Утром было зябко. Солнце словно примеривалось: нырнуть в кошму облачной заволоки или, распалившись, сушить набухшую землю.
Оскальзываясь на глине, Семён шёл на станцию. Дорога тянулась вдоль заборов дач. Хозяева этих участков улучшали «свой» кусок дороги, кто как мог: битым кирпичом, бетонной крошкой, щебнем и даже кусками дёрна. Перескакивая с колеи на колею, чертыхаясь от лезшей под ноги скользкой травки, Семёну приходилось поторапливаться. Если смотреть на часы часто, он знал это, то стрелки вели себя смирно. Но стоило задуматься — минутная «хулиганка» мигом прыгала на минут восемь-десять.
Начался асфальт, по которому ездили интенсивнее, чинили, хоть и бестолково, но настойчивей. Медленно распогаживалось.
Станционное село звалось уютно — Сергунишки; сама станция — Курловичи. Городок же Курловичи был от неё в восьми километрах, на новом шоссе. Объяснить это не мог никто. Случайные люди, заезжая не туда, потом долго блуждали, посланные словоохотливым сельчанином в какую-нибудь неожиданную сторону.
Семён быстро добрался до Сергунишек, начинавшихся меж двух косогоров. Блестели лужицы вдоль обочин, вёрткие ласточки тонко чертили крыльями влажный воздух. Слева паслись заляпанные навозом чёрно-белые коровы, лениво разбредаясь по травяному куполу, с несуразной ржавой цистерной-поилкой на вершине. Пахло сырым лугом, коровами и придорожными сорняками.
За переездом Семён свернул и ускорился до предела. Бежать по кусающимся сквозь подмётки острым камням рыжей насыпи, всё же не хотелось. Захрипел репродуктор, объявлявший прибытие электрички. Слов было не разобрать. Вот и перрон. По упоительно гладкому покрытию Семён припустил было бегом, но вдруг вспомнил, что в это время электричка стоит не две минуты, а целых девять!
Переводя дыхание, он догнал у здания вокзала бабулю, следующую точно на дверь. Бывают старушки, обладающие таким чувством скорости и траектории, что запросто, будучи весьма миниатюрными, парализуют движение в любом направлении. Это была именно такая старушка. Первым вскочить в дверь не удалось, пришлось ждать: сначала палка, затем нос, брови и, наконец, сама старушка. Перед кассой Семён всё же возник первым и выпалил: «До города и обратно, один!» Кассирша с многолетнею сноровкой мигом отсчитала сдачу, оторвала билетик и, как фокусник, выдала в лоток. Сзади приблизился цементный стук бабкиной палки и послышалось громкое: «Деточка! Здесь дедушка не оставлял удостоверение? А? Пенсионное! Он слепой, ничего не помнит! Может, выронил? А?»
Опаздывающие сквозь старушку нервно совали в окошко деньги; кассирша, буркнувшая, что ничего такого не видала, снова и снова показывала фокус со сдачей и билетиком. Понимая, что дедушка может уехать один, въедливая старушенция поспешила на посадку.
Семён, наслаждаясь секретной информацией времени отправления, стоял на перроне и не спешил в духоту электрички. И тут ему точнёхонько в затылок вонзилось: «Сынок! Помоги залезть, а? Ой, спасибо! Спасибо! Дай тебе бог здоровья! Нет, не палку! Палку я сама, ага! Спасибо! Спасибо!» Не дожидаясь десятого «спасибо», Семён, буквально на руках втащивший бабулю в тамбур, прошёл в соседний вагон, где было свободнее.
Устроившись, Семён приготовился скучать около часа. Спустя некоторое время, позади него, в соседней загородке, раздался уже знакомый голос. Притворного елея, правда, не было и в помине: «Посмотри здесь, я говорю! Что ты «смотрел»? Смотрел он! Знаю, как ты смотрел! Ну, вот здесь!» Старушкин голос настырно вовлекал в поиск проклятого документа весь вагон. Дедушки не было слышно, видимо, он был нем и живуч, как подорожник.
Поиск продолжался: «В кармане! В этом, я говорю! Смотрел?! В сумке ещё! Нашёл? Нет? Что за бестолочь!»
Все пассажиры уже отвлеклись от сканвордов, окон, телефонных разговоров, отыскивая взглядом источник раздражающего звука. Электричка останавливалась, весело впуская и выпуская людей, солнце, растопив облака, заглядывало то справа, то слева.
Недолгая пауза с подкравшейся дорожной дрёмой разлетелась вдребезги: «Что, нашлось?! А я говорила, что оно никуда не делось! Ну, слава Богу! Замучил уже всех своим удостоверением!»
Вагон облегчённо зашевелился, загомонил, многие заулыбались. Семён тоже было обрадовался, мечтая о спокойном окончании поездки, но не тут-то было! Бабкин тенорок буравил пространство, неумолимо и безжалостно сообщая всем вокруг, что вот так и пропадают, а потом и находятся шаловливые дедушкины документы, что такая мука с этим его склерозом, просто сил уже никаких нет, что, слава богу, есть она, единственное его спасение.
Наконец, и в самом деле слава Богу, всё осталось позади, электричка прибыла на свой обычный путь. Пассажиры спешили выйти, скамейки пустели, за окнами по перрону текла людская река. Старушка и её спутник молча приближались к тамбуру.
Поездка окончилась. Вокзальный воздух казался попросту спёртым. Начинался обычный день.