- Не понял? За что предупреждение? Какое предупреждение? Вы хоть скажите что да как.
- Вот этим,- парень махнул на меня,- не занимаются, когда приличные люди сидят за столом.
- Это вот эти – приличные люди? Вот это отребье, бомжи и алкашье?
- Толстый. Это второе предупреждение. Вообще здесь за такое сразу бьют. Но ты новый, правил не знаешь. Поэтому тебя предупреждают. Еще что нарушишь – получишь по шее.
Парень поковылял к столу. Собирать кружки к бригадиру, что бы налил по второй. Я осмотрелся. В стену вбит гвоздь, а на нем обрывки старых газет. Ага, понятно, это вместо рулона бумаги.
Подъехал к раковине помыть руки, чем очень удивил всех присутствующих. Некоторые загалдели, другие заржали. Парень ковыляя пошел ко мне. Я думал, что уже новое предупреждение, а он, нет. Подал мне полотенце, которым я вытирал лицо. Я вытер руки и покатил к столу. Схватил пару огурцов и помидорину. Ко мне доковылял парень и подал полную кружку самогона.
- Ого. Куда мне столько?
- Все уже по второй выпили,- сказал инвалид,- ты пропустил. Пей, иначе получишь третье предупреждение, а за это сразу удар. Это будет похлеще чем я тебя бил на дороге.
- Витек, дай хоть съем чего – то. Мы же с тобой весь день на дороге. Кроме сыворотки ни крошки не получили. Я выпью, все выпью, но дай пожрать то.
- Ладно. Ешь. Снимаю одно предупреждение. За то что ты новенький, но запомни, здесь свои правила и их надо выполнять. Ешь, пей и работай. Кормежку надо отрабатывать.
- Хороша кормежка. Хоть бы сала кусок. Одни овощи на столе.
- Плохо работаешь, мало ешь.
- А ты, Витек, сам слышал, что мы сегодня хорошо отработали. Ну и где премия?
- Откуда ты мое имя знаешь?
- Так в гараже, те двое, тебя так называли.
- Ладно. Умный значит. Скажи, что тебе лучше, снять с тебя предупреждение или дать кусок сала?
- Конечно же сала. Хрен с тем предупреждением.
- Толстяк, он и в Африке толстяк. Ни о чем человек не думает, кроме своего желудка.
Тут Виктор достал из кармана кулек и нож. Развернул сверток и отрезал приличный кусок соленого сала. Сало положил на стол, передо мной, а остальное завернул и убрал в карман.
- А порезать, так что б на всех.
- На всех нельзя. Кто не заработал, тот не ест.
- Я сам, есть, не буду. Дай нож я сам разрежу. Мой кусок, что хочу с ним, то и делаю.
- Здесь свои порядки. Заработал, ешь, мало заработал – получи по шее и сиди голодный. Тебе сегодня повезло. Значит ешь.
- Не буду. Забирай свое сало.
- Заберу. Раз не ешь, то снимаю с тебя предупреждение.
- Не, подожди Витек. Ща, глоточек сделаю.
Я сделал большой глоток самогона и выдал ему такую тираду мата в лицо, что он, да и все остальные рты пооткрывали, пока я его материл. Когда закончил, выпил остатки из кружки.
- Да, толстый. За такое тебе полагается не одно, а пара предупреждений, но так как ты меня удивил, а всех повеселил, я, с барского плеча, тебя прощаю. Семен, дай его кружку. Налью ему премию.
Проснулся утром. А может и не утром. Ну, в общем, на дороге. Безногий опять катает меня вдоль машин, стоящих на светофоре. Подают хорошо. Мы составляем прекрасный тандем.
Парень без двух ног, на открытых протезах, возит в коляске такого же, без ноги и без протеза. Я понимаю людей, глядя на таких солдат, а мы ведь в форме, становится жалко и рука сама тянется помочь хоть чем то.
К обеду Витек отвез меня на обочину, под дерево. Хоть ненадолго с этого солнцепека. Привезли и дали нам по три больших стаканчика йогурта. Сначала думал, ну ничего себе щедрость, а потом оказалось что они просрочены. Где то со свалки везут. Не обо…., не обделаться бы, до возвращения в наш гадюшник.
До вечера вроде ничего не происходило. Говорить не хотелось. Сильно болела голова. Только сказал:
- Ты Витек, прежде чем меня бить, своим шокером. Ты бы мне правила рассказал. А то сразу предупреждение вешаешь, убить грозишься.
- Правила просты. Работай и будь всем доволен. Много заработал – премия. Мало получил – сиди в своем кресле в углу, голодный.
- Ну, я вроде не видел, что бы кто – то голодал.
- Сейчас лето, людей много, а вот зимой и холодно и голодно. Кстати. У нас все по честному. Заработал ты вчера кусок сала. Можешь забирать его, когда захочешь. Вдруг у тебя наступят тяжелые времена. А вот делить нельзя. С тобой ни кто делится, не будет. Всем наплевать на тебя. И тебе должно быть плевать на всех. Вот такие правила. Ничего сложного. Нет, вот, есть еще одно. Не трогать, и даже не смотреть на Симку. За нее я сам всех убью.
Больше я с ним не говорил. Не хотелось получать удары током, да и что с придурком общаться.
Вечером, когда приехали, я заметил, что мою ногу уже не привязывают к коляске. Это хорошо, уже немного доверяют. Надо главное не подавать виду.
Выработал свою тактику. Не хотелось спиваться как все они. Вылить самогон не представлялось возможным. Так я стал быстрее всех заезжать и сразу к столу. Много ел, а делал вид, что сильно пьян уже после первых глотков. Среди наших бомжей даже шутки про меня появились.
- О, мы только идем, а толстый уже жрет.
- Пусть хоть война, а толстого от стола не отгонишь.
- Толстый, а слабый, с полстакана на пол падает.
- Тебя не толстый надо звать, а сто грамм и в отключке.
Мне все это на руку было. Слабый, хилый, обжора. Главное ко мне привыкли и не обращают особого внимания. В туалет я просыпался часа в четыре утра. Все спят. Катил к унитазу, потом к раковине. Брили то нас, раз в неделю, а вот мыться никто не желал. Вода холодная. Мне же не привыкать. Скидывал куртку и обмывался до пояса.
Свет в комнате не выключался никогда. Поэтому я рассмотрел и три тюфяка, на которых спали лежа. В основном, большая часть, спали сидя в коляске или прислонившись к стене. И только трое как люди. Под окном спал Виктор. Его протезы лежали рядом. А вот кто спал на двух других не видно. Подходить не хотел. Зачем что б все знали, что я рано встаю. Когда все просыпались, и пора было ехать, я делал вид, что только открыл глаза.
Прошла где – то неделя, а может больше. Меня на дороге оставляли одного. Под деревом, как охранник стоял, или сидел Семен. Молодой парень в военной форме. Но он мне не нравился. Какой-то он смазливый. Ходит как баба, бедрами виляет. Не люблю таких.
Езжу это я так на своей коляске между машин. Кепочку всем подставляю. Бумажки что подают, сразу по карманам распихиваю. Мелочь в банку из под кофе. И тут подъезжает мерс крутой. Ну, думаю, подрулю. Может, перепадет чего. А смотрю за рулем Леха. Мой друган. Вместе росли, по девчонкам бегали. Он с соседней улицы. Как увидел я его. Давай к нему.
- Леха. Брат. Спасай. Меня тут цыгане в рабство взяли. Просить для них заставляют.
А он так глянул на меня. Руку сдвинул, кнопочку нажал. Стекло и закрылось.
- Леха. Не бросай. Ты хоть матушке скажи или сестре, брату.
Он даже не смотрит.
- Леха. Брат. Ну не бросай.
Зажрался мой друг Леха. Нос сука воротит. Тут зеленый свет дали. И укатил мой друг Леха на своей крутой точиле. Вот так друзья и проверяются в беде и радости. Позолотила судьба руку друга и ни кто уже не нужен. А парень мне под деревом шокером машет. Все. Решился я. Устрою побег. Есть пара вариантов. Бывают на перекрестке менты останавливаются. Можно к ним подкатить. А можно просто за машину уцепиться и уехать. Пока мой охранник раздуплится, я уже далеко буду. Потом отцеплюсь и укачу дворами. Документы у меня есть, значит не бомж. Менты обязаны будут мне помочь. Как инвалиду и как солдату. А можно и в военкомат проехать. Там точно меня ищут.
Сказано, сделано. Стал себе в карманах оставлять по сухарю. Если побег удастся, что бы было что перекусить. Пью мало, ем много. Утром, когда просыпаюсь, делаю мини зарядку. Отжимаюсь от пола или кручу здоровой ногой велосипед. Приседаю. В общем, готовлюсь, пока весь местный сброд спит в отключке.
Тут как то сплю и вижу сон. Голая девушка стоит посреди комнаты. Смотрит по сторонам. Подошла ко мне. Погладила мои волосы. Отошла к умывальнику и стала умываться и обмываться.
Сон. То, что вижу, это явно сон, но то что меня гладили по голове, это то я чувствовал. Так это Симка. Та призрачная Симка, о которой говорил инвалид Витя. Может и он видел этот призрак. Как она прекрасна. Свет из комнаты немного попадал в нишу с раковиной. Освещая вид на ноги, бедра, попу, спину и голову. Какое прекрасное тело. Прическа. Эти стриженые волосы мне что то или кого-то напомнили. Но кого? Девушка на секунду замерла, словно почувствовав прикосновение моего взгляда, но сразу продолжила свое дело. Потом долго вытиралась полотенцем. Вышла из ниши одной и прошла в другую. Я сильно зажмурился, пытаясь сохранить в памяти эти прекрасные черты.
Я не хочу ничего не видеть и не слышать. Это мой идеал. Мой идол. Я молиться буду всю жизнь на эту картину. Никакая Монна Лиза не сравниться с этим видением обнаженной женщины в полумраке темной ниши.
Я открыл глаза.
Два коротких, почти до колен протеза. Так вот почему она так переваливается при ходьбе. Она очень похожа на… Нет. Ноги, бедра, грудь. Все при ней. Лицо. Да это же наш Семен. Мой охранник. Или теперь охранница. Вот почему мне казалось, что Семен ходит как женщина. Он и был женщиной. Он – она, подошла ко мне.
- Я почувствовала, что ты на меня смотришь. Ты что, никогда не видел обнаженную женщину? Ну, посмотри. Я не привидение. Можешь потрогать. Я давно заметила, что ты филонишь и не пьешь как все. К побегу готовишься. И сухари у тебя в кармане. Я замечаю. Ты убежишь, а как же я? Как другие?
Она говорила, а я смотрел. Первый раз в жизни я видел женскую грудь, да и все остальное вот так, в живую, да еще и так близко. Я смотрел, а мне так хотелось потрогать, погладить, прильнуть и прижаться всем телом. Побег. О каком побеге она говорит. Разве смогу я хоть когда – то бросить ее здесь, на съедение этим волкам. Мы убежим вместе. Она еще что – то говорит. Уходит. Я тяну руки за ней.
- Ты я вижу, так ошарашен моим видом, что не можешь ни о чем думать. Я оденусь. Тише. Не разбуди никого.
Она отошла. Прямо на голое тело одела рубашку. Теперь, глядя на нее я буду ощущать эту грудь под тонкой тканью.
Тонкий, кружевной треугольничек, и сверху эти грубые солдатские брюки. Ремень. Застегивается и идет ко мне.
- Толстяк не красиво, как хоть тебя зовут скажи.
- Виталик.
- Ви-та-лик. Красивое имя. А меня Симона. Для друзей просто Симка. Виталя, Виталька, Виталечка. Просклоняла она мое имя.
- Только, для всех мы с тобой остались Семен и толстяк. Тут мало кто знает, что я женщина. А ты мне очень понравился. Ты сильный. Я видела, как ты зарядку делаешь. Прошу тебя, не бросай меня здесь, с ними. Я не выдержу, умру. Тут раньше трое ребят были. Они тоже готовили побег. Витька их выследил и сдал хозяевам. Всех троих вывезли, и никто не знает где они. Убили, наверное. Потому что их здесь долго мучили и избивали ногами. Как урок для всех остальных. Меня Витька не сдал, потому что влюблен в меня. Я вижу и чувствую. Раньше он возле Полины спал. Ну, та, что здесь готовит и убирает, когда мы работаем. Она старая проститутка. Ей некуда идти. Вот и живет здесь. Бывает, что ее используют по назначению, но редко. Так она только кухарка. Все хватит говорить. Спи. Сейчас все начнут просыпаться, а тебе еще в туалет. Я пошла на свой диван.
Она поцеловала меня прямо в губы и ушла. Сон кончился. Пора просыпаться.
Весь день я был сам не свой. Пару раз чуть под машину не попал и был отматюкован проезжающими водителями. А Симона, в роли парнишки, в военной форме, грозила мне шокером из под дерева.
В голове возникали версии и видения различных ужасов, которые привели эту девочку к потере обеих ступней. Какой же ужас и боль сопровождал эту травму и утрату.
Мне чудился и ужасный обстрел и она, беспомощная в платьице, под бомбежкой с оторванными ногами. Или террористы, издевающиеся над оглушенным и обездвиженным телом.
Вот и обед. Нам привезли отварной картофель, и кислую капусту. Как она уже надоела. Беру хлеб и картофель не спеша. Что бы хоть случайно дотронуться до ее руки.
И вот. А она свою тоже не убирает. Боковым зрением вижу, что она старается смотреть на дорогу. Я тихонько погладил ее пальцы. Она взяла картофелину и стала ее чистить, наклонив голову. А сама из подлобья смотрела на меня. Я тоже опустил голову и смотрел на нее. Но долго такая игра не могла продолжаться.
- Если ты соберешь мало денег, то завтра с тобой поедет Виктор.
Это меня подхлестнуло, и я стал метаться между машинами, что бы собрать необходимую сумму. Конечно, утро было упущено. Все же удалось собрать приличную сумму. После работы, я летал на своей коляске. Туалет, умывальник, стол, огурцы, кружка. Выпил и поехал к стенке, где обычно сплю. Наверное, не рассчитал. Стали удивляться:
- Толстяк, ты чего не жрешь? Метеорит на голову упадет, раз толстяк не жрет и не пьет.
Про голову мне понравилось, и я сослался на сильную головную боль. Встал на обычное свое место и устроился спать. Но сон не шел. Так сидел в полудреме. Слышал и чувствовал, как ко мне подходили и тормошили, но не реагировал. И лень, и не охота. Даже не понял сам, когда отключился. Проснулся, только когда утром все загалдели, перед самым выездом. Еле успел в туалет заскочить. Да и то, уже звали из машины.
Сегодня я первый день был один. Ни тебе Витьки безногого. Ни Симоны любимой. Вот самый лучший случай для побега. Даже милицейский уазик стоял на моем светофоре, но я не мог. Не хотел и не стал предавать ту, которую так неожиданно и беззаветно полюбил.
Я работал как обычно, не рвался вперед, но и не спал. Немного скучновато, а так. Хотя, наверно, был растерян. Все же первый раз сам. Даже не заметил, что мне привезли обед. Обратил внимание только когда заметил собаку под нашим деревом.
Прикатил, и наверное вовремя. Собака уже нос совала в мой обед. Отогнал ее и устроился перекусить. А эта сучка сидит и смотрит на меня голодными глазами.
- И чего сидим? Кого ждем? Ты что, не видишь, что это мой обед, а не твой. Мне тут и самому мало. У меня кличка знаешь какая,- толстый. А штаны уже спадают. А тебя как зовут. Хм. Гав – это имя или фамилия? Ага, понял. Гав – это имя. Гав, гав – фамилия. И что, ты хочешь, что б я поделился? Ладно. Один тебе выделю. Э-э! Стой. Не носи ни куда. Стой. Вот вижу у тебя вымя, нет вымя у коровы, как же назвать? Не помню. Ну, в общем соски оттянуты. Значит кутята. И нести этот, один маленький йогурт ты хочешь им. Так вот что я тебе скажу. Съешь его сама и твой организм из него сделает для них много еды. А так одного на всех не хватит. Вот. Умная собака. Давай помогу открыть. Не рычи, я помогу. Да не заберу я. Уже ведь подарил, а подарки не возвращаются. Вот молодец. Давай еще пару крошек хлеба, для сытости. Вот молодец, понятливая. Лучше некоторых людей. Ну вот, я поел. Можешь и мои коробочки облизать, у тебя язык длиннее моего. До дна достанет. Все, беги кормить, а я на работу. Эх, жизнь собачья, а вот у тебя человечья. Забота о детях. А на кого работаю я? Грустно. Лучше об этом не думать. Дальше все как обычно. Только ночью я опять видел Симону. Она может, и вчера была, но я спал.
Я сидел и наблюдал из-за прикрытых век, как она моется. Эти изгибы тела. Плавные и нежные движения. Как же ей, бедной, должно быть неприятно. Вода в кране ледяная. Когда сам обмываюсь, аж вздрагиваю. А она это делает так, будто где то в теплой бане. Хотя конечно очень приятно, когда с тела смываешь всю грязь и пот. Мы же работаем на дороге. Сотни машин. Копоть и пыль. Вечером, когда умываюсь, то даже в нашей черной раковине видна текущая грязная вода.
- А я тебя видела. Ты с собакой под деревом разговаривал. Я ревную. Со мной ты не такой решительный и разговорчивый. Йогурт ей подарил.
Я наверное придремал. Когда открыл глаза, Симона, в ночной рубашке, как у мамы, стояла рядом. Она гладила меня по голове. Потом сделала шаг и присела мне на колено. Ее тело горело. После холодного душа и обтираний всегда так. А может у нее не от этого, такое прерывистое дыхание? Левой рукой ухватил ее за талию и прижал к себе. Она прильнула. Впился губами в ее плечо. Перед глазами шейка, ушко, взгляд скользнул ниже, за ворот рубашки. Уперся в грудь, я смутился и поднял взгляд выше. Но Симона прижала туда, где я постеснялся остановить свои глаза. Я замер, упиваясь этим наслаждением. Минута, другая. И тут решился поцеловать ее шею. Выше, еще выше. Симона повернула голову и мы слились в едином поцелуе. И пусть весь мир подождет. Этот миг – была вечность. Теперь хоть убейте. Она моя. Я это чувствую и понимаю. Куда мне бежать без нее. Ни за что.
Симона вроде как прочитала мои мысли. Отклонила мою голову руками и жарко зашептала:
Ты, наверное, не поймешь, Виталечка. Но со мной такое впервые. Были у меня мужчины, многое было в жизни и плохое и хорошее, но что бы вот так, умирать из-за мужика, если его, хоть минуту не видишь, такого у меня никогда не было. Вот только теперь я понимаю, ради чего стоило жить. Даже не жить, а мучиться и страдать. Это я раньше думала, что танцы, друзья, компашки и бары, вот она жизнь. Потом машины, покатушки, авария, больница. Все друзья отвернулись. Кому калека, инвалид нужна. Нашлись добрые люди, помогли. Купили протезы. Я ведь раньше смазливая была. Красотка. Длинные ноги, волнистые волосы ниже плеч. Это здесь уже вшей подхватила и на лысо. Каждый под юбку старался залезть, вот и хожу в форме. Это вот ты, как джентельмен себя ведешь. Тогда голой видел, и ничего. Сегодня вот сидим, а ты себе ничего не позволяешь. Любишь. Я это чувствую. Вот твою руку к груди приложила, а ты сердце слушаешь. Как оно там бьется. Как воробышек летает по сараю, и вырваться хочет к тебе в руки. Всю себя тебе отдаю. Бери. И ничего. А это верная примета. Значит любишь. Так вот и я тебя никому не отдам. Всю жизнь вместе будем. Я тебе еще деток нарожаю. Ты главное не волнуйся. Я умная. Придумаю, как нам отсюда сбежать. Оказалось все не так просто. Сначала думали, что стоять будем вместе, остановим милицию или там, прямо на дороге устроим котовасию, нас в отделение заберут, а там уже как Бог даст. Но оказалось, что у наших хозяев есть осведомители. Да и сами они очень часто проезжают и контролируют, кто и как работает. Вот мы вчера раз пять мимо тебя проезжали, а ты нас не видел.