Таська шла по улице, утопленной с двух сторон развесистыми березами - следом тянулись братья. Только братья были какие-то ненастоящие - еще вчера их не было. Мама недавно вышла замуж, и племянники дяди Толи, которого Таська стала называть папой, приехали с такими же ненастоящими тетями и дядями, новой старой и доброй бабушкой, погостить на недельку - поближе познакомиться с новой родней. Красная от солнца, лихая от голода и жажды - весь день на жаре и без маковой росинки во рту, но довольная компания уже преодолела большую часть улицы. Солнце било повсюду - палило макушки, закрывало глаза, жарило по пяткам. Босые ноги ловко обскакивали камни, стекла, коровьи лепехи. Таська устало размышляла: сейчас они свернут в переулок, по огородам проберутся до дома и у бочки в огороде избавятся от улики. Улика выпячивалась и превращала Таську в маленького бегемота, но в целом себя не выдавала - аккуратно обернутая вокруг пояса, связанная узлами за концы, прижатая к телу под натянутым поверху сарафаном. Совсем неожиданно в переулке выросла сутулая фигура деда. В голове у Таськи мелькнула тревога: дед наклонился и рванул куст крапивы.

Эх, уносите, ноги. Пролетев шесть или семь домов, Таська остановилась и оглянулась. Еще пять минут назад горластая и веселая ватага приуныла. Ненастоящие братья не отстали, сопели рядом, но носы повисли, глаза забегали. «Я же говорил, не надо было…»,- скулил долговязый и мокрогубый Игорь. Путь к дому через огороды был отрезан. Другого способа попасть к бочке, как войти во двор через калитку, не было. Что там, за калиткой? Таська успела подумать, что если мамы нет во дворе, то успеет нырнуть в дровяник, скинуть и припрятать улику, вечером перетащить ее в огород, и отстирать по утру в бочке, пока все будут спать, незаметно вернуть улику на место. Еще утром такой план казался Таське безупречным. Она уже почти додумала, как незаметно прошмыгнет через ограду, юркнет в огород, успеет полить 2-3 грядки и объяснит свое дневное отсутствие, когда суровая рука потянула подол сарафана. На Таськины разбитые коленки из под сарафана закапали грязно-бурые капли речной воды. За поход на реку без взрослых порка была гарантирована без отягчающих обстоятельств. Таськиному сарафану, как оказалось, это обстоятельство утаить не довелось. Рывок, ловкое движение рук и уже вся мокрая тряпка выдернута из под сарафана, зажата в тяжелой маминой руке. Все еще братья испугано прыснули в калитку, мимо застывшей в недоумении женщины, рассматривающей смутно знакомую, странную вещь.

Таська услышала, как уже бывшие братья наперебой докладывают новой старой бабушке про Таськины обман и хитрость : «.. сказала, что ей разрешают… рыбу ловили.. сказала разрешают..». Потом какое-то время Таська ничего не слышала. Она пыхтела, почти не уворачивалась и не голосила, как обычно, только иногда закрывала лицо руками от хлесткого и меткого орудия в руках матери. Они таскали это белоснежное полотно весь день от берега к берегу, перекрывали брод, наполняли камнями, цепляли за ветки, несколько раз чуть не утопили, но Таська всякий раз спасала, даже когда казалось что чудо-сеть так удачно подошедшая для рыбалки вот –вот скроется в мутной воде. Вот она - предательница: рыба ведь никак не ловились, только глина, трава, гнилые водоросли так и липли к куску ткани, не оставив на новом хрустящем и сияющем белизной куске ткани ни одного светлого пятнышка. Сейчас эта размякшая предательница ловила Таську. Больно не было. Было унизительно. Вся округа, настоящие и ненастоящие тетки и дядьки были громко оповещены о легком улове. Мама почему-то быстро выдохлась, выпустила Таськин сарафан и саму Таську. Во дворе визгом ревел Игорь. Скрипела на выдохе старая бабка: «Доносчику - первый кнут». Когда Таська влетела во двор, бабка еще удерживала Игоря за ворот. Она была похожа на Бабу –Ягу – злую и голодную. Мокрая, красная и униженная Таська хотела шмыгнуть в дом, но услышала грозный окрик : «Марш огород поливать!». Первым делом Таська прильнула к крану. Вода была отвратительно теплой и пахла ржавчиной. Пить захотелось еще больше. Таська таскала по огороду тяжелую лейку и размазывала по щекам слезы. Душила обида: мама ее совсем не любит, иначе не отлупила при таких-то ненастоящих братьях. Еще Таська думала, что злой и хитрый дед нарочно поджидал в переулке, чтобы не дать ей незаметно вернуться домой, что мокрогубый Игорь смотрит телевизор в доме и это несправедливо, и пусть бы они все, и злая бабка, уехали, дядя Толя - ябеда, иначе кто нашел и привез домой оставленное на реке полотенце? Еще Таська думала о пирожках с капустой, замеченных краем глаза на столе, о холодном молоке в кладовой, о куске хлеба с маслом и сахаром, утянутом незаметно за завтраком и единственном за весь день после. Совсем в сумерках Таська выла от боли и обиды, стоя в тазу, пока мама терла мочалкой ее пунцовые плечи, ободранные коленки, а дядя Толя лил воду из кувшина Таське на макушку, на горящие огнем плечи и саднящие коленки. И опять Таська думала, что мама нарочно трет больно, потому что не любит Таську, а любит дядю Толю, который все это время хитро улыбался, потому что нарочно принес такую горячую воду. Потом мама мазала коленки зеленкой, а дядя Толя нес Таську в дом. От сухого полотенца Таське было нестерпимо больно, и она решила, что больше никогда не назовет дядю Толю папой.
Засыпая, Таська прислушивалась к голосам за стеной:

- Люся, тебе бы Таську выпороть, да побольнее, чтобы запомнила. Надо же какая шкодливая? Испортить новые шторы! Ты за ними три раза в город мотала! А в очереди сколько отстояла? Деньги какие заплатила?
- Что Вы, мама, Бог с ними, со шторами. Толя отпускные получил. Все равно в город ехать собирались - Толе костюм к новому учебному году купить. Обошлось все. Не чаяла живой увидеть.

Таська изо всех сил раздирала глаза. Она хотела дослушать, как мама только с третьей поездки застала в магазине нужную ткань и как стояла в очереди, как после гордилась покупкой и рассказывала сестрам какими будут новые шторы в новом доме - по задумке от стены до стены, в доме, непохожем на другие деревенские дома огромными окнами. Как дядя Толя и все настоящие и ненастоящие дядьки колесили вдоль реки. Что сказал пастух Леха, видевший четверых детей на верхнем перекате, про найденные на берегу полотенце и кофту. Про чужую тетку с валерьянкой, про настоящую тетку Веру, которая вызывала милицию, про ненастоящую тетку Тоню, которая поила настоящую бабушку корвалолом. Таська хотела дослушать и понять, почему взрослым сейчас весело, но совсем скоро сдалась - глаза окончательно слиплись, подушка поплыла, все вокруг закачалось и наполнилось водными бликами. Таська сидела на берегу и болтала ногами в воде. Стая мальков кружила вокруг голых пяток. То ли солнце слепило глаза, то ли блики от воды, и мама не была уже такой далекой - красивая и добрая она близко-близко прижимала к себе Таську, и они вместе радовались солнцу, реке и ловким малькам, щипающим Таську за пятки.