразу и ощерил мелкие зубы, словно крысенок.
Витек тихо присвистнул:
- Ема е... дите совсем же! Б*дь! - и, услышав сиплое дыхание Горелова, обратился каким-то бесцветным голосом: "Товарищ капитан, разрешите оказать первую медицинскую помощь?"
- Нафига, сержант? Он не жилец.
- Товарищ капитан! - в голосе всегда спокойного радиста зазвучал металл. - Разрешите оказать ребенку первую помощь!
- Да ну тебя нах, - зло сплюнул Горелов - оказывай, раз придурок. Тоже мне дите нашел! Он что тут в бирюльки игрался? У него АК, б*ять, а не пукалка из деревяшки.
- Даже если так, он ребенок. Я пошел. - И короткой перебежкой понесся к истекающему кровью пацану.
Горелов не спешил следом. Внимательно осмотрел тропу вверх и вниз, и только убедившись в том, что на звук взрыва никто не спешит, полу согнувшись подошел к мальчишке.
- Ну, что сученок, настрелялся по "гяурам"? - спросил, глядя в обжигающие ненавистью глаза. - Шок у тебя, не больно, да? Думаешь к Аллаху своему в рай попадешь теперь?
Витек Криворученко ловко затянул жгут на одном обрубке ноги и начал расстегивать ремень, чтобы стянуть второй. На капитана только раз зыркнул исподлобья и опять занялся перевязкой.
- Так чего молчишь, выкидыш? Не нравится вот так подохнуть? - Горелов чувствовал, что его несет, но остановиться уже не мог, так достала его до печенок эта война, кровь, грязь, смерть. Недолгие запои до полусмерти после очередных зачисток. Тяжелое похмелье и крики во снах чеченских баб и детей. Почему-то матерые воины, убитые в честном бою, ему снились редко. А вот бабы каждую ночь отчаянно визжали и проклинали на уже понятном языке врагов. Особенно запомнилась одна девка, в "успокоенном" выстрелом из гранотомета доме. Боевики там отстреливались до последнего, и их никак не удавалось выкурить. Пришлось выжечь. Девка лежала у самого порога, даже в смерти прикрывая ладонями огромный, словно разбухший, как у жабы, живот и смотрела обугленным лицом вверх. И так же скалила зубы, как этот звереныш.
- Долго тебе еще? - Горелов нагнулся к раненому, то ли помочь, то ли еще раз, но уже вблизи, глянуть в его черные глаза с расширенными зрачками.
Внезапно пацан выгнулся в руках Криворученко и резко вздернул грязный кулак. Последнее, что увидел Горелов была, блеснувшая в лучах заходящего солнца, чека от гранаты.
- Сучий сын! - потонуло в грохоте взрыва.
**********
- Их двое, - доложил Гавриил с безмерной усталостью.
- Знаю, - Михаил ответил коротко, сочувственно кивнув.
- Один точно наш. А вот второй... Это ведь его последняя попытка?
- Не нам решать. Отче? - мгновение растянулось надолго.
- Да, я тут.
- Гавриил спрашивает об участи второго. Там ведь последняя попытка?
- Капитан?
- Ну да, он.
- И сколько на нем?
Гавриил задумался, производя мысленный подсчет:
- Сорок восемь, если считать не рожденных детей тоже.
- Сорок восемь... - протянул голос.
- Так отдавать? - не утерпел Михаил, - сучий сын же!
- Пока он им еще не был. Вот пусть попробует. - Ответил Голос, и оба Архангела покорно кивнули.
******
- Стоять! Черт тебя побери! Стой, кому сказал! - надрывая горло орал Иван.
А в голове лихорадочно мелькали мысли: "Не успеть! Да и не задержать его так надолго..."
Петька Хомяк даже не оглянулся на предостережение. Только что они так здорово поиграли с ребятами в казаков-разбойников. Мамка отварила картохи. И сытое пузо довольно урчало.
- Мам, я воды принэсу и можно знов на пустырь?
- Аха, ток не барыся тамочки! Батя скоро придет, а в хате воды нэма. - Женщина с улыбкой наблюдала за подросшим сынишкой, бегущим к колодцу в конце огорода.
Их небольшой городишко уже несколько месяцев не сходил с экранов всего мира. И вот, наконец, появилась надежда на возвращение прошлой жизни - жизни где не стреляют, где есть работа, магазины, аптеки, школы и прочие учреждения, которые казались такими привычными, а теперь воспринимаются сродни манне небесной. Их семья отказалась эвакуироваться, решив переждать лихие часы, благо, погреб глубокий и в огороде все уродило, так что голод не угрожал. Да и муж - электрик на местном РЭУ не мог бросить все и просто оставить соседей без света. Кто если не он ремонтировал бы трансформатор и восстанавливал подачу энергии? Да, в масштабах города он мало, что мог сделать. Но чем мог, как говорится...
Мария и Степан Хомяки всегда были вне политики, им что "белые", что "красные" на одно лицо. Лишь бы жить давали. Все эти "Майданы" и прочие революции их мало интересовали, пока город не погрузился в самую пучину событий. Закрылись предприятия и организации, банки, за ними следом аптеки, школы и детсады. Большинство магазинов зияли выбитыми дверьми и пустыми полками. По улицам ходили толпы вооруженных небритых людей в мятом камуфляже. А потом началось АТО, постоянные взрывы и обстрелы, гибель знакомых. Массовый побег почти всех соседей. Начался ад. На волне агитации в самом начале Степан и Мария еще верили в грядущие перемены к лучшему, но с каждым прожитым днем все чаще вспоминали прошлую жизнь. Сытую и спокойную, особенно в сравнении с последними месяцами.
Заполошно лаял приблудный пес, которого Мария подкармливала тайком от мужа, в надежде, что когда-то большая и сильная собака отъестся и станет охранять двор ночами. Днем же, завидев хмурого Степана, пес благоразумно прятался в бурьяне на пустыре, что начинался сразу за их огородом. И только убедившись, что хозяин надолго покинул дом, несмело подходил к крыльцу, ожидая скупой подачки. Есть ему хотелось всегда.
Белая футболка сына почти скрылась с глаз матери за ветками молодой, но разложистой яблони, что склонились долу под весом плодов. "Будет из чего вареньица наварыты," - подумала Мария.
- Ты чого? Здурив чы шо? - удивилась вылетевшему пулей псу, что бросился вслед Петьке, словно на пожар.
Что-то жуткое было в этих скачках внезапно умолкнувшего зверя. "Господы! - перекрестилась женщина, - точно волчара. Хоть бы дитя нэ покусав!"
Петька по дороге, на бегу, сорвал большое яблоко и смачно хрупал, размахивая ведром. Тропинка заросла бурьяном - невиданное дело в прошлое лето да и во все предыдущие на его короткой памяти .
"Дур-р-р-рак! - глухо рыкнул Иван и понесся со всех ног за убегающим пацаном.- Куда пр-р-р-решь! Не успеть... Б*ть! Не успеть же!"
Развесистая крапива, разросшаяся вширь из-за небрежно скошенных верхушек, почти прикрывала тропинку, больно жаля ноги. Вот и колодец. Знакомый сруб с оборванной цепью, к которой теперь заново прикрепляют ведро каждый раз - иначе сопрут. Петька прибавил шагу, насвистывая привязавшуюся мелодию. За спиной, наконец, установилась тишина, приблудный пес заткнулся и только мать что-то раз выкрикнула. Но, наверно, ничего важного, раз не повторила.
Иван бежал, как никогда в жизни - большими рывками преодолевая сразу по метру. Задние, недавно кое-как зажившие ноги, перебитые во время обстрела, еще давали о себе знать и при каждом прыжке отзывались острым уколом ослепляющей боли. Бежать и орать он не мог. Мир вокруг был пропитан запахом беды. И все, чего он хотел слилось в одну мысль - успеть первым!
Петька услышал приближение собаки за миг до столкновения спиной с худым грудаком нападающего. От неожиданности он выронил ведро и откатился в сторону. Но пес, вместо того чтобы закончить начатое и впиться в беззащитное горло, перепрыгнул парня и за пару скачков достиг колодца.
Тонкая капроновая нить была почти незаметной. Тут, в самом конце огорода, у рядов деревьев до самого обеда сохранялась тень. И травы еще не до конца обсохли, потому поблескивание паутинки просто терялось в море других бликов.
"А дальше что? - Лихорадочно думал Иван, - привлечь внимание пацана? А если не поймет? Если заденет? Да и напугал я его... Нет. Теперь не поможет, да ребенок же совсем. Не поймет... Хорошо, что граната, а не к мине прицепили - радиус поражения небольшой. Не должно сильно зацепить пацана. ...Б*дь! Неужели опять?"
Петька, решив, что пес испугался больше его самого, вскочил на ноги и не отряхиваясь побежал вслед обидчику, занеся над головой ведро:
- Вот я тебе, сучий сын! Будешь знать как сзади нападаты!
Иван поднял исполосованную шрамами морду к небу и тихо завыл, обеими лапами, с размаху, наступив на растяжку.
Грохот взрыва в этот раз он не услышал.