1. Дима стоял посреди цеха, опустив руки по швам и слегка понурив голову. На вид ему было далеко за тридцать: серые глаза, светлые, начавшие редеть волосы, рабочая куртка с эмблемой предприятия на спине. Но, несмотря на возраст, он был похож на провинившегося школьника.
– Вы почему не пришли утром на планёрку? – выговаривал ему Директор. – Руководители подразделений, пятнадцать человек, собрались, чтобы выслушать ваши объяснения по поводу ночной аварии. А вы не соизволили явиться. – Я здесь с трёх часов ночи… станки стояли… ну, как я мог всё бросить, уйти, – пытался урезонить дотошного начальника энергетик. – А почему вы не пришли, когда я посылал за вами человека? – Причина та же, – коротко ответил Дима и отвернулся, пытаясь скрыть гримасу недовольства и презрения.
Однако такое вопиющее нарушение субординации, возмутительное неуважение со стороны подчинённого всегда действовало на Директора, будто красная тряпка на разъярённого быка. – Запомни, ты, – едва сдерживая свой «благородный» гнев и яростно сверкая очками, выдохнул он прямо в лицо Дмитрию, – мы все делом заняты, но если я тебя позвал, то ты тут же должен забыть обо всём на свете и бежать, лететь ко мне сломя голову! Здесь я для тебя и царь, и бог, и отец родной! Ты меня понял?!!
Конечно, главному энергетику давно было ясно, что для Директора главное – не план, не производство, а субординация и беспрекословное подчинение. Однако уволиться с фанерного завода, хлопнуть дверью, пополнить армию безработных он не мог. Ведь здесь платили втрое, вчетверо больше, чем где бы то ни было. Но совсем недавно Хозяин во всеуслышание заявил на планёрке, что собирается искать ему замену: – Вы не справляетесь со своими обязанностями, Диметрий, – сказал он тогда с издёвкой, намеренно коверкая его имя, – а посему я хочу принять ещё двоих на ваше место. Зарплату энергетика тоже разделю на три части. И вот тогда мы будем посмотреть: кто окажется лучшим, того и оставлю. Только я почему-то уверен, что это будете не вы, малоуважаемый.
Трудно работать, когда тебе дышат в затылок, но другого выхода у Дмитрия не было. Сын только что поступил в институт, дочь-школьница тоже требовала больших вложений, а «фанерская» зарплата Димы была единственным реальным источником дохода семьи. Мизерный заработок жены Кати – не в счёт. Она трудилась медсестрой в психонаркологическом диспансере и домой приносила копейки.
2. Дурдом – так называли выкрашенное в жёлтый цвет большое трёхэтажное здание. Но дурдом, расположенный за его стенами, мало чем отличался от того, в котором работала Катерина. Очереди за продуктами, талоны, ободранные стены домов, засилье бандитских группировок, их кровавые разборки – всё это стало повседневностью в лихие девяностые. И муж, тюха-матюха, как она его про себя называла, только дополнял картину всеобъемлющей беспросветной обыденности.
– Ну что это за мужчина, который не может обеспечить свою семью? – не раз и не два говорила она супругу, предпринимая отчаянные попытки свести концы с концами. Вот так и пришлось Дмитрию бросать насиженное место инженера на большом заводе и идти туда, где платили – на богатую «фанеру». Взяли его с удовольствием, и через пару месяцев он занял место главного энергетика, покинувшего свой пост далеко не по собственному желанию. Как выяснилось позже, молниеносное увольнение – это была хорошо отработанная процедура, от которой никто и никогда здесь не был застрахован…
Работа сутками давала Кате много преимуществ. Отработала день, ночь – и три дня можно заниматься детьми, хозяйством, чем угодно. Но ребятишки подросли, сын уехал учиться в другой город, и может быть поэтому стала она задумываться о грустном. Тёмными дурдомовскими ночами, когда весь беспокойный контингент больницы засыпал в своих палатах, женщину одолевали мрачные мысли о том, что жизнь не бесконечна, что впереди – лишь гнетущая серость, пустота и беспросветная слякоть. И тогда становилось до ужаса жалко себя, свою безвозвратно ушедшую молодость, а на глаза наворачивались непрошеные слёзы. Думалось о том, что пройдёт совсем немного времени, дети поднимутся и улетят, а она – дряхлая никому не нужная старуха – останется совсем одна…
В такие моменты инстинктивное презрение к безвольному, ни на что не способному мужу перерастало в ненависть. А вокруг было столько мужчин! Со временем у Кати появилась устойчивая симпатия к молодому фельдшеру из соседнего отделения. Едва заметные ухаживания, конфетно-букетный период, и вот наконец полоса гнетущего одиночества сменилась ночами яркой и нежной любви. Ближе к полуночи они запирались в дежурке, а наутро – усталая, но довольная, с искрящимися радостью глазами шла она домой отсыпаться. Связь эта продолжалась без малого год. Затем была вторая, третья… Катя не могла и не хотела останавливаться. Измена мужу стала повседневностью, без которой жизнь для неё теряла всякий смысл.
3. Лущильные станки гремели, будто собирались взлететь. Пар неспешно поднимался к чёрным прокопченным сводам. Рабочий день на «фанере» начинался с обхода. Директор медленно вразвалочку шёл по цехам, останавливаясь там, где что-то не ладилось. Сквозь гул и скрежет оборудования выслушивал объяснения мастеров, расспрашивал рабочих. Ночная смена сдавала вахту дневной, и производство не останавливалось ни на минуту. Затем наступало время планёрки, на которую собирались мастера и другие руководители низшего звена. Здесь Хозяин отслеживал выполнение норм, находил или назначал виновных в простоях, в неполадках, и тут же снижал им процент месячной премии.
Вечером собирались ещё раз, чтобы обсудить результаты дневной смены. И опять кого-то лишали заработка. Директор не раз говорил полушутя, что он плохо спит, если никого не наказал в течение дня. Энергетику, механику и ремонтникам резали премии, в основном, за простои оборудования. Очень часто выходило так, что к концу месяца от прогрессивки ничего не оставалось.
– Самая эффективная система управления в наших условиях – это самодурство, – учил Диму Директор, пытаясь наставить новичка на «путь истинный». – Разобраться и наказать кого попало – это старый армейский принцип, действовавший безотказно на протяжении веков. Во главе любого сообщества должен стоять самодур, логика действий которого непредсказуема. В этом случае подчинённые ежедневно и ежечасно ждут, на чью голову падёт очередной удар карающего меча. Они находятся в тонусе, в постоянной готовности к отражению любой напасти. И это чувство собственной уязвимости заставляет людей работать с полной отдачей.
Конечно, Дима понимал логику Хозяина. Другое дело, что он был принципиально против такого варварского подхода. Но возражать не смел, и только для того, чтобы поддержать разговор, довольно неуклюже попытался блеснуть эрудицией: – Не знаю, может быть, вы и правы. Помнится, был у Петра Первого указ: «Подчинённый в присутствии начальника должен иметь вид бравый и немного придурковатый, дабы своим разумением не смущать начальство». Согласно этому указу, в России может быть лишь только один умный человек – тот, кто стоит на вершине пирамиды. Остальные – полудурки, никчемные люди. В том числе и мы с вами…
Дмитрий осёкся. По глазам собеседника он понял, что сболтнул лишнего. И в первую очередь потому, что поставил начальника на одну доску с собой. Тот сверкнул очками, посмотрел на подчинённого с высоты своего положения и произнёс тоном, исключающим любое подобие фамильярности: – Да, Диметрий, возможно, мы здесь все такие, как ты сказал, но… займись-ка ты лучше делом. Для тебя теперь главное – чтобы не было простоев оборудования. А там – работай, как знаешь!
Именно с тех пор, с этого случая Директор невзлюбил энергетика, стал относиться к нему с пристрастием и предубеждением, а нечистоплотные мастера и начальники смен, почуяв слабину в характере Дмитрия, беззастенчиво начали валить на него свои промахи и упущения. Тот же, не смея возразить, лишь молча сносил тычки и затрещины, которые вдруг посыпались на его голову, будто из рога изобилия.
Планёрок боялись, как огня. К ним готовились: начальники смен воровали друг у друга готовую продукцию, технари ставили рекорды скорости при замене вышедших из строя деталей и агрегатов. Любые распоряжения Директора выполнялись мгновенно. Поэтому неявка энергетика на планёрку расценивалась, как вопиющее преступление с последующим обязательным наказанием. Но часто случалось так, что премию у Димы Хозяин отбирал в начале месяца и пару недель не имел возможности наложить на него денежное взыскание. В этом случае в ход шли колкие замечания и многообещающие грозные взгляды, что было просто невыносимо для мягкотелого слабохарактерного Дмитрия.
4. В советские времена на «фанере» работали заключённые. Затем, освободившись, многие из них вернулись сюда уже добровольно, так как больше их никуда не брали. С собой они принесли воровской жаргон, карточные игры, пьянство и неизменную «прихватизацию» всего, что плохо лежит. Ворота охраняли братки из «крышевавшей» завод банды. Поэтому вновь принятые специалисты и работяги, привлечённые высокими заработками, резко контрастировали с обосновавшейся здесь шайкой-лейкой.
Директор был пришлый. Гендиректор, принимая его на работу, сказал, что среди здешнего контингента самая правильная линия поведения – это самодурство. Новый руководитель попробовал, и ему даже понравилась роль вездесущего надсмотрщика, за что его выследили и избили уволенные им работяги. Однако некто по кличке Шмидт – бывший зек и авторитетный вор – защитил нового Директора, и тот назначил его главным инженером, а скорее – верным псом. Кроме охраны начальника он обеспечивал бесперебойную работу техники с истинно немецкой педантичностью, оправдывая свою необычную полученную на зоне кличку.
Надолго запомнил Дима, как главный инженер Шмидт проводил однажды собрание ремонтников: – Ну, что тянетесь, как немцы пленные, – начал он вполголоса. – Хоть вы и не заслужили, но Директор добавляет вам зарплату – так сказать, авансом. А ещё для того, чтобы был повод подтянуть дисциплину. Я уже говорил, что теперь все опоздания буду фиксировать лично. Порядок такой: в первый раз попался – прощается, всякое бывает, но во второй… лучше сразу пиши заявление. Нам такие работники не нужны. И ещё… пить надо в меру. Ну, на смене мы больше не потребляем, это все знают. Но и после работы… держите себя в руках. Один стакан с устатку опрокинул – и хватит. Второй не пей, потому как на следующий день у тебя будет не голова, а тыква бестолковая – с похмелюги-то. Да ещё, не дай бог, здоровье поправлять на смене вздумаешь. Ну, и вылетишь за ворота – вона, в конец очереди. Она там большая!
Шмидт обвёл орлиным взором весь свой контингент – несколько десятков ремонтников в промасленных спецовках, затем вздохнул безнадёжно и только махнул рукой: – Ладно, идите, трудитесь. Дела не ждут! Диму с непривычки даже передёрнуло от такого обращения с подчинёнными. Всё это казалось ему до ужаса нелепым и диким. Но деваться было некуда – семья. Приходилось терпеть и молчать. А Шмидт учил его настойчиво и доброжелательно: – Ты, Дмитрий, не смотри, как работает электрик или оператор газовой котельной. У них у всех шестые разряды, плохо они не сделают. Твоя задача проследить, чтобы он пришёл на работу трезвым, весь день был занят делом, не напился во время обеда и ушёл домой в нормальном человеческом обличье. Это для тебя сейчас главное.
– А если он взорвётся вместе со своим газовым котлом? Или током его шандарахнет, или цех подожжёт несанкционированной электросваркой? Кто за это отвечать будет? Кого в тюрьму законопатят? Пушкина? Не-ет! Меня! – в праведном гневе распинался Дима. Правда, говорил он это только вечером в присутствии жены, предварительно приняв на грудь тот самый разрешённый главным инженером стакан. Но на работе – в непосредственной близости от сверкающих очков директора либо в разговоре с авторитетным Шмидтом – он молчал, будто провинившийся школьник, не смея возразить, не решаясь сказать слово в свою защиту.
5. В детстве Дима был спокойным послушным мальчиком. Учился, участвовал в самодеятельности, играл в футбол, брал призы на олимпиадах по физике и математике. Без проблем он окончил институт и устроился на одно из ведущих предприятий города, где сравнительно быстро занял должность старшего инженера. Женился, родились дети. И всё было хорошо до тех пор, пока лихие девяностые не столкнули в кювет жизнь и надежды многих его соотечественников. Проработав пару недель на «фанере», Дмитрий наконец понял, что прошлого не вернуть. Здесь была совсем другая обстановка, другие люди, другие отношения…
Вначале Дима с головой ушёл в изучение оборудования, пытаясь улучшить его работу. Но уже через неделю он вынужден был всё своё время тратить на разборки с мастерами, механиком, Директором, на споры о простоях и прочую текучку. Почуяв слабину его характера, участники производственного процесса стали беззастенчиво валить свои промахи на новичка, который не мог возразить и молча сносил все невзгоды.
Однажды Директор зашёл в мастерскую и к всеобщему ужасу застал дежурного электрика спящим. Тот сидел за столом, положив голову на руки. Вызвав на место преступления энергетика, хозяин дал волю эмоциям: – Лишить премии! Всех! И убрать стол! Чтоб я его больше не видел! Нашли себе лежанку! Дима стоял, потупя взор, но кто-то из присутствующих несмело заметил, что за столом надо разбирать схемы, закрывать наряды, обедать… – Тогда распилить пополам! И чтобы не сидеть мне без дела! – сверкнул очками грозный руководитель, повернулся и вышел вон.
Делать нечего, тут же достали ножовку и без лишних разговоров привели приговор в исполнение. А потом регулярно в течение нескольких месяцев в мастерскую заглядывал Шмидт и следил, чтобы все были заняты. Неважно чем, но в руках должен быть молоток, отвёртка или гаечный ключ. Даже работа со схемами, чтение технической литературы – всё это было под запретом: – Дома читать будешь, а здесь работать надо!
Производственные мастера брали пример с Хозяина. У неисправного станка за спиной ремонтника неизменно собиралось несколько руководителей низшего звена. Возмущались, что так долго идёт ремонт, угрожали вызвать к месту проведения работ всех и вся, включая Директора, одно имя которого наводило на людей ужас и заставляло пошевеливаться. Ведь премии могли лишить за что угодно. И только юмор, неистребимое жизнелюбие – всё это спасало работников «фанеры» от неизбежного в таких случаях уныния или безнадёжного запоя. Среди слесарей, электриков стало модным, приходя на место работы, бросать сумку с инструментом на пол и кричать благим матом, чтобы слышали все: – Что за хрень? Почему начальства за спиной не вижу? Пока мастер голос не подаст, работать не буду! Распустились тут у меня!
6. В тот день Директор в очередной раз наказал Диму, а ночью безответному энергетику приснился сон, будто прямо на планёрке Хозяин долго распекал его за грехи, перешёл на крик, гневно сверкая очками, а затем набросился на бедолагу и, разорвав ворот рубахи, вцепился ему в горло. Несчастный замер в оцепенении, а вампир, почуяв запах крови, с душераздирающим хохотом рвал зубами тонкое белое тело на его шее, с наслаждением слизывая стекавшую из раны густую тёмно-красную жидкость.
Отчаяние тугим комом застряло где-то в груди. Ужас сковал тело. Бедняга кричал, молил о помощи, но сидевшие за большим столом мастера, следуя примеру своего руководителя, вдруг осклабились, захохотали, обнажив острые белые клыки. У женщин они были небольшие изящные, а у мужчин – огромные волчьи. Механик, будто вурдалак, бросился к истязуемому, брызжа густой жёлтой слюной, и с видимым нетерпением ждал своей очереди, чтобы присосаться к вожделенной кровоточащей ране. Но тут Дима вдруг вышел из оцепенения, рванулся в сторону и к величайшему своему облегчению проснулся – весь в холодном поту.
Жена толкала его в бок, пытаясь разбудить, но он громко стонал, дрожал всем телом и брыкался. Потом, немного успокоившись, встал, прошел на кухню, вынул из холодильника початую бутылку водки и залпом выпил полстакана. Полегчало. Стоявший перед глазами кошмар понемногу рассеялся и наконец пропал совсем, будто мираж в пустыне. Но на следующий день, придя на работу, Дмитрий безотчётно заглядывал в рот сослуживцам. Ему почему-то очень хотелось определить величину их клыков.
Через несколько дней сон повторился, изводя несчастного энергетика новыми жуткими подробностями и адской болью в области пересохшей гортани, которая не проходила даже после пробуждения, вселяя страх и неуверенность в переполненную кошмарами больную душу новоявленного безумца. Горемыка изо всех сил боролся с этим наваждением, но каждый вечер, ложась в постель и закрывая глаза, он видел перед собой сверкающие очки Директора и его огромные белые клыки с застывшими на них каплями тёмно-бурой крови. Сердце бедолаги сжималось, и только изрядная порция спиртного возвращала его к реальной жизни, давая возможность уснуть спокойно.
Прошло полгода, и у Димы выработалась стойкая привычка ежедневно перед сном принимать дозу спиртного. Сначала это помогало, но страх перед Хозяином, методично его унижавшим, по кусочкам отбиравшим у него заработок, не давал покоя. Несчастный безвольно плыл по течению, изо всех сил пытаясь сохранить психическое равновесие.
7. Николай, сын Директора, совсем молодой парень, работал здесь же, на «фанере» мастером. В соседнем цехе его жена Дина трудилась в такой же должности. Оба учились заочно, но можно себе представить, что это была за учёба. Ведь им нужны были дипломы, а не знания. Коля, видя страдания энергетика, советовал ему с некоторой долей превосходства: – Ты, Дмитрий, живи по указу Петра Первого. Кстати, указ этот никто ещё не отменял. – Нет, не могу я прикидываться дурачком, не получается, – отвечал ему несчастный страдалец. – Эх ты, тюха-матюха, – удивлялся молодой парень. – Полстраны сейчас так живёт, и ничего! Однако, несмотря на видимое сочувствие, Николай никогда не упускал случая приписать энергетику лишние часы простоев, выгораживая себя перед отцом. Дина тоже пользовалась мягкотелостью Димы, как и многие на полубандитской воровской «фанере».
Директорский сынок считал себя человеком самостоятельным, никому не обязанным. С отцом он зачастую был груб, огрызаясь и прямо в цехе посылая всесильного Хозяина, чем доводил присутствующих до полного ступора. Поэтому через несколько минут после начала семейной ссоры вокруг не оставалось ни единой живой души. Ведь если паны дерутся, то чубы трещат у холопов, у простых людей. И долго после таких разборок Директор ходил мрачный, раздавая оплеухи направо и налево.
Только мать Николая – заслуженный учитель республики – могла примирить сына с родителем. Как любой педагог, она была правильным человеком и не терпела людских пороков в любом виде. Женщина видела, как самые близкие ей люди – муж и сын – всё дальше уходят от тех идеалов, которые она всегда прививала своим ученикам. Видела и не могла этого терпеть. Неприятие закончилось тем, что Директор плюнул и ушёл к любовнице, оставив бывшей супруге коттедж и большую часть совместно нажитого имущества. Сын ему этого не простил.
8. А Диме становилось всё хуже. Жена это понимала, но вмешалась слишком поздно. Врачи поставили неутешительный диагноз, и стал Дмитрий пациентом Катиной психбольницы. Сильнодействующие препараты успокоили издёрганную душу начинающего алкоголика и сделали его безразличным ко всему на свете за исключением зелёного змия. Каждый сходит с ума по-своему, и данный вариант помешательства оказался не самым худшим. После курса интенсивной терапии ночные кошмары перестали мучить шизофреническую голову Димы, с логическим мышлением у него тоже было всё в порядке. Но теперь он часами сидел без движения, уставившись в одну точку. И это состояние глубокой депрессии было неподвластно ни уколам, ни даже гипнозу.
К тому же, находясь в больнице, мужчина узнал от «доброжелателей», что жена ему изменяет. Поэтому, не до конца избавившись от одного кошмара-раздражителя, он тут же переключился на другой. С помощью лекарств удалось заглушить и эту новую боль, но после возвращения домой она вернулась. Дмитрий прокручивал всплывавшие из глубин памяти картины: их встреча с Катей, свадьба, рождение детей, бессонные ночи с маленьким орущим комочком на руках, первые шаги, первое слово, слетевшее с губ ребёнка... Неужели всё это позволительно забыть, предать? Неужели всему этому можно изменить?
Голова вскипала от навязчивых сновидений и вздорных мыслей, слёзы наворачивались на глаза. Но Катя вела себя как обычно – спокойно, ровно, без эмоций, будто перед ней был не близкий человек, а обычный пациент психбольницы. И вот однажды, пытаясь вернуть утраченные чувства, Дима подошёл к ней, обнял за равнодушные плечи, хотел сказать что-то тёплое, важное, нужное, но вдруг перед его глазами зримо, во всех деталях возникла сцена её близости с любовником. Видение было настолько осязаемо-реальным, что Дмитрий вскрикнул и отшатнулся от супруги, будто от бездны. Этот кошмар преследовал его по ночам, и только новый курс лечения транквилизаторами принёс бедолаге долгожданный покой, избавив его вообще от каких бы то ни было мыслей и чувств…
Катя перешла на ставку старшей медсестры, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Работала только днём. С очередным любовником она продолжала встречаться в стенах больницы, пока начальство не запретило эти свидания. Но женщина была без ума от своего обожателя, сгорая в пламени запретной страсти и наслаждений. Поэтому новым местом их встреч стала квартира друзей, уехавших на север за длинным рублём.
9. Прошло полгода или около того, и Дима, более-менее придя в себя после болезни, явился пред ясные очи Директора «фанеры». Должность энергетика была занята, и ему предложили другую работу. Трудно было начинать всё сначала. Грохот работающих станков давил на психику, тяготила до боли знакомая обстановка, мастера по сложившейся традиции всеми правдами и неправдами пытались списать свои промахи на ремонтников. А незабвенный Хозяин со своими регулярными обходами по-прежнему внушал «Диметрию» мистический ужас. Подобно смертоносно-неуязвимому танку он всё так же неспешно следовал по цехам – неотвратимый, будто сама судьба.
В душе Димы снова проснулся первобытный страх. Но теперь он понимал, что боится не мастеров, не всесильного главного Самодура, а, скорее, своего видения всех этих людей. Разговаривая с кем-то из сослуживцев, мужчина невольно представлял себе звериный оскал этого человека, а перед глазами, стоило их только закрыть, вырастало из темноты хохочущее рыло Директора с окровавленной пастью и клыками саблезубого тигра. Поэтому, проработав всего две недели, несчастный снова «загремел» в психушку.
Катя, используя старые связи, оформила мужу инвалидность, и больше разговоров о поисках новой работы не было. Ведь в середине девяностых даже здоровый человек месяцами обивал пороги биржи труда, а уж больной – тем более. Подросшие дети учились в вузах областного центра, а их отец постепенно превращался в тихого алкоголика, регулярно увеличивая и без того значительные дозы успокоительного «лекарства». К супруге он охладел, впрочем, как и к иным особам женского пола. Она отвечала ему взаимностью.
Случилось так, что в самый разгар очередного романа Катя с любовником остались без пристанища – вернулись хозяева квартиры, в которой они встречались. И вот однажды вечером женщина привела своего друга домой. Дима спал, изрядно приняв на грудь. А одержимая страстью парочка, запершись в одной из комнат, занялась своими нечистоплотными утехами.
Так и повелось. Вернувшись с работы в день предстоящего свидания, жена выдавала Дмитрию необходимую дозу медицинского спирта с клофелином, иногда делала успокоительный укол. К назначенному часу муж засыпал сном праведника, а для его супруги наступала ночь запретной любви.
Но однажды под утро, пресытившись ласками и выпроводив до предела опустошённого любовника, Катя нашла в туалете остывающее тело своего благоверного. На его шее была затянута верёвочная петля, противоположный конец которой был прикреплён к водопроводному бачку. Он сидел на полу рядом с унитазом, и настолько велико было желание этого человека покинуть наш бренный мир, что сделал он своё дело, просто наклонившись всем телом в сторону. Предсмертной записки не было.
Когда ребята-электрики – бывшие подчинённые Димы – рыли ему могилу на городском кладбище, они, естественно, хорошо приняли на грудь, закусили и заспорили о том, что погубило столь умного, образованного, не старого ещё человека – водка, работа или жена? Мнения разделились, но, разливая самогон по стаканам, старший из них, татарин, философски заметил: – Кого уж тут можно винить? Видно, судьба такой!
10. Послесловие. Спустя несколько лет сын Хозяина разошёлся со своей молодой супругой. Детей у них не было, но отец Дины, несмотря на своё криминальное прошлое, занимал довольно высокое положение в области. Однажды вечером коттедж Директора, который незадолго до этого расплевался с женой, посетили братки из местной группировки. Хозяина привязали к стулу, расстегнули рубаху на груди, включили утюг и начали беседу:
– Ты, падла, кого задумал обмануть? Твой ублюдок с кем развёлся? Ты знаешь, кто её отец? Ах, знаешь! Тогда так: даю тебе неделю, и чтобы он на ней по-новой женился! Ах, не желает? Тогда бери её себе, но чтобы штамп в паспорте стоял! В общем, делай что хочешь, но чтоб она отцу больше не жаловалась! У тебя неделя! Всё! Время пошло! Так и случилось. Директор взял в жёны Дину, и жили они долго. Но вот счастливо ли? И вообще, могут ли быть счастливы такие люди?
Очень рад, что Вам нравится написанное мною, Александр! Только тяжело всё это. Как говорится, познания умножают скорбь. Поэтому многие предпочитают лёгкое чтение или вообще ничего не читают. Печально.
Да, надо, чтобы люди, особенно молодые, много читали. И опять же - вся надежда на школьную реформу и на нового министра образования Васильеву. Надо возвращать лучшие традиции советского образования.
На НАС надежда и наших детей, а не на ... министра :))))))) Возможно, мы коллеги. Я в этом "образовании" лет 30. Впрочем, без кавычек ... даже изначально это была школа при ВУЗе, потом мы превратили её в частный ВУЗ. Вполне благополучная и даже для "вундеркиндов". Вы работали в правоохр и дет.домах?
Полностью с Вами согласен, Александр. Один министр ничего не решает. Единственное - он может правильно подобрать и расставить кадры вверху. А внизу - в школах и вузах преподаватели и родители должны постараться вернуть то, что было утрачено за последние десятилетия. И конечно, двигаться дальше. Очень рад, что познакомился с Вами. Ведь Вы не понаслышке знакомы со всеми этими проблемами. Только частный вуз для избранных... Это, конечно, хорошо. И, думаю, непросто было его создать в нынешних условиях. Только надо распространять этот опыт на все школы и вузы. И самое главное - требовать финансирование сверху. Без этого ничего не будет. А я... нет, я инженер-электрик. Вы спросите, откуда я так хорошо знаком с проблемами, о которых пишу? Просто стараюсь разбираться досконально, прежде чем говорить о чём-то. Общаюсь со знающими людьми. И мне не безразлично, что мы оставим после себя на этой Земле. Для того и начал писать.
Я Ваш читатель
С уважением
Александр
Как тот Ваш номеронабиратель
Возможно, мы коллеги. Я в этом "образовании" лет 30. Впрочем, без кавычек ... даже изначально это была школа при ВУЗе, потом мы превратили её в частный ВУЗ. Вполне благополучная и даже для "вундеркиндов". Вы работали в правоохр и дет.домах?
Очень рад, что познакомился с Вами. Ведь Вы не понаслышке знакомы со всеми этими проблемами. Только частный вуз для избранных... Это, конечно, хорошо. И, думаю, непросто было его создать в нынешних условиях. Только надо распространять этот опыт на все школы и вузы. И самое главное - требовать финансирование сверху. Без этого ничего не будет.
А я... нет, я инженер-электрик. Вы спросите, откуда я так хорошо знаком с проблемами, о которых пишу? Просто стараюсь разбираться досконально, прежде чем говорить о чём-то. Общаюсь со знающими людьми. И мне не безразлично, что мы оставим после себя на этой Земле. Для того и начал писать.