Для конкурса "Эпиграф"



Старенький жёлтый «ЛиАЗ» дребезжал на колдобинах – пригородный автобус, вымерший в мегаполисах ещё лет двадцать назад.
На замызганном окне задней площадки виднелся стилизованный пятиугольник знака качества с надписью «СССР». За окном гулял ветер. Ветер правил миром: гонял по грунтовке ворохи жухлой листвы, по-мальчишески свистел в проводах, отчаянно трепал покосившиеся деревянные заборы частного сектора, стучал ставнями обветшалых домов, в которых доживали свой век старики.
Зазвонил телефон – назойливо, раздражённо.
– Савельев слушает, – сухо и официально.
– Николай… – настойчивый женский голос, преодолев сотни километров, вонзился в барабанную перепонку. – Перестань дурить! Завтра прилетают чехи. – Долгая пауза. – Коля… Мы взрослые люди. Давай встретимся и поговорим?
– Алла Дмитриевна... Доверенность у юриста. Принимай дела и вступай в должность.
– Ну, знаешь… – растерянно. – Не сходи с ума! Пойми, это… это всё было несерьёзно, просто увлечение! Или думаешь, я ничего не знаю о твоих романчиках на стороне?
– Знала и молчала? Ты права… Прости…
– Ты устал и нездоров, – покровительственные нотки. – Я пришлю машину. Где ты?
– В городе осени... Аля, скажи, а ты… любила?
– Савельев, ты старый идиот! – в сердцах.
Короткие телефонные гудки.

***
Октябрьск почти не изменился: уютный, провинциальный, малоэтажный, с неспешным ритмом и степенным укладом жизни. До него не добрались даже вездесущие супермаркеты – разноцветные коробки, чужеродные, режущие глаз.
Сразу пойти домой, на старую квартиру, решимости не хватало. Призраки прошлого терпеливо ждали своего часа. Подождут ещё немного. Можно было позвонить Лиде и застать её врасплох новостью о неожиданном приезде блудного брата, но хотелось побыть одному.
Ветер крепчал… Казалось, на старую площадь автовокзала слетелись ветра со всех сторон света. Они стонали и плакали, толкались и мешали друг другу, галдели и вкрадчиво нашёптывали о чём-то на разные голоса.
Сильный порыв сорвал с головы шляпу и покатил по мостовой. Плохая примета… Аля в чём-то права: не приведи Господь возвращаться в старые дома, будучи ещё в здравом уме. Такое может прийти на ум только идиоту. Или ходячему покойнику, чья душа почти досуха высосана большим городом. Говорят, что некоторые животные возвращаются умирать туда, где они родились…

***
Мальчишке было лет двенадцать. Белобрысый, немного курносый, он стоял посреди двора и глядел в небо, высоко задрав голову.
Вылитый Алёшка! В точности такой, каким рисовали его мечты и застарелая тоска. Вот только Алёшке сейчас исполнилось бы лет двадцать – двадцать пять…
Высоко над головой мальчишки величественно парил оранжевый воздушный змей с разноцветным хвостом.
– Ветрено сегодня… Алёшка! – сами собой сорвались слова, словно продолжая прерванный разговор.
– Погода мировая! – расплылся в улыбке пацан, ничуть не удивившись появлению незнакомого мужчины, продрогшего, с саквояжем в руках.
– Ты запускаешь солнце? – улыбка Алёшки была настолько заразительной, что невольно заставляла улыбаться в ответ.
– Я ловлю ветер!
– Ну и как, поймал?
– А то! – Алёшка звонко засмеялся. Колокольчики его смеха отозвались в груди так, что ёкнуло сердце. – Хочешь сам попробовать?
Катушка с натянутой леской перекочевала из рук в руки. Ладонь Алёшки была тёплой, совсем не по зябкой погоде.
С минуту воздушный змей трепыхался в бешеных воздушных потоках, потом резко дёрнулся и камнем рухнул на землю.
– Все взрослые одинаковые! – фыркнул Алёшка пренебрежительно. – Кто же так ловит ветер?
– А как… правильно?
– Нельзя лететь против ветра! – назидательно пояснил мальчуган, сматывая леску. – Иначе крушения не миновать!
– А если крушение уже произошло?..
– Ты о змее? Не боись, он у меня крепкий!
– Да так, скорее – о жизни…
– Ты летал против ветра? Зачем?
Этот простой вопрос совершенно неожиданно застал врасплох.
– Трудно сказать, Алёшка… Иногда кажется, что поступаешь правильно, разумно, живёшь с этой уверенностью почти полжизни, а потом оглядываешься назад, и… ничего уже не изменить. Только пустота и ветер…
– Почём знать? – Алёшка пожал плечами.– Осенью ветер переменчивый. И вообще, вы, взрослые, только и делаете, что жалеете себя!
– Тебе легко говорить!
– А ты вечно всё усложняешь! Не так ли? Взрослые это просто обожают!
– Вот я сейчас уши тебе надеру!
– Ага! – Алёшка монументально застыл с поднятым вверх указательным пальцем.
– Что «ага»?
– Повтори, что ты сказал! – потребовал мальчишка.
– Вот кто-то сейчас уши тебе надерёт!
– Кто надерёт? – Алёшка хитро прищурился.
– Кто, кто… Рассерженный старик Савельев, вот кто!
–Всё ясно: плох, но не безнадёжен, – поставил диагноз Алёшка. – Просто потерял сам себя. И ничего ты не старый!
– Ну, знаешь ли…
В пальто противно тренькнул телефон. На этот номер могла звонить только Аля. Пришлось, кряхтя, расстёгивать верхнюю пуговицу и лезть во внутренний карман, чтобы выключить назойливый аппарат.
– Слушай, Алёшка, а твою маму случайно не…
Но мальчишки уже и след простыл. Только оранжевый воздушный змей остался лежать в жухлой осенней траве. Ветер постепенно утихал…

***
Комната совершенно не изменилась, застыла во времени, словно в куске янтаря.
Когда-то здесь жил мальчик, шумный и непоседливый, бредивший научной фантастикой. Затем подросток, чей письменный стол был завален подборками журнала «Авиация и космонавтика». И наконец, молодой человек, мечтавший после армии о лётном училище или авиационном институте; уехавший отсюда покорять большой город.
А вернулся уже немолодой, потрёпанный жизнью торговец старыми авиационными запчастями. Ирония судьбы…
Родительская квартира напоминала музей. Но музей обжитой, без того духа тоски и запустения, который, как ни наводи порядок, всегда витает в воздухе. Удивительно, как Лиде удавалось поддерживать здесь домашнюю атмосферу. Казалось, что хозяева просто вышли ненадолго по делам и должны прийти с минуты на минуту.
Лидочка-Огонёк… Когда они виделись в последний раз? Пожалуй, лет десять назад. Лида всю жизнь потрясающе рисовала, ей пророчили большое будущее. Имея деньги и связи в администрации большого города, организовать для сестры персональную выставку не составило труда. На молодую талантливую художницу обратили благосклонное внимание, предлагали новые выставки, делали заманчивые предложения, но… Лида не захотела. После головокружительного успеха в большом городе она вернулась в родной провинциальный Октябрьск к детям и мужу, и кажется, была вполне счастлива.
Голова закружилась от нахлынувших воспоминаний. Вот в этом старом шкафу нашкодившая Лидка пряталась от праведного гнева мамы. А здесь, за огромным обеденным столом, по вечерам собиралось всё дружное семейство, а отец зачитывал вслух самые интересные заметки из свежего выпуска «Правды». Это была традиция…
Смеркалось. За окном снова поднимался ветер, раскачивая облетевшие скелеты берёз.
Возле этого самого окна, на краешке подоконника, юный Савельев когда-то старательно вывел красным химическим карандашом: «Коля + Надя = Алёшка».
Надпись обнаружила мама и долго стирала её мокрой тряпкой, ворча о падении нравов современной молодёжи, у которой на уме одни глупости. Она всегда ревновала сына к другим женщинам, даже к бабушке.
В тот раз всё закончилось первым серьёзным скандалом, положившему начало разладу в отношениях между матерью и сыном. Если бы время повернуть вспять…
Взгляд остановился на белой шершавой поверхности подоконника. «Коля + Надя = Алёшка» – надпись, выполненная красным химическим карандашом, казалась совсем свежей. Колени подогнулись, так, что пришлось схватиться за стенку.
Ветер за окном набирал силу…

***
Никак не удавалось заснуть. Сквозь мутную пелену дрёмы на поверхность воспалённого мозга всплывали полузабытые картинки из прошлой жизни…
…Наступили смутные и тревожные времена. Найти перспективную работу стало почти невозможно, предприятия закрывались одно за другим. Рассчитывать на заработок можно было только в больших городах.
Во время прощания на автовокзале Надю терзали дурные предчувствия.
Долгие слова, долгий поцелуй на прощание… Каждого ждал свой большой город. Тогда казалось, так больше шансов зацепиться на месте и найти работу, чтобы потом снова встретиться и никогда уже не расставаться.
Там же, на автовокзале, состоялся символический ритуал обмена обручальными кольцами, словно они могли уберечь любовь и послужить порукой будущей встрече через месяц. Месяц – это такой пустяк, когда впереди целая жизнь…
Два жёлтых автобуса, деловито пофыркивая моторами, тронулись почти одновременно, в разные стороны.
В тот день тоже был сильный ветер. А через две недели обручальное кольцо пришлось заложить в ломбард, чтобы не умереть от голода…
***
Утро принесло облегчение. Темнота отступила, а скелеты послушно попрятались по шкафам. Главное – нашлось простое и логичное объяснение таинственному появлению надписи на подоконнике.
Лида обладала уникальной фотографической памятью, и если уж она превратила старую квартиру в семейный музей, то мимо той знаковой истории точно не могла пройти. Конечно, ей тогда было всего лет десять, но Лида и в неполные шесть научилась виртуозно подделывать подписи и почерки учителей в школьном дневнике лоботряса Савельева. В награду её всегда ждала сладкая взятка – кулёк нежно любимых ирисок «Кис-Кис».
Разумеется, она вовсе не собиралась устраивать мистификацию с этой злосчастной надписью. Вот только непутёвый братец даже не удосужился сообщить о своём приезде.
Захотелось немедленно позвонить Лиде, встретиться с ней, обнять и поговорить обо всём на свете.
Телефон довольно запиликал, включаясь. Чтобы не искать очки, пришлось поднести аппарат к лицу.
Трубка выскользнула из ослабевших пальцев и обиженно звенькнула о кухонный кафель. На правой руке поблёскивало обручальное кольцо. Совсем новенькое, оно накрепко вросло в безымянный палец так, словно украшало его долгие годы. Наверное, так и начинают сходить с ума…

***
С мамой примирила только смерть, когда стало уже неважно, что это было тогда: ревность или обычные женские сплетни.
Надя уехала из Октябрьска обратно в большой город, не дождавшись возвращения жениха всего два дня, не оставив никаких весточек. Что внушали ей завистницы и кликуши, о чём злословили? Не о том ли, о чём потом судачила мама, в ярких красках расписывая сыну модные заграничные наряды Нади, её крутых ухажёров? «Будто подменили девку! По рукам пошла!» – всплёскивала она руками, изображая возмущение и негодование…
…Годы спустя, когда начал наконец думать собственной головой, искать Надю, то объясняться было уже не с кем: большие города питаются душами приезжих, а потом выбрасывают опустошённые тела на обочину жизни с балконов расцвеченных неоном высоток…

***
Должно было быть что-то ещё: послание из прошлого, которое так и не дошло до адресата, но так часто вставало перед мысленным взором в минуты тоски и меланхолии…
Интуиция безошибочно повела к старому секретеру, в котором с незапамятных времён хранились семейные архивы.
На пол посыпались перетянутые бечёвкой стопки квартирных квитанций, ветхие фотоальбомы, пожелтевшие письма… Одно письмо, запечатанное в обыкновенный конверт с видом на московский главпочтамт, выглядело так, как будто его положили в секретер не четверть (без малого) века назад, а только вчера.

«Милый мой Коленька!
Я не верю ни единому слову из того, что о тебе говорят.
Просто я хочу, чтобы ты знал: я всегда любила и буду любить только тебя! Слышишь! Только тебя!
Я чувствую, что скоро может случиться что-то плохое, но всё это глупости. Знаю, что ты меня тоже по-прежнему любишь, и скоро мы навсегда будем вместе!
Я нашла в большом городе жильё и работу. Деньги небольшие, но мы как-нибудь справимся. Как только вернёшься в Октябрьск, пожалуйста, позвони! Я не могу без тебя больше!»
Адрес и телефон.

***
«Набранный вами номер не существует, номер не существует, номер…» – монотонно повторял женский голос.
Чудес не бывает. И Нади тоже… не существует уже двадцать лет. Безумие, просто надвигается безумие, вот и всё… Взгляд остановился на оранжевом воздушном змее, который вчера, а может, жизнь тому назад, Алёшка оставил лежать на пожухлой осенней траве. Забыл? Или…

…Пустырь начинался за дворами. Шквальные порывы сбивали с ног, и казалось, что если каким-то чудом змей взлетит, ураган тотчас порвёт его на мелки клочья и унесёт за серый горизонт осеннего неба.
Змей почти сразу уверенно встал на крыло и замер над головой, едва покачиваясь в бурном воздушном потоке. Сначала медленно, а затем всё быстрее катушка начала раскручиваться в руках. Ощущение полёта постепенно захватывало. Тонкая неразрывная нить протянулась между воздушным змеем и человеком, стоявшим далеко внизу.
В кармане заиграл телефон: тревожно, завораживающе.
Пришлось отпускать леску, крепко сжимая катушку одной рукой.
– Вы мне звонили? – пауза длиной в целую вечность. – Это… ты?
– Надя… Наденька…
Резкий порыв ветра вырвал из руки катушку. Оранжевый воздушный змей, отчаянно кружась в потоке, ринулся в неизвестность, унося на себе одинокого пассажира – искалеченную человеческую душу…

***
Старенький жёлтый «ЛиАЗ» дребезжал на колдобинах.
Я почувствовал, как кто-то игриво пихнул меня в бок:
– Эй, лётчик, очнись! Почти прилетели!
Рядом, на обтянутом дерматином автобусном диванчике, сидела Надя – немного повзрослевшая и удивительно красивая…
Мой взгляд остановился на эмблеме октябрьского аэроклуба, нашитой на рукав собственной фирменной куртки.
– Коля, да что случилось? Ты просто сам не свой!
– Знаешь… Я вдруг на минуту представил… Помнишь, как мы прощались тогда, на автовокзале? А что, если бы мы… всё-таки разъехались по большим городам? Если бы потеряли друг друга?
Надя вздрогнула и крепко прижалась к моему плечу.
– Ну зачем об этом думать? Мы ведь всё-таки не уехали! Я и не знала, что ты умеешь так быстро бегать за автобусами!
– А если… если бы я тебя не догнал?
– Какой же ты у меня дурачок! – Надя понарошку нахмурилась. – Да я уже ругалась с шофёром и требовала остановиться, когда пассажиры загалдели о каком-то ненормальном, который бежит по дороге, кричит что-то и размахивает руками!
– Я… я всё равно бы тебя догнал! Веришь?
– Верю! – ответила Надя совершенно серьёзно. – Иначе бы ты не был самим собой!
«ЛиАЗик» дёрнулся и затормозил. Двери с шипением отворились, выпуская пассажиров.
На автобусной остановке встречал Алёшка. Он держал в руках оранжевого воздушного змея с разноцветным хвостом и улыбался…