1. Наконец-то всё закончилось – бесконечная бумажная волокита, суд, разбитая дорога из города, кабинет директора. Саша стоял перед строем воспитанников специализированной общеобразовательной школы закрытого типа (в просторечии – «короедка»), и десятки пар любопытных мальчишеских глаз смотрели на него внимательно, изучающе. – Александр Фёдоров, наш новый воспитанник, – представил парня директор, – прошу любить и жаловать.
После общешкольной линейки кладовщица повела новенького в одно из спальных помещений, чтобы выдать ему постельное бельё и показать свободную койку. Любопытные пацаны потянулись следом за ними в палату, представлявшую собой просторную комнату, в которой стояли с десяток кроватей в два ряда, столько же тумбочек и пара больших столов с письменными принадлежностями. Центральная часть помещения оставалась свободной и использовалась для утренних и вечерних построений «короедов», как упорно называл школьников дежурный по режиму дядя Миша, работавший некогда в настоящей взрослой зоне охранником.
Для сна и отдыха ребят разбили на команды (наименование, специально введённое вместо тюремно-лагерного отряда) – старшую, среднюю и младшую, а по знаниям – на классы. Поэтому за одной партой иногда сидели недоучившийся детина-переросток и «шпингалет» из малышовской команды. Классы же получились разные – от пяти до пятнадцати человек. Но учёба была, в основном, до обеда. А после построения во второй половине дня воспитанники обычно занимались в кружках по интересам, в школьной мастерской или в спортивных секциях. За посещаемостью уроков строго следили учителя. Однако после обеда считалось допустимым немного пофилонить – пропустить занятие-другое. Вот и сейчас у младшей команды появилась для этого уважительная причина – знакомство с новеньким.
– Пацаны! А надо бы его прописать! – вполголоса констатировал рыжий Васька, как только захлопнулась дверь за покинувшей помещение женщиной из персонала. И, не откладывая в долгий ящик, здоровяк подошёл к несколько оробевшему Александру и сказал, глядя на него своими невинными голубыми глазами: – Мы с тобой друзья до гроба. За одно или за оба? Санёк, хоть и слышал о подобных забавах, именно этого прикола не знал. А потому, немного помявшись, ответил спокойно и вполне серьёзно: – Ладно, уговорил. Будем с тобой заодно, подружимся.
Васька чуть не подпрыгнул от восторга, услышав такой ответ, но сдержался. Ребята, понимая, что сейчас будет весело, сгрудились у койки новенького. А заводила продолжал, глядя на испытуемого сияющим невинным взором: – За одно, говоришь?! А за какое? За правое или за левое? - Ну, давай за правое. Так вернее будет, - неуверенно и обречённо, не понимая, в чём здесь подвох, произнёс новенький. Палата взорвалась восторженным криком и хохотом. – Ничего не поделаешь, сам выбрал, – с деланной грустью произнёс испытатель. Однако глаза его блестели от предвкушения грядущей победы. И уже без всяких церемоний Васька крепко схватил несчастного за правое ухо и принялся, что было силы, трясти его так, что тот заорал от боли, попытался вырваться и дать обидчику сдачи. Но рыжий плут был готов к этому – отпустил покрасневшее от экзекуции ухо, увернулся и отскочил в сторону.
– Ещё, ещё, – требовали продолжения разошедшиеся пацаны. И сцена эта чем-то напоминала бои гладиаторов в Древнем Риме, когда жаждущие крови зрители плотоядно опускали вниз, к земле свои смертоносные для поверженного, но ещё живого поединщика большие пальцы. – Пусть в телескоп позырит, во будет умора! Эту забаву Саша знал. Новичку надевали на голову пиджак, расправляли рукав перед глазами и заставляли называть предметы, которые показывали ему в «телескоп». Заканчивалось обычно тем, что кто-то из шутников выливал специально заготовленную баночку мочи в карман истязуемого либо в трубу «телескопа». Но тут вдруг открылась дверь, и вошёл проходивший мимо воспитатель.
– Что здесь происходит? Веселимся? Сейчас же все на занятия! – произнёс он привычно строгим тоном. Палата опустела, и только вечером после отбоя Васька миролюбиво сказал, чтобы все слышали: – Ладно, ребя, прописали мы новенького. Классный пацан. Здорово он замахнулся тогда на меня. Мог бы и вмазать. С этого момента Саша стал своим в малышовской команде спецшколы. И лишь спустя какое-то время он узнал, что в ответ на каверзный вопрос об ушах надо было сказать: «Мы с тобой друзья, друзья, но за уши драть нельзя!» Просто так не догадаешься.
2. Его история была похожа на судьбы большинства обитателей детской колонии, не так давно переименованной в спецшколу. Впрочем, новое название почти не изменило пенитенциарной сути заведения. Решётки на окнах, колючая проволока – эти детали говорили о многом. Саша был младше всех в команде – ему недавно исполнилось одиннадцать. Но, в отличие от многих воспитанников, лицо подростка сияло интеллектом, а глаза излучали добро и любознательность.
До спецшколы парнишка жил в небольшой деревне неподалёку от райцентра. Мать его работала фельдшером, а отец зоотехником – уважаемая сельская интеллигенция. Глава семейства часто ездил на заработки в Москву, что позволило семье построить хороший дом, обзавестись хозяйством. Но большой город, лёгкие по сельским меркам деньги – всё это растлевает душу, делает её невосприимчивой к чужой боли. Однажды после поездки в столицу мать узнала, что муж ей изменяет. Вернувшись домой, она привезла подарки маленькому Саше. А ещё – жгучую глухую душевную боль и дикое безысходное горе. Пытаясь хоть как-то заглушить отчаяние и одиночество, несчастная стала пить. Сначала понемногу, потом всё больше и больше. А когда поняла, что обратной дороги нет – сунула голову в петлю. Вернувшись как-то из школы, восьмилетний Александр нашёл на столе залитое слезами прощальное письмо матери и мёртвое её тело в пыльном чулане.
Отец не приехал на похороны жены и не отвечал на письма. Сначала мальчишка жил у соседей, потом у восьмидесятилетней бабушки. Спустя год, будто в насмешку, от горе-родителя пришла посылка, в которой лежал новенький ноутбук – давняя мечта подростка. И всё равно Саша был рад даже такому проявлению отцовских чувств. Он ни в чём не винил и по-прежнему беззаветно любил самого близкого и родного человека, который вычеркнул его из своей жизни, бросил на произвол судьбы. Видимо считал, что деньги-алименты и бездушные подарки смогут заменить ребёнку живое общение с отцом.
Какие дела, развлечения, уговоры любимой женщины могут заставить человека забыть о том, что где-то совсем рядом бьётся маленькое родное сердце – плоть от его плоти – которое страдает и остро нуждается в любви, заботе, внимании? Как можно до такой степени очерстветь душой? Не понимаю! Что было дальше? А что обычно случается с беззащитным сиротой, которого некому направить на путь истинный? Соседский мальчишка отдал Саше на хранение ворованные вещи. Мол, пусть полежит у тебя мой смартфон, радиоприёмник, что-то ещё. Потом пришёл участковый с обыском. Украденное изъяли, составили протокол и направили материалы в суд. Пустые разговоры к делу не пришьёшь, и классная дама – школьная учительница – написала на парня отрицательную характеристику.
Нет, ни в чём предосудительном он не был замечен. Просто в классе стали часто пропадать вещи. И если у парня дома нашли ворованное, то, по логике вещей, он и есть вор. А вор должен сидеть в тюрьме и не путаться под ногами у добропорядочных учителей. За него ведь, в случае чего, отвечать придётся. Скажут: «Почему не углядела?»
Судья внимательно прочла характеристику, пожала плечами, удивляясь странным умозаключениям этой «училки» (иначе её и не назовёшь), но возражать не стала – у блюстительницы закона в тот день было много других, более важных и нужных дел. Так Александр оказался в «короедке». Две облечённые властью женщины решили, что там ему будет лучше. Не с бабушкой, не в детдоме, а именно там – среди детей девиантного поведения. Слово-то какое нашли чужое, заумное! А ещё – на всю оставшуюся жизнь поставили парню клеймо. В душе, в анкете и, можно сказать, на детском неразумном пока ещё лбу!
3. Ваське исполнилось двенадцать. Из них два года он находился в спецшколе, где знал всех и вся, пользовался определённым авторитетом и верховодил в малышовской команде. За словом в карман никогда не лез, готов был драться с кем угодно, лишь бы не уронить своё достоинство в глазах окружающих. Но при этом был оптимистом и почти всегда выходил сухим из воды. Может быть потому, что сюда он попал по серьёзному «залёту» и приобрёл какой-никакой опыт.
До «короедки» чересчур самостоятельный десятилетний пацан, имевший свои суждения по любому поводу, выводил из себя учителей и родителей. В школу он ходил от случая к случаю, дружбу водил с уличной шпаной – курил, пил чуть ли не с первого класса, деньги воровал у родителей, чтобы было чем угостить дружков. И вот однажды в тёплом подвале после баночки пива, пущенной по кругу, стал его задирать малознакомый парень. Наш «герой» не сдержался и без разговоров пырнул обидчика ножом. Рана оказалась смертельной, и это определило дальнейшую Васькину судьбу.
Судья не знал, что делать с малолетним убийцей. Для колонии или спец. ПТУ он не подходил по возрасту. Вот и отправили парня в «короедку», несмотря на тяжесть совершённого им преступления. Мать у него была учительницей и умоляла судейских, чтобы дали сыну условный срок, к месту и не к месту рассказывая о вещем сне, надолго запавшем ей в память: – Приснилось мне, будто сЫночка мой провалился под землю. Проснулась среди ночи - вся в холодном поту. До утра ворочалась с боку на бок. Думала – умрёт он. Сильно переживала, молилась даже. Но, слава Богу, живой остался. Я знаю, Бог мне поможет, вызволит его из этого страшного места – из-под земли. Выучится мой сыночек. Он машины любит. Получит права, будет водителем работать...
Лишь каменное, нечувствительное к чужой боли сердце могло остаться равнодушным к этому материнскому крику, мольбе о помощи. Но всё испортил отец. Он явился в суд навеселе, чем сильно усугубил и без того шаткое положение своего непутёвого отпрыска. После этого о снисхождении, об условном сроке можно было забыть, и Васька лишь зло выругался из-за решётки, не имея возможности дотянуться до едва стоявшего на ногах родителя. С тех пор подросток люто возненавидел отца и не раз грозился его убить.
4. Конечно, были в «короедке» и футболисты, но особой любовью у ребят пользовался баскетбол. Несколько раз в течение года устраивались соревнования между четырьмя школьными командами. Но бывали и товарищеские встречи с гостями, которые частенько приезжали обмениваться опытом. Вот и на этот раз директор соседней спецшколы привёз с собой баскетбольную команду – семерых рослых гвардейцев.
В назначенное время в подвале, переоборудованном под спортзал, собрались все, включая обоих директоров. Начался матч, и страсти бушевали нешуточные. Пытаясь приободрить спортсменов, болельщики, порой, выходили за рамки дозволенного. И дядя Миша, дежурный по режиму, вынужден был вывести в коридор двоих нарушителей, одним из которых оказался рыжий Васька.
Хозяева школы проигрывали, и Василий был вне себя, когда решился (была – не была) помочь ребятам довольно необычным способом. Ещё по вольной жизни рыжему заводиле был знаком парнишка из чужой команды. Слабенький был пацан, не чета нашему герою. И когда во время большого перерыва игроки гурьбой повалили в раздевалку, Васька отозвал его в сторону, пообещав угостить конфеткой. Однако едва они оказались один на один – сладкая приманка исчезла в кармане, а вместо неё в руках у малолетнего преступника появилась заточенная под шило отвёртка.
– Значит так, – без предисловий начал Васька, демонстративно перебрасывая смертоносный «инструмент» из руки в руку, – конфетку хошь? Парень, хоть и вымахал чуть не на голову выше рыжего шантажиста, порядком струхнул и безуспешно искал пути к отступлению. – А шило в бок не желаете? – продолжал издеваться над слабаком Василий. – Может, шоколадку изволите откушать? При этих словах лоб баскетболиста покрылся мелкой испариной. Руки его дрожали. – В общем, слушай сюда внимательно. Если выиграет твоя команда, то ты, падла, получишь у меня – без вариантов. Мне человека убить – что плюнуть. Понял? А пока – вот тебе, детка, вкусная конфетка!
Он сунул в непослушную руку парня ту самую приманку, при помощи которой заманил его сюда, и как ни в чём не бывало скрылся в конце коридора, что-то насвистывая себе под нос. Ближе к концу игры счёт между соперниками сравнялся. «Стадион» ревел, будто древнеримский Колизей две тысячи лет назад. Исход матча должны были решить штрафные броски, к выполнению которых приступил тот самый парень. Все замерли в ожидании и нетерпении. Но… в полной тишине Васька вдруг громко назвал баскетболиста по имени. Тот нервно оглянулся, увидел в руке своего мучителя цветастую рукоятку заточки и… под восторженные крики хозяев «стадиона» два раза подряд не попал мячом в корзину.
Наши победили. Можно представить, что тут творилось – крики радости и поздравления, прыжки вверх, в сторону и даже через голову соседа. Но глазастый дядя Миша уже пробирался сквозь толпу к бесшабашному Ваське, чтобы отобрать у того злополучную заточку. И, как результат воспитательной беседы – нарушитель вернулся в палату с распухшим оттопыренным ухом. Однако никаких далеко идущих последствий не случилось, за что и любили пацаны дежурного по режиму бывшего охранника-вертухая из взрослой зоны дядю Мишу.
5. Михаил родился в далёком 1954-м году в многодетной семье сельских тружеников. Мать его трагически погибла, когда ему было двенадцать лет. Через четыре года умер отец. Вот тогда и начались хождения по мукам шестерых братьев и двух сестёр осиротевшего семейства. Первое время жили они в своём доме. Поддерживали огород, но неудачно – опыта не было. Старшие собирали у магазина бутылки, сдавали их, пытались просить милостыню. Кое-что из еды приносили соседи, но разве прокормишь такую ораву?
Определили сирот в дом-интернат в надежде на то, что там хоть какой-то уход за ними будет. Мишка со старшими ребятами держались вместе, защищая младших. Но часто случались ссоры и даже драки, из-за чего разбросали братьев по разным детдомам – кого куда. И было это для них настоящей трагедией.
Десять интернатов сменил Михаил за два года своей сиротской жизни. Десять!!! Нигде не уживался – то с ребятами повздорит, то с администрацией. Били его, убегал в отцовский дом, прятался. На каникулы приезжали братья в своё разорённое гнездо. Но не любили их соседи. Малышня дразнила голытьбой, а парни, бывало, и тумаков отвешивали. Всё плохое, что случалось в деревне, беззастенчиво валили на интернатских, считая их беспризорниками, отпетыми хулиганами, пропащими душами. Однако пропали, спились со временем как раз те, кто травил беззащитных сирот. А сами братья – все до одного – вышли в люди. Да и сёстры их тоже ни в чём не имели нужды. Частенько рассказывал Михаил пацанам в «короедке» о своей непростой жизни, поучал сирот:
«Много чего было... всего и не упомнишь. Но то, что меня Бог хранил, я ощущал всегда. Сиротская доля такая – по острию ножа ходишь, не знаешь, где упадёшь. Сбежал я как-то из интерната в родную деревню. Жил в старой баньке. Соседка сердобольная тайком от мужа – то пирог принесет, то молочка нальет. Так и перебивался.
Однажды председатель колхоза с какими-то важными чинами пришли наш дом смотреть. Сломать его хотели, что-то другое построить. Стали столы, стулья выносить. Не стерпел я – бросился к ним, плакал, просил дом отцовский не отнимать. Но кто пацана послушает? Кому я нужен? Вечером влез в избу через окно. И на глаза мне попалась икона в углу, которую, помню, мать пуще глаза берегла – по наследству она ей досталась.
Не знал я тогда молитв, но, как умел, просил Бога, чтобы помог Он нам, сиротам, не лишил отцовского крова. Казалось мне, что если дом сломают, то и икону эту сломают тоже. А потому завернул я образ святой в тряпицу и отнёс в церковь – далеко, за семь километров. Очень жалко было отдавать – сердцем я прирос к Богородице, будто с матерью родной расставался. Понял меня Батюшка, приласкал, благословил. Сказал, что в любое время могу забрать свою святыню обратно. А я тогда даже крестное знамение на лоб наложить не умел как следует.
Лишь много лет спустя рассказали мне, что священник этот не прошёл мимо – заступился за убогих, помог беззащитным. Уговорил он председателя не разорять наш семейный очаг – последнее отцовское наследство. И кажется мне сейчас, что сам Бог услышал тогда мои молитвы. Да и добрые люди не выдали сирот на поругание. А дом этот по сей день стоит. Он общий. У каждого свой ключ имеется, живи – не хочу. Но только собираясь под этой священной для нас крышей, мы до конца понимаем, как могут быть близки друг другу шесть братьев и две красавицы-сестры».
Притихшие ребята до бесконечности могли слушать витиеватые рассказы дяди Миши, грустно и трепетно изливавшего перед ними свою больную душу. И каждый думал о сиротской судьбе, о вольной жизни и о своих непутёвых родителях, бросивших родное чадо на произвол судьбы, на поругание.
6. Настоящим праздником для пацанов бывали дни, когда к ним приходил Батюшка – священник церкви, которую отстроили из руин лет пятнадцать назад в соседнем селе. Его ждали. И вовсе не потому, что приносил он с собой еду, сладости, одежду. Однажды Васька во всеуслышание заявил на общей линейке: – Единственный, кто к нам как людям относится – это Батюшка. Он один не смотрит на нас, как на второсортные существа.
Директор бросил на него строгий взгляд, но промолчал вопреки своему обыкновению. Может быть потому, что это была правда. Отец Димитрий, действительно, ни разу не повысил голос в разговоре с воспитанниками. Говорил всегда серьёзно, как с равными, и отвечал на любые, самые каверзные вопросы. Конечно, он проводил здесь службу, исповедовал сирот, наставлял их на путь истинный, но чаще просто беседовал с ребятами, со всеми желающими.
Иногда на эти посиделки приходил дядя Миша, и тогда начинался диспут на какую-нибудь животрепещущую тему. Оба хорошо знали Библию, но во многих вопросах расходились. – Ты к Богу не умом иди, а сердцем, – убеждал Михаила Батюшка. – Тогда Иисус станет твоим лучшим другом и подскажет тебе в трудную минуту, как надо жить и что делать. – Ну, для этого у меня совесть есть, – отвечал бывший охранник. – На зоне, да и здесь тоже, люди живут по понятиям. Есть у зеков такие неписаные волчьи правила. Уголовники им следуют неукоснительно, и многих охранников тоже приучили. Но только не меня. – Да, знаю: не верь не бойся, не проси – главная тюремная заповедь, – вздохнул священник. – Дьяволом писано. Нельзя так жить. Христос заповедовал нам любовь, веру в Господа и в тех, кто рядом с нами идёт по жизни. Не бояться ближнего надобно, но любить его и верить, что не оставят тебя друзья твои – ни в беде, ни в радости. А ещё – просить у Господа прощения за грехи наши тяжкие.
– Бог дал людям свои законы, – согласился Михаил с Батюшкой. – Учение Христа о всеобщей любви да десять заповедей Моисеевых – это и есть закон Божий. Но кто его сейчас помнит, кто живёт по нему? Возьмём, к примеру, Ваську нашего. Василий, ты за что грозился родителя своего жизни лишить? Слышал, небось, что есть такие заповеди: «Не убий!», «Почитай отца и мать свою»? – А мне кто говорил об этом? – отозвался пацан, выглядывая из-за спин товарищей. – Предки мои два года судилась – у них на уме другие законы были. В школе – там больше грамматика да математика. Вот когда Батюшка к нам приходит, тут мы и узнаём о божественном. Спасибо ему.
– Ты убил, Василий. А убийство – тяжкий грех, – отозвался священник. – Грех, который молитвами да добрыми делами искупить надобно. Но сумеешь ли? А отец… ты плоть от плоти его. И должен чтить того, кто сотворил твоё грешное тело. Точно так же, как все мы должны почитать Отца нашего небесного. Ведь Он создал всё сущее – небо, Землю, животных, да и нас с тобой тоже. Без Него мир был бы пуст и чёрен! А посему мы вечные рабы мудрого Создателя нашего. – Ага, сотворил меня отец, - ухмыльнулся Васька. Однако по всему было видно, что слова Батюшки хоть немного, но задели его, заставили задуматься.
7. В разговор вмешался Айрат – четырнадцатилетний татарин, сирота при живом родителе. Были они с братом из рабочей семьи. Мать пила, пока с работы не выгнали, а отец скрылся в неизвестном направлении. Голодно стало – пришлось вернуться в деревню. Родня встретила хорошо – дом помогли подладить, корову на время дали. Но беда не приходит одна – отравилась горе-родительница спиртным. На том и кончилась у братьев сытая жизнь. Скитались по соседям, прятались от милиции на чердаках, в подвалах. Ограбили пьяного мужчину, столкнули его в овраг, а тот ночью, на беду, замерз…
– Что ни говори, но нам с братом в «короедке» нравится, – прервал затянувшуюся паузу подросток. – Тепло, кормят от пуза, одевают, обувают – здорово! А то мы почти привыкли к воровской жизни. Как мамки не стало, этим только и промышляли. То в сельмаг через форточку за колбасой залезешь, то у соседки лепёшки стыришь. Голод – не тётка, хамать каждый день хочется. Неправильный это закон – сажать за то, что человек еду ворует… – Сейчас вы сыты, одеты, обуты, – мягко остановил парнишку священник. – Но есть другой голод – духовный. Наши воспитанники не знают элементарного – заповедей Божьих.
– А мы с братом мусульмане, ни к чему нам ваши заповеди, – огрызнулся мальчишка. – Видимо, ты плохо читал Коран. Все мировые религии призывают к нравственному поведению. – Да совсем я его не читал. Очень надо! – Надо, Айрат, надо! – обнял подростка за плечи священник. – Чтобы вырасти настоящим Человеком, много хороших книг прочесть надобно. Одна Вера не должна отрицать другую, а лишь дополнять её. Китаец, к примеру, может исповедовать сразу три религии – Конфуцианство, Буддизм и Даосизм. Причём одновременно. Нам бы так! – Да уж, – согласился Михаил, – китайцы… у них свои проблемы. А мы… выходят наши «короеды» отсюда, поднабравшись блатной романтики, тюремного ухарства, и продолжают жить, как привыкли – по воровским понятиям. Поэтому прямая им дорога – в зону. Выросли за колючей проволокой, здесь и глаза свои навечно закроют. Сколько я таких повидал на своём веку!
В тюрьме он о воле мечтает, а выйдет за колючку… тяжко ему без присмотра, без батога, без вертухаев на вышках. Не могут зеки жить своей волей, свободным временем распоряжаться не умеют. Тянет их туда, где выросли, где у них дом родной. И то, что вы, Батюшка, пытаетесь привить нашим воспитанникам православные каноны – большое для них благо. Может быть, хоть кто-то, выйдя из «короедки», станет Человеком. Нам бы при церкви приют организовать, отец Дмитрий. Хорошее, богоугодное было бы дело! – Думаем над этим, думаем, – вздохнул священник. – Но только сил у нашей общины пока маловато. Разве что самому усыновить кого-нибудь из здешних огольцов?
8. Воспитание человека – это тяжёлый каждодневный труд. Но он не кажется таковым, если рядом с ребёнком находятся родители, имеющие в душе нравственный стержень. Только любовью и личным примером можно добиться желаемого результата. Но о какой любви может идти речь в спецшколе? И где найти столько подвижников, способных на самопожертвование ради чужих, покинутых родителями беспризорников?
Виолетта Тихоновна имела солидный педагогический стаж. В спецшколу женщина пришла из исправительной колонии. Приняли её на должность старшего воспитателя и, быстро освоившись, стала она наводить в «короедке» свои порядки. Заменила старших по команде («бугров») и ввела настоящую палочную дисциплину. Официально физические наказания были запрещены, но с приходом Виолетты об этом пришлось забыть.
– Да что вы палками бьёте? – учила воспитательница «бугров». Зачем палками-то?! Кладите подушку на лицо, через неё и бейте. И больно, и синяков меньше будет. А чтобы совсем не было, пусть пацан в тряпицу помочится и приложит к больному месту на ночь. Да смотрите, чтобы наутро не побежал жаловаться! Тогда уж не взыщите, с вас спрошу. Не в силах сопротивляться такому беспределу, двое педагогов покинули школу, а на их место Виолетта устроила своих подруг. И, внедрив обкатанные тюремные методы, троица добилась почти стопроцентной дисциплины. Директор не вникал в тонкости воспитательного процесса, а все остальные равнодушно наблюдали за происходящим.
На совете командиров («бугров»), было принято решение о том, чтобы виновным в воровстве вешать на шею крыс, сшитых на уроках труда и набитых тряпками. Причём тот, кому вешалась эта крыса, должен был «ухаживать» за ней: стирать, сушить её, ложиться с ней спать. Сами воспитанники, укравшие что-либо, чтобы избежать этого унизительного наказания, соглашались на избиение их «буграми». Это заменяло крысу на шее.
Большинство «короедов» пытались приспособиться к новым условиям, но несколько человек решили бежать. Саша – потому что его третировали больше всех, Василий подрался с «бугром» и ожидал неминуемой расправы, а братья Айрат и Ренат – просто оттого, что весна пришла, и захотелось им вволю поваляться на зелёной травке. Сказано – сделано. Прихватив еды и тёплой одежды, друзья раскачали решётку на окне своей палаты и перед рассветом спустились по связанным простыням с третьего этажа вниз. «Бугор» спал в отдельном помещении, а остальные «короеды» сделали вид, что ничего не слышат.
9. Воля! Сколько светлых и радостных переживаний содержит в себе это короткое слово. В нём чувствуется запах луговых трав, плеск речной волны, свежий ветер в лицо и едва различимая розовая полоска света у горизонта, когда ты идёшь в предрассветных прохладных сумерках по грунтовой сельской дороге, убегающей под ногами в неизведанную манящую даль. Можно себе представить, что чувствовали беглецы, впервые за много лет покинувшие ограниченный мирок спецшколы, высокие заборы которой не давали им возможности увидеть этот огромный, прекрасный и бесконечно разнообразный мир. Редкие походы в сельский клуб строем в сопровождении воспитателей – это не в счёт.
– Дядя Миша говорил, что при побеге главное – чтобы не поймали в первые два дня, – делился своими соображениями многоопытный Васька. – Надо или переждать где-нибудь неподалёку, пока не перестанут искать, или уехать как можно дальше, – согласился Айрат. – Нам с братом приходилось от полиции прятаться. И лучше разделиться, чтобы не накрыли всех разом. – Вы как хотите, а я в Донбасс на войну поеду, – неожиданно заявил Васька. – Главное – к фронту поближе подобраться. Стану там сыном полка, стрелять научусь, в разведку ходить буду. А потом, когда всё кончится, в военное училище поступлю. Ну, кто со мной?
Братья помялись немного, но согласились. Саша же наотрез отказался. Хотелось ему увидеть родного отца, обнять, прижаться к колючей небритой щеке. А там – будь что будет. – Мне в Москву надо, – сказал он серьёзно. – Так что, расходятся наши пути-дороги. Да это и к лучшему. Одному легче доехать. В поезд меня, конечно, не возьмут – там проводницы злющие. А вот на электричках доберусь как-нибудь. Мамка так ездила, когда жива была… От нахлынувших воспоминаний слёзы навернулись ему на глаза, но, к счастью, никто этого не заметил. Ребята думали о другом. – Значит так, – взял на себя бразды правления Васька, – поедем на попутках. Втроём не получится, может быть придётся разделиться. Сначала я, а вы – следом.
Впереди показалось шоссе, по которому с характерным шумом проносились разнокалиберные автомобили. Но сколько ребята ни голосовали, сколько ни махали руками, ни одна машина так и не остановилась. И лишь на окраине города они увидели большую фуру, стоявшую у какой-то забегаловки. Распрощавшись с Сашей, беглецы втроём вошли в помещение. Коммуникабельный Васька с порога направился к столику шофёров и, давя на жалость, рассказал им весьма правдоподобную историю о том, что они случайно отстали от своей туристической группы. Видавший виды пожилой дальнобойщик посмотрел на их одинаковые синие куртки, саркастически хмыкнул, но, на счастье, не смог отказать беглецам. И уже через десять минут отважная троица весело и шумно размещалась на спальном месте за спиной у водителей. Саша помахал им рукой из-за угла, постоял немного, посмотрел, как фура, развернувшись, выезжает на дорогу, и стало ему почему-то больно и грустно…
Однако яркий солнечный день, гомон птиц и шум большого города не располагали к унынию. Парень пошёл по улице – куда глаза глядят – и вдруг увидел храм. Золочёные купола блестели на солнце, а от верхней части высокой звонницы, выложенной из белого камня, разносился по всей округе звук мерных тягучих ударов колокола. Начиналась служба, и парнишка, перекрестившись, как учил отец Димитрий, зашёл в тёмную глубину притвора. Золочёные оклады икон, свечи перед святыми ликами, а чуть в сторонке – сверкающее золотом Распятие.
Он подошёл поближе, привыкая к тусклому свету свечей, и вдруг увидел… Батюшку. Священник только что вышел из Алтаря и с удивлением смотрел на знакомое лицо подростка, не зная, что предпринять. Саша инстинктивно рванулся в сторону, но ноги его будто приросли к полу, не слушались. Высоко под куполом, на амвоне, певчие старательно выводили нечто грустное и цепляющее за душу, разделяя прекрасную стройную мелодию на несколько голосов. Бас Дьякона гремел, сквозь одежду проникая в самые глубины человеческих душ, а маленькое пока ещё, но сильное и доброе сердце Александра вдруг затрепетало непонятно от чего.
Стихли последние звуки церковного хора, растворившись где-то вверху, под высоким куполом храма. И вдруг слёзы умиления и раскаяния в чём-то, чего не совершал никогда, ручьём потекли из глаз несчастного беглого «короеда». Он медленно подошёл к священнику и, закрыв лицо руками, уткнулся в его чёрную, пахнущую ладаном и какими-то незнакомыми благовониями рясу.
10. Всё завершилось благополучно. Батюшка привёл Сашу в свой дом, и на семейном совете они с супругой решили, что там, где воспитываются трое детей, найдётся место и для четвёртого. Тем более что сметливый и совестливый парнишка очень понравился своей будущей приёмной матери. Братьев сняли с поезда где-то под Ростовом и вернули в родную спецшколу. А Васька добрался-таки до мятежного, омытого кровью Донбасса. Ополченцы приняли к себе бесстрашного боевого парня, подобрали ему соответствующую военную форму, и стал он, как и мечтал, сыном полка.
Теперь о «короедке»… поменьше бы нам подобных заведений! Женщин-садисток, конечно, уволили по статье, запретив им работать в воспитательных учреждениях. Традиционно были проведены всевозможные проверки, усилен контроль. Но, по сути, так ничего и не изменилось.
Однако менять надо. По нашей большой и сильной стране разбросано огромное количество детдомов, спецшкол, спец. ПТУ и прочих детских учреждений за колючей проволокой, которые исправно поставляют обществу преступников и рецидивистов, заполонивших многочисленные тюрьмы и зоны. Это государство в государстве, которое смердит и отравляет нашу жизнь. Поэтому всем ответственным лицам крайне необходимо усвоить азбучную истину: РЕБЁНОК ДОЛЖЕН ВОСПИТЫВАТЬСЯ В СЕМЬЕ.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
"ответствнным лицам".... "Воспитание человека – это тяжёлый каждодневный труд. Но он не кажется таковым, если рядом с ребёнком находятся родители, имеющие в душе нравственный стержень. Только любовью и личным примером можно добиться желаемого результата. Но о какой любви может идти речь в спецшколе? И где найти столько подвижников, способных на самопожертвование ради чужих, покинутых родителями беспризорников?"
А вот рабовладельцы хорошо понимают, что человек дороже и полезнее тракттора. Даже с этой точки зрения. Много семей, где могут взять реббёнка, но не берут. Даже кота. Нищенство и _система_ (и система ценностей) И на подвижниках не выедешь, выедешь именно на системе. М б похожей на систему Макаренко... Практический вопрос такой: возможно ли одним из направлений работы сделать целевой подбор семй, где взяли бы того или иного воспитанника? И более, м б трудный вопрос: что делать с наркотой и пьянством?
Да, вопросов больше, чем ответов. И многие приёмные родители сейчас берут детей из детдомов ради пособия. Но всё равно, ребёнку в семье живётся намного лучше, чем в детдоме тюремного типа. И главное - вырастают нормальные люди, а не ущербные, не способные адаптироваться в нашем обществе.
"Воспитание человека – это тяжёлый каждодневный труд. Но он не кажется таковым, если рядом с ребёнком находятся родители, имеющие в душе нравственный стержень. Только любовью и личным примером можно добиться желаемого результата. Но о какой любви может идти речь в спецшколе? И где найти столько подвижников, способных на самопожертвование ради чужих, покинутых родителями беспризорников?"
А вот рабовладельцы хорошо понимают, что человек дороже и полезнее тракттора. Даже с этой точки зрения. Много семей, где могут взять реббёнка, но не берут. Даже кота.
Нищенство и _система_ (и система ценностей)
И на подвижниках не выедешь, выедешь именно на системе. М б похожей на систему Макаренко...
Практический вопрос такой: возможно ли одним из направлений работы сделать целевой подбор семй, где взяли бы того или иного воспитанника?
И более, м б трудный вопрос: что делать с наркотой и пьянством?