- Таська, не отставай.
Таська не отставала. Она не спешила, потому что очень не любила еженедельные походы в общественную баню "на Лазо" в противоположном конце поселка, в трех переулках и двух улицах от дома.

Суббота - женский день, воскресенье - мужской.
То ли дело баня у бабушки, в двух домах от родительского дома, совсем не жаркая, не надо после тянуть на себя неподдающиеся колготы, час сидеть и "остывать" в предбаннике, слушать усталые разговоры взрослых. Сгребет дядька Толя в охапку и унесет в дом, а после будет большой круглый стол, лото, деловито-озабоченные дядьки и тетки, смешно сердитый при проигрыше дед, веселые бочонки: «утята», «барабанные палочки», «топорики», "валенки".

-Мам, а Лазо это кто?
- Герой Гражданской войны.
-Какой войны?
- Гражданской. Это когда белые воевали с красными.
- Мам, а он почему герой?
- Он за красных воевал.
- Мам, а красные и белые это кто?
- Красные хотели жить по новому, а белые не хотели. Красные - хорошие. Белые - плохие.
- А Лазо - это имя?
- Имя - Сергей. Белые его схватили, пытали и сожгли в топке паровоза. Таська, не отставай!

Таська не отставала. Её фантазия рисовала жуткую и героическую картинку: герой с лицом актера Урбанского*, пламя, выбивающееся из топки, черные и зубатые лица палачей. У Таськи было еще несколько вопросов, но задать она их не успела. Мама обмела веником на входе в баню свои и Таськины валенки - пришли.
Общественная баня - большой каменный дом с большими и просторными комнатами, закрашенными белой краской окнами. На входе - стол и баба Маша, сестра деда: "Люся, не выдумывай. Не надо денег. Я что, своих не пропущу? Не толкай даже, не возьму. Пар сегодня хороший, баня жаркая!". Таська, все еще под впечатлением от пламени и топки, не слыша разговоров, не видя окружающих, отдавала пальто и валенки в гардероб, ждала пока мама получит номерки и тазы.

На секунду внимание Таськи от героической казни Сергея Лазо отвлекла тетка с капризным и недовольным лицом. Сначала она недовольно молчала, затем принялась отчитывать гардеробщицу бабу Дашу за нерасторопность. В предбаннике Таська медленно и отрешенно стягивала кофту, рейтузы, носки. Из мира героических фантазий её вывел визгливый крик той же тетки. Горячась и срываясь на крик, она требовала от бабы Маши замены таза. Баба Маша в ответ невозмутимо пожимала плечами, отворковала что-то, ушлепала старческой походкой и вернулась с тремя тазами на выбор.
Таська окончательно вернулась в реальность только в мойке: лавки, лавки, лавки, горячий пол, клубы пара, стойка вдоль стены и краны - кран через кран: один заиндевевший и невозмутимый с холодной водой, второй - шкварчащий и плюющийся кипятком.
Поход в баню был всегда расписан по действиям. В настоящем действии Таська не имела права перемещаться в пространстве. Она должна была терпеливо ждать, пока мама наберет таз с кипятком, выльет кипяток на часть лавки и накроет пеленкой, после наберет и принесет по очереди тазы для себя, для Таськи. Только после этого начнется само мытье. Сначала Таська в знойном пыхтящем и шипящем тумане будет лениво мусолить себя мочалкой, потом мама драть ее той же мочалкой до воя. Еще будет парилка и веник - обжигающие и погружающие в необъяснимую негу. Под венец - ледяной душ из таза.

Таська терпеливо ждала первого действия - маму с кипятком, когда вредная тетка устроила отповедь женщине у стойки с кранами. Сквозь шипящие, плюющиеся, цокающие звуки, вздымающиеся клубы пара, Таська пыталась услышать, но так и не услышала: то ли была нарушена очередность, то ли тетке воды не хватило? В эти минуты её внимание максимально сосредоточилось, и зеленые дьявольские огоньки загорелись в глазах.
Только со стороны Таська казалась безучастной и лениво-отрешенной. Вот мама принесла кипяток, вылила на лавку, застелила пеленкой, подхватила свой таз, вернулась к стойке. Три рассчитанных шага к стойке с кранами, и Таська опустила мочалку под кран с кипятком, ее взгляд зафиксировал сварливую тетку: идет, ставит таз, опускается. Быстрое едва заметное движение руки, и наполненная кипятком мочалка, "блинчиком", полетела под голый опускающийся зад. Дикий вопль заглушил шкварчание и ворчание кранов, грохот и лязганье тазов. Голые тела оцепенели от ужаса в молочном парном зное. Таз, мочалка и тетка полетели в разные стороны. Наступила короткая тишина, а после подвывающую тетку соседки по лавке подняли с коленок, охающую, увели в предбанник - недоуменно осматривают лавку, трогают руками, пожимают плечами. Недоумения ситуации уже через минуту оцепенения добавила молодая женщина, которая молча и яростно, зажав одной рукой, лупила мочалкой дочь.
Минут через пятнадцать банная обыденная суета восстановилась. Таська красная и довольная, без ритуального воя, отдала себя сначала под мочалку, затем под веник, даже ледяной душ из таза приняла без визга.
"Хорошая моя, с легким паром!, - встретила Таську ласковыми словами баба Маша на выходе из предбанника.

"Люсь, ты не приметила? Что случилось-то? Евсючиха матом крыла-крыла. Кричала, жалобу в Ивропейский суд напишет, и что ноги ее больше в нашей бане не будет. По мне что? Других у нас нет, пусть грязью зарастает. Ишь, королевишна", - причитала баба Маша. "Не расстраивайся, Семеновна. Дура - баба, тьфу, а не человек! На улице встретишь - морду воротит. Двенадцать лет на пенсии гардеробщицей сижу, каждую субботу пальто принимаю, а не узнает. Мимо идет - никогда не поздоровается", - присоединилась к разговору баба Даша.

После разговора с бабой Машей, бабой Дашей Таська почувствовала, что мама перестала сердиться. Они устало шли по темной неосвещенной улице к дому.
- Мам, а красные за Лазо отомстили?
- Не отставай!
- Мам, а разве можно живого человека в топке жечь?
Мама не ответила. Таська попыталась представить поезд, топку и героя. Вместо героического Урбанского ей очень явственно привиделась кружка молока, горбушка хлеба и белая, хрустящая крахмалом постель.

--------------------------------------------------------------------------

* Таське было 8 лет. Она не знала, что в кино С. Лазо играл актер Р. Адомайтис. Урбанский был единственным воображаемым героем, а все герои - с лицом Урбанского.